Пограничники Берии. «Зеленоголовых в плен не брать!» - Владимир Першанин

Их привычки бойцы уже знали. Вспоротые животы, изрубленные тесаками и топориками головы, лица, сплющенные ударами дубин. И густой запах тления, выжимающий тошноту. Кто сказал, что у смерти сладковатый дух? Она пахнет разложившейся гнилой плотью и невольно гнетет людей, напоминая, как просто уходят из жизни на войне.

Один из бойцов поскользнулся. Падая, пробил локтем нательную рубаху погибшего и расползающееся тело. Густая вонь ударила в лица. Красноармеец растерянно смотрел на гимнастерку, покрытую бурой слизью.

– Снимай быстрее, – приказал Грицевич. – Задушишь всех.

– Что же я, нагишом пойду?

– Сейчас не зима, потерпишь.

В ручье голый по пояс боец вымыл руки, затем принялись карабкаться на противоположный склон. Веревок с собой не оказалось, пришлось связывать поясные ремни и, поддерживая друг друга, лезть по скале.

В одном месте обломился куст, за который уцепился красноармеец. Человек невольно вскрикнул, но его сумел удержать напарник. Переводя дыхание, Мальцев выговаривал остальным:

– Здесь обрыв метров двадцать. Если кто сорвется, рот не открывать. Падать молча, иначе всю группу погубите… да и полк тоже.

Люди промолчали. А напряженный, взъерошенный снайпер Грицевич спросил:

– Что, уши заложило? Если подыхать, то без воя и криков. Ясно?

– Чего злишься?

– Дело веселое впереди. Можно и позубоскалить.

На обрыв забрались без потерь. Отлеживались, тяжело дышали и смотрели на бьющуюся среди камней речку. Тянуть время было нельзя. Поднялись и двинулись цепочкой в сторону моста. Во главе группы осторожно шагали двое саперов. Сержант приказал напарнику:

– Не приближайся. Держись метрах в пяти и двигайся по моим следам. Иначе взлетишь на воздух. Вон мины торчат.

Красноармеец не видел осевших бугорков на месте зарытых противопехоток, зато сильно нервничал. Следы двоились, здесь проходили и другие люди. Наверное, немцы.

– Не останавливайся, – поторопил его сержант. – Мои следы самые четкие, не ошибешься.

Но молодой сапер уже не различал, где кто прошел и, видимо, сделал шаг в сторону. Взрыв ударил коротко, без вспышки. Взметнулся фонтан земли, мелких камней. Помощник катался по земле, зажимая обрубок ступни.

– Мама… больно как… помоги!

Остальные застыли на месте. Сержант увидел болтавшийся на обмотке ботинок с торчавшей костью и приказал:

– Застынь на месте… не двигайся, пропадешь. Слышишь!

Приказ бывалого сапера прозвучал впустую. Не помня себя от боли и страха, парень, быстро перебирая локтями, полз к товарищам, которые непременно ему помогут.

– Замри, – уже в голос крикнул сержант-сапер.

Вторая мина рванула под локтем. Боец истекал кровью, дергался обрубок руки, огромная лужа крови быстро расплывалась возле обреченного человека.

– Теперь только вперед. Завалили дело, – обернулся Мальцев к сержанту.

– Надо обойти по камням. Заминирована лишь тропа.

– Точно?

– Точно не точно… на камнях хоть опасность увидим.

Возле моста уже слышались тревожные голоса. Вскоре показались человек восемь бандеровцев в черных мундирах с белыми отворотами. Один нес на плече ручной пулемет Дегтярева.

– Вот и приплыли. Взяли мост!

– Всем залечь. Василь, бери на мушку пулеметчика, – приказал Мальцев. – Огонь по команде.

– Их восемь и нас восемь, – бормотал Костя Орехов, пристраивая между камней самозарядку СВТ.

Бежавшие были украинцы. Из них еще до войны сформировали полки и батальоны, воевать они умели. Грицевич вел на мушке пулеметчика. Старший группы, опережая команду Мальцева, крикнул:

– Усим лягать!

Все восемь бандеровцев исчезли между камней и среди травы. Слаженность действий сразу показала, что они неплохо подготовлены. Пулеметчик дал пару-тройку пристрелочных очередей в том направлении, где залегла группа. Одновременно ударили сразу несколько винтовок. Плотный огонь не давал снайперу Грицевичу как следует прицелиться.

Пограничник из девятой заставы, вошедший в группу Мальцева, немного приподнял голову. Пули ударили в камень, высекли крошево осколков, хлестнули по голове. Зеленую фуражку мгновенно издырявило, отбросило в сторону. Пограничник, выпустив из рук винтовку, зажал ладонями лоб, по которому струйками стекала кровь.

– Живой? – придвинулся к нему Костя Орехов.

– По башке как железной плеткой хлестнуло. Один глаз что-то не видит.

