Фанат Казановы - Дарья Калинина

   Жадная сволочь!

   Тем не менее говорил профессор про Синтию исключительно хорошие вещи. Бывают такие люди, вроде бы все правильно и гладко в их словах, а послушаешь, и на душе гадко делается. И до ужаса хочется забраться в душ под горячую воду, чтобы смыть с себя ощущение чего-то грязного и липкого.

   Пока профессор вещал, он несколько раз особенно подчеркнул, что особо близко с Синтией знаком не был. Понять его было несложно. Не царское это дело – с холопками да батрачками общаться. На это секретарь имеется. И все же подругам показалось, что профессор если не боится, то однозначно что-то скрывает. Слишком уж тщательно продумывал он каждый свой ответ. И не скрывал своего желания побыстрей отделаться от подруг.

   Возможно, что он действительно был страшно занят, как и говорил. Но возможно...

   – Старый хрен что-то утаивает!

   – Хоть режьте, хоть убейте, а Кира права!

   – Этот нам ничего не скажет.

   – Хитрый гад!

   И подруги отправились к тому секретарю, про которого говорил профессор. Хрен редьки не слаще! Словно неудачно отлитая копия профессора, причем женского рода! Старая сухопарая мегера оскалила на подруг редкие желтые зубы и заунывно принялась вещать, как мало она знала Синтию, и как жаль, что смерть унесла девушку, с которой они толком и не успели познакомиться и понять, что она за человек.

   С этот противной тетенькой подруги промучились дольше, чем с профессором. Почти полчаса. Но и за полчаса они ничего не выведали. Хоть плачь.

   – Уверена, что они могли бы нам многое рассказать про Синтию.

   – Но не скажут.

   – Нет, не скажут.

   Разговор проходил в столовой Академии, куда подруги зашли, чтобы заесть свое разочарование. Заедать им пришлось невкусными сырниками с сомнительной сметано-сливочной подливкой. И гуляшом с макаронами, которые хранились на складе явно еще с советских времен.

   Старшее поколение еще помнит времена, когда на прилавках магазинов были только такие огромные, толстые серые макароны в невзрачных картонных коробках. Внутри каждой из макаронин было круглое отверстие. И когда эти макароны разваривались, их запросто можно было использовать в качестве резиновой кишки для клизмы.

   Вот именно эти макароны и подавали в столовой. Сколько им могло быть лет, даже подумать страшно. Гуляш тоже был не восторг, он почти целиком состоял из жил или жира. Сырники были сделаны из самого дешевого и невкусного творога, сухие крупинки хрустели на зубах даже после тепловой обработки.

   – Экономия во всем, – заметила Кира.

   – Но цены тут далеко не экономичные, – произнесла в ответ Леся. – За такие деньги в другом месте я вместо этих ужасных блюд я могла бы получить уху из осетрины.

   Внезапно возле столика подруг раздался женский голос.

   – Простите, это вы спрашивали про Синтию?

   Говорившей было лет тридцать с хвостиком. Она была высокой, со спортивной фигурой и открытым дружелюбным лицом. Сейчас на этом лице играла смущенная улыбка, делающая женщину еще более привлекательной.

   – Да. Мы. А что?

   – Я ее хорошо знала.

   И не дожидаясь приглашения, женщина подсела к подругам.

   – Старый сморчок не дал вам на похороны ни копейки? – сочувственно спросила она у подруг. – Верно?

   – Да. Но мы...

   Подруги хотели сказать, что они и не просили. Но женщина перебила:

   – Сморчок – жуткий скряга! Гарпагон по сравнению с ним просто шикующий богач, не отказывающий себе ни в чем. Видите, чем тут кормят?

   – Да. Ужасно.

   – Ужасно – не то слово! Стыдно! Мерзко! Похабно! А ведь он берет со студентов за обучение немалые деньги. Но экономит при этом буквально на всем! Поверите ли, в туалетах нет бумаги. Она хранится у ответственного по этажу. И если кому-то из ребят или педагогов нужно ею воспользоваться, то он должен сначала найти этого ответственного, а потом объяснить ему, для каких нужд понадобилась ему бумага. И только потом получить строго отмерянный кусочек с записью в соответствующую строку журнала учета.

   – Вы шутите? – прыснули со смеху подруги.

   – Если бы! – тоскливо произнесла женщина. – Вот вы смеетесь, а нам не до шуток. Вообще-то я давно хотела отсюда уйти. Но произошедшее с Синтией стало последней каплей! Больше я тут ни минуты не задержусь. Передам вам деньги, которые мы собрали для бабушки Синтии. И все! Уйду! Я уже и заявление написала.

