Незваный гость - Коростышевская Татьяна Георгиевна

И размашистая завитушечная подпись.

Итак, Григорий Ильич дает мне карт-бланш на личные сыскные мероприятия, не утруждает советами и снабжает даже помощником, демонстрируя лестное доверие. Придется его оправдать. Хороший он мужик и приставом станет превосходным. Деловитый, аккуратный, «жужу» вон даже мою с пола подобрал и вернул. И сохранностью саквояжа озаботился.

Вернувшись в гостиную, я села к накрытому столу.

— Давайте завтракать, служивые.

Федор приглашению последовал с опаской, Мишка же, не чинясь, плюхнулся напротив.

— Ярмарка же нынче начинается, я Федору уже все обсказал, он с нами неклюда искать пойдет.

Сдобрив творог ложкой сметаны, я принялась есть. Пацан оживленно болтал, я исподволь поглядывала на приказного возницу. Обычный мужик под сорок, эталонный такой берендиец, сероглазый, русоволосый, нос уточкой, подбородка, разумеется не видно, потому что борода. Ну, то есть в нашем случае, довольно густая и неопрятная щетина.

— Давно в приказе служишь? — спросила я.

— Так с травеня.

— А раньше где проживал?

— Новоградские мы, — отвечал Федор обстоятельно, — артельщики бывшие по пеньковому делу. Артель того, по миру пошла, вот мы в Крыжовень и перебрались.

— С артелью?

— Почему? — испугался мужик. — Сам я, один.

— Понятно, — произнесла я шефово паразитное слово противным шефовым голосом.

— Что понятно?

— Что врешь.

— Вот вам крест.

— Не святотатствовать! — прикрикнула я, погрозила ложкой. — Шрамы на боку тебе конопля оставила? На пеньку отмачиваться не захотела? Прямо шрапнелью в бочину — ба-бах!

— Собака подрала? — предложил Федор неуверенно. — Вот такенная зверюга, чистый волк.

— Не похоже, — сообщила я с оттенком печального сочувствия. — Боевые у тебя шрамы, человече, и борода свежая, ты толком даже не разобрался, как ее запускать. Потому что брился до этого регулярно по-военному. Это я сейчас даже армейскую твою склонность все по ниточке раскладывать в расчет не беру.

Федор потупился.

— Пристав Степан Фомич не велел нам про службу военную откровенничать, когда в приказ брал. Отставные мы лейб-гренадирского полка Новоградской дивизии.

— Вот и славно, — вернулась я к трапезе. — Не терплю, когда за дуру держат. Да ты, Федор, ешь, не стесняйся, нам за неклюдом, может, до следующего утра гоняться.

Мишка переводил восторженный взгляд с меня на своего однофамильца, будто не силах решить, кто из нас двоих более восхитителен, барышня-сыскарка или солдат отставной.

Федор будет нам очень кстати. В имперских войсках гренадиры используются для штурма вражеских укреплений и служат там парни физически крепкие и сметливые, в противном случае служат они недолго и до сорока Федоровых лет не доживают.

— Значит, так… — прятала я в муфту револьвер через час после завтрака и убеждалась в наличии в кармашке шубы чародейских очков. — Мишка, не высовываться, пальцами в объект не тыкать. Ведешь Костыля под ручку, пока он на нужного неклюда не укажет.

Федор тоже почтительно внимал инструктажу, он успел уже запрячь лошадку (то, что с ночи он ее успел не только распрячь, но и определить в сарай к соседям через улицу, вообще стало для меня приятным сюрпризом, толковый мужик, чего уж там) и теперь ждал нас в сенях, распахнув тулуп.

— Костыль неклюда показал, ты помечаешь объект и уходишь.

— Чем помечаю?

— Вот, — передала я пузырек. — Бриллиантовая зелень, краска заграничная, нив жизнь не отмоется. Брызгани ему… Не открывай! Там пимиочка на пробке специальная. Не здесь! Во дворе тренируйся! Говорю же, не отмывается оно.

Бесславно прервав инструктаж, я еще несколько минут Любовалась сугробами в нарядных зеленых разводах.

Погрузились в сани. Утро было уже в разгаре, рыночная площадь наполнялась многолюдным гомоном. Любит наш народ ярмарки и прочие увеселения, ни минуты праздника упускать не желает. Мишка, обряженный привычно девицею, спрыгнул у балаганной карусели, убежал за товарищем.