– Кровью залило, – соврал Костя. – Сейчас перевяжу.

Трое оуновцев под прикрытием пулеметов сделали перебежку и сменили позицию. Следом еще двое. По ним стреляли, но пограничников прижимал к земле пулеметный огонь. Продолжали бегло стрелять винтовки. Старший из бандеровцев, в кепи с трезубцем, встал на одно колено и частыми автоматными очередями дал возможность своим людям приблизиться еще на десяток шагов. Инициатива быстро переходила к врагу.

Не зря так долго колебались командиры, прежде чем принять решение о штурме моста. Группе, которую возглавлял лейтенант Кондратьев, тоже не везло.

Сложным оказался спуск. Сорвался с уступа сапер и сломал ногу. Ему торопливо наложили шину и оставили в ущелье рядом с бьющейся о камни речкой.

– Заберем после, сейчас некогда.

Боец кивнул и сказал, что обязательно их дождется. Когда поднялись на другой край обрыва, услышали два приглушенных взрыва, затем началась стрельба. Кондратьев понял ситуацию и поторопил своих людей:

– Пока идет бой – атакуем. Готовить гранаты.

Но и атака с левого фланга не увенчалась успехом. Навстречу бежали несколько немецких солдат вперемешку с оуновцами. Обе группы открыли с ходу огонь. Ручной пулеметчик из отделения Кондратьева сумел свалить двоих. Охрана моста отступила и спрыгнула в заранее вырытые окопы. Кондратьев видел лишь один выход. Не останавливаясь, догнать врага и добить гранатами. Его группа насчитывала двенадцать человек, и шансы на успех были. Станковый МГ-34 стоял возле моста и пока молчал.

Бандеровцы после потери двоих человек дрогнули и вели беспорядочный огонь из мелких окопов, поднимая винтовки над головой. Саперы и пограничники бежали дружно, стреляя на ходу. Кто-то уже доставал гранаты.

Но ситуацию переломил пожилой фельдфебель, участник еще прошлой войны. Он поднялся из окопа и, прижав приклад к плечу, ударил прицельными очередями из автомата МП-40. Рядом с ним вел огонь из старого австрийского автомата «Штайер» его давний товарищ, торопливо меняя расстрелянные короткие магазины на двадцать патронов.

Кондратьев достал очередью из ППШ владельца австрийского автомата, но пуля пробила ему бок. От сильного удара, сломавшего ребро, перехватило дыхание. Лейтенант опустился на колени, продолжая стрелять. Он бы погиб, как погибли сразу двое или трое саперов, но Кондратьева повалил за плечи на землю его ординарец.

Фельдфебель пытался поднять бандеровцев в атаку, но не сумел. Несмотря на угрозы, они не рискнули броситься под пули. Обе группы залегли на расстоянии ста шагов друг от друга, обмениваясь винтовочными выстрелами и автоматными очередями. Ситуация на левом фланге тоже зашла в тупик.

Только немедленный и решительный штурм! Попытки захватить мост с флангов не увенчались успехом. Оставался единственный общепринятый в Красной Армии выход – выбить противника штыками.

Мало кого, в том числе капитана Зимина, волновали потери. Их не считали в войне с Финляндией, и не собирались считать на войне Отечественной.

Выкатили «сорокапятку» и выпустили оставшиеся четыре снаряда. Три из них были бронебойные болванки, не принесшие никакого эффекта. Огонь МГ-34 и легкого миномета разметал расчет, а затем обрушился на людей, бросившихся к узкому мосту.

С двух сторон этот обреченный штурм поддерживали «максимы», но МГ-34 прятался в укрытии, а пустые ленты и раскалившиеся стволы меняли быстро и умело. В течение считаных минут возле бревенчатого моста легли десятки мертвых и тяжело раненных бойцов.

Липовые разведчики метались, заползая в щели. Старший политрук Усанов, забыв свой партийный долг, нашел нору между камнями и заполз в нее, прикрыв зад планшетом. Там было много бумаг: политдонесения, протоколы с героическими призывами, вырезки из газет о подвигах бойцов Красной Армии.

Плотная кожа планшета и кипа ненужной бумаги могли прикрыть от пуль и осколков задницу Усанова, не пролезающую в щель.

Все остальные: пехотинцы, пограничники, саперы и прочие бойцы, шедшие на острие атаки, выполнили свой долг честно. Они бежали пока могли, ощетинившись штыками, но безжалостный огонь сметал их, убивал, калечил. Очень немногие, огрызаясь выстрелами, сумели добежать до укрытий.

Капитан Зимин, обозленный неудачей, посылал автоматные очереди поверх голов, пытаясь поднять уцелевших бойцов в атаку. Большинство людей этих выстрелов не слышали, они были мертвы. Теряя выдержку, Зимин отбросил опустевший автомат и встал в рост с пистолетом в руке, намереваясь лично продолжить обреченную атаку.