   И женщина хлопнула себя по внушительной торбе, которая висела у нее на боку. Одновременно она другой рукой вытащила из нагрудного кармана серый конверт и положила его на стол.

   – Тут не так много. Зарплаты у нас грошовые. Но поверьте, сколько бы тут ни набралось, каждый дал от чистого сердца. Синтию мы все любили. И нам очень-очень жаль, что так вышло.

   Кира не удержалась и заглянула в конверт. Не так уж много? Скорей, не так уж мало!

   – Мы все скинулись, – повторила женщина, которая представилась подругам Лидой.

   – Выходит, вы все тут хорошо знали Синтию? – спросила у нее Кира. – А то знаете, ваш Кузнецов сказал...

   – Слушайте вы его больше! – сердито воскликнула девушка. – Он все врет! Задницу свою профессорскую оберегает! Ведь если пойдет слушок, что его книжки вовсе не его, то разразится скандал! Профессор на каждой конференции талдычит, какой он великий творец. А на самом деле он бездарь! Все его силы уходят на интриги! Окопался тут словно в норе. Все руководящие посты занимают или единомышленники, которых он прикармливает, либо родня. Секретаря нашего видели?

   – Имели несчастье познакомиться.

   – Его сестра!

   Ах, вот чем объяснялось их сходство. Не удивительно, что тетка так выгораживала братца-профессора.

   – На самом деле профессор наш выкачивал из Синтии мозги! Платил ей копейки, а сам получает за ее книги сотни тысяч. И не рублей, а долларов!

   – Серьезно?

   – А как вы думали? Книги-то Синтии миллионными тиражами расходятся. И идут нарасхват. Вот народ! Сначала жрут без меры! А потом похудеть стремятся! А я вам скажу, что все эти диеты и упражнения – просто игра.

   – Игра?

   – Ну да, игра. Обычная детская игра, которая может заставить взрослых тетенек не кушать или кушать меньше и много двигаться. Но ведь этого можно достичь и просто так. Одной лишь силой воли.

   – Как же это?

   – Да так! Сказать себе: не буду есть после шести часов вечера. И не есть! Сказать себе: не буду есть сладкое и мучное. И не есть! Сказать себе: буду бегать по утрам и схожу запишусь на курс электростимуляции, чтобы растрясти залежавшийся на боках жирок. И делать это!

   – И что? Поможет?

   – И килограммы растают, само собой! Только большинство людей слишком любит себя побаловать вкусненьким. Держать себя в ежовых рукавицах – непросто. Куда легче пойти на самообман.

   – Как это?

   – Ну, например, сначала съесть тарелку низкокалорийной цветной капусты и кусочек вареной куриной грудки. А потом сказать, я была молодец, весь день сидела на диете, несколько печенюшек дела не испортят. Нужно себя вознаградить за хорошее поведение! А одна шоколадная конфетка тоже роли не сыграет. Ну, а бутербродик с колбаской – это же и вообще ерунда! Хлеб-то я возьму ржаной из муки грубого помола. От такого бутерброда одна только польза пищеварению. Съем и живо похудею.

   – А что, не так?

   – Все не так! Никаких перекусонов! Только если уж совсем падаете в обморок от голода, то можно пожевать яблоко или несладкую грушу.

   – Но я знаю людей, которые не едят, а все равно полнеют!

   – Чушь! Один день не едят, второй и третий нажираются от пуза!

   – Нет!

   – Да! И могу привести пример. Может быть, это и жестоко, но когда показывают кадры фашистских хроник, Освенцим или другие лагеря, так среди заключенных ни одного жирного или просто упитанного человека не увидите. А ведь среди заключенных были и больные люди, на воле страдающие ожирением. Но фашисты умели сажать людей на диету. Все у них худели как миленькие!

   На лице Лиды сверкнула торжествующая мрачноватая усмешка! И чтобы отвлечь Лиду от ее кровавых мыслей (вот до чего человека довела борьба с чужим лишним весом), Кира произнесла:

   – А что Синтия говорила по поводу произвола профессора?

   – Говорила, он ее грабил?

   – Ничего не говорила. Она ведь сама дала согласие на такое сотрудничество.

   – Почему?

   – У профессора связи, имя, авторитет. Книги под его именем и прежде раскупались неплохо. Он вроде бы еще одолжение сделал Синтии, когда соглашался опубликовать ее рукопись под своим именем. Ну а Синтия сначала и сама не ожидала от своих книг такого успеха. А когда поняла, что попала в кабалу к профессору, было уже поздно.

   – Но она могла бы заявить о своем авторстве!

   – Ну, а профессор бы сказал, что она врет. И кому бы поверили? Ей – никому не известной, или ему – маститому ученому?