— Вашбродь, — спросил меня Федор, — пометит парень нужного неклюда, дальше-то что?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Мы с тобой меченого в укромное местечко заведем и произведем арестование.

— За что?

— Неправильный вопрос. Не за что, а для чего. Для последующего допроса. Право такое нам законом дадено, отвезем в приказ, запрем в камере и… Ну там я и без тебя справлюсь. Ты мне лучше вот что скажи: в тот день, когда труп Блохина обнаружили, сам ты где находился?

— Не могу… — начал свое «не могу знать» отставной гренадир, но замолк, не договорив. — Так я ведь Давилова с парнем к проклятой усадьбе повез, ну и покойника, стало быть, с ними после.

— Погоди… — Я даже на облучок пересела для удобства беседы. — Мне другое рассказывали. Прибежал в присутствие мужик в тулупе.

— Тулуп помню, — кивнул Федор. — И лошадку его тоже, основательный такой арлеец-трехлетка.

— Рысак в санной упряжке?

— Не было такого, даже вообразить невозможно. Мужик в тулупе верхом прискакал. Я еще подумал: откудова, интересно знать, неклюды эдакого трехлетку умыкнули?

Неклюд? Не крестьянин? А как же тулуп? Это-то при чем? Тулуп кто угодно носить может, самая удобная по зимнему времени одежда.

Федор меж тем продолжал:

— Кинул мне поводья у привязи, глаза пучит, спрашивает: «Начальство твое, служивый, где?» Я только ответить, что не могу знать, собрался, а он перекрестился и к крыльцу пошел.

— А дальше?

— Через немного времени выбежали из приказа уже втроем, Давилов велел мне сани запрягать, а парню, Старунов который, лопаты из сарая прихватить.

— Неклюд с вами поехал?

— Да, но верхом на своем арлейце. Приехали, Давилов сразу к приставу бросился, парень рыдает, на коленях ползает, я подсобил покойника в сани грузить, неклюд тоже помогал.

— А веревку кто резал?

— Которую? А, висельную. Не могу знать, неклюд, наверное, перед тем как на помощь скакать.

— То есть Блохина вы не на суку обнаружили?

— Под деревом лежал, холодный уже совсем.

— Рядом никого не было, никаких подвод либо саней крестьянских? Никаких мужиков?

Федор отрицательно дернул головой.

— Один Степан Фомич нас дожидался.

Перфектно. Версия событий приказного извозчика с вариантом юного письмоводителя вовсе не совпадала.

— Дальше что?

— Обратно поехали.

— В приказ?

— Почему в приказ? Обратно в Крыжовень, то бишь на погост.

«Что?! — мысленно возопила я. — Они даже не оставили тело в мертвецкой? Даже не осмотрели?» Возопила мысленно, уточнив вслух:

— На городское кладбище?

— Тоже не совсем. Неклюд что-то там про освященную землю бормотал, а Давилов сказал: «Самогубцев за оградой хоронят». Ну и зарыли.

— В смысле?

— Чего в смысле, лопаты-то при нас были, по очереди яму копали чуть не до рассвета.

— А как же… — Я пошевелила в воздухе пальцами. — Как же положенные всякие атрибуты? Гроб, например.

— Домовина? Домовина была, мы ее во дворе погостном у сторожа выменяли на бутылку водки.

«Охохонюшки, дело-то начинает версии Волкова соответствовать. Как собаку зарыли, чтоб все концы в воду. Кстати, а концы-то эти что собой представляют?»

— И тебя ничего в этом спешном захоронении не удивило?

— Никак нет. Начальство… то есть Давилов, он ведь в отсутствие Степана Фомича главным стал, велел обо всем помалкивать, что-де господин пристав позора не вынес, руки на себя наложил, а мы, приказные, имени его позорить не должны. Потому что все по роду своей службы братья названые… и сестры, — включил меня Федор в семейный круг приказных.

Беседу пришлось сворачивать, Мишка уже тащил к саням хромающего на костылях оборванного мальчишку.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Это Костыль, Костик то есть, — представил он спутника.

— Евангелина Романовна, — подмигнул черным глазом калека, — Ржавый много хорошего про вас говорил.

— Про репортерские расследования, — уточнил Михаил. — А это Федор Степанов, Евангелиночки Романовны жених… Да не пялься ты так! Не он! Федора наш жених для охраны и транспорта приставил.