Коло Жизни. Середина. Том 1 - Елена Асеева

Перший, теперь всяк раз когда мальчик произносил это имя, Крушец чуть слышно отзывался словами Вежды: «Я ведь подле… обок тебя… Всегда! всегда, мой любезный, бесценный, милый малецык… мой Крушец».

Крушец, Яробор Живко весьма четко запомнил не только бархатистый баритон по-любовно шепчущий те слова, но и само имя лучицы… Имя, которое ему было также близко, родственно, как и само величание Бога Першего. Порой юноше казалось, что он… он и есть тот самый Крушец, которого так нежно умиротворял голос Бога… несомненно, Бога. Оттого, по-видимому, и отзывалось это имя легкой волной трепета во всем теле юноши.

Глава девятнадцатая

— Яробор Живко! — отвлек от мыслей парня чей-то окрик.

Юноша резко повернул влево голову и узрел возле одной из белых юрт небольшой прямоугольный навес. Крытый сверху широкими ветвями лиственницы и кедра, поддерживаемый мощными деревянными стволами, где на приподнятом над землей возвышении, устланном одеялами да жесткими подушками, сидело и полулежало человек шесть мужей, средь которых находились Тамир-агы и Волег Колояр.

— Иди сюда Яробор Живко, — мягко позвал юношу осударь и приветственно махнул рукой.

Парень неспешно развернулся и с интересом оглядел уставившихся на него воинов, да медленной поступью направился к осударю, оно как тот, узрев его нерешительность, расплылся широкой улыбкой и сызнова взмахнул рукой, подзывая к себе. Яробор Живко шел неторопливо, ибо казалось под пытливыми взглядами мужей его ноги, слегка растеряв силы, стали непослушно-вялыми и изредка точно цеплялись носками канышей за тонкие побеги травы, оную лесики кликали леторасль. Не то, чтобы он испугался этих взглядов или самих людей, просто юноше было присуще волнение как таковое. А вместе с тем волнением на его плоть почасту нападала слабость, словно в такие моменты Яробор Живко становился отколотым от собственного тела, жаждая одного… Одного, взметнув крылами вырваться из удерживающих его оков и направиться в лазурь неба.

Наверно, тот не уверенный шаг приметил, как Волег Колояр, так и иные мужи, а потому тревожно переглянулись меж собой, и сызнова уставились на парня, очевидно, не в силах побороть в себе желание смотреть на чудное сияние, что окутывало голову мальчика. И в лучах поднявшегося солнца раскидавшего во все стороны долгие смагло-прозрачные полосы.

— Присаживайся к нам Яробор Живко, — первым прервал это задумчиво-наблюдательное отишье Волег Колояр, и малеша двинувшись в бок, освободил подле себя место для юноши.

Яробор уже подступив в навесу, неуверенно поднялся на его возвышение, поколь так полностью, и, не обретя собственное тело и посему, абы не ощущать волнение днесь проявившееся резкими ударами сердца в груди, опустился подле осударя. И тотчас воззрился на стоявший пред ним и единожды посередь навеса низкий, круглый стол на котором находились пузатые медные чайники, пиалы. Тамир-агы расположившийся слева от воссевшего юноши, колготно сунул под его спину жесткую подушку и тревожно глянул на запекшуюся полоску крови на лбу. Шаман густо смочил слюной приткнутые к устам перста, и принялся оттирать юшку со лба мальчика, при том довольно-таки мощно покачивая все его напряженно-замершее тело.

— Гиде таку рану получила? — озвучил свое поцыкивание и мотыляние головой старик. — Ах, шиша така… када успела тока.

— Э… Тамир-агы, — вклинился в те ворчливые причитания Волег Колояр и недовольно оттолкнул руку шамана от головы парня, узрев неприкрытую досаду на лице последнего. — Ты таким лечением, еще внесешь каку пакость в кровь нашего мальчика и он перестанет так дивно сиять.

— И кито тады наша осянит путя, — закончил за осударя сидящий слева от него невысокий муж, явно по желтоватому цвету кожи, черным, жгучим глазам и черным коротким волосам, с гладким, точно обритым, отвесно скошенным подбородком, также как и Тамир-агы представитель кыызского народа.

— Не знаю, как насчет осянит Надмит-агы, — глухо отозвался тот, каковой восседал супротив юноши и зрелся не менее мощным, рослым, чем осударь мужем. — Но вот то, что мальчик, как и сказывал нам наш осударь, тамаша… эвонто я соглашусь.

У этого мужа, как у Волега Колояра были долгие усы, дотягивающиеся до груди, да в тон им рыжий чуб, торчащий на оголенной голове. Явно бритым казался подбородок, а глаза пыхали густой коричневой радужки, будучи крупными и несколько миндалевидной формы. Он внезапно резко дернул правым плечом и длинный узкий рукав его короткого до колена красного бархатного кафтана стремительно трепыхнулся вправо…влево… таким образом, словно там начиная от локтевого сгиба вниз и вовсе не имелось руки.

Яробор Живко торопливо перевел взор на покачивающийся рукав и к своему ужасу и впрямь не узрел положенной части руки: ни запястья, ни кисти, ни перст. Видимым смотрелось всего-навсе плечо, начиная от плечевого сгиба вплоть до локтя, ибо в том месте ткань плотно охватывала руку, а ниже локтя рукав воочию был сдавлен. Юноша какое-то время неотступно глазел на покачивающийся рукав, засим перевел взгляд и осмотрел сидящих под навесом, как он посчитал семерых мужчин. Еще двое из них, не считая Тамир-агы и Надмит-агы, были кыызы. С характерными признаками своей расы, своего народа, с желтоватой кожей, широкими, уплощенными лицами, короткими прямыми черными волосами, и черными глазами. Кроме Тамир-агы все они были достаточно молодыми людьми. И все… не только кыызы, но и влекосилы несли в своих лицах, и, несомненно, на телах, не только одухотворенную напряженность, но и явственно оставленные войной шрамы, судя по всему, большей частью от колющего оружия. Поэтому не только у Надмит-агы имелся широкий рубец, зачинающийся от переносицы и проходящий по носу и правой щеке так, что правый глаз его слегка сместившись в сторону, смотрел несколько наискосок. Но и лица двух других кыызов, и еще одного влекосила, сидящего подле безрукого, были купно украшены шрамами, право молвить более мелкими, зато многажды частыми. И наподобие сети водных ручейков заполнивших оземь, на коже неких из мужей шрамы зримо выпирали красными рубцами аль вспять просматривались только белыми полосами.

— Познакомься Яробор Живко, — зычно сказал своим грудным, насыщенным голосом Волег Колояр. — Это, — и он указал на сидящего напротив них безрукого мужа. — Мой друг и войвода Бойдан Варяжко, подле него некогда осударь Елабугского ханства Зверополк Гнездило, — указывая на восседающего обок с войводой, не менее крупного мужа, с не густыми, однако длинными ковыльными усами, да вельми жалким чубом, точно лишь недавно отросшим. — Наш дорогой войвода Бойдан Варяжко отбиваючи нас, меня значит и Зверополка Гнездило, — пояснил Волег Колояр. — От истязаний и казни вишь руку правую до локтя в том бою сгубил.

— Эвонто… Важно, что вас не сгубил, — басисто заметил войвода и по теплому глянул на мальчика.

— Да, — голос Волега Колояра легохонько дрогнул, понеже в том колыхании явственно пронеслась благодарность посланная другу. — Подле нашего войводы с иной стороны сидит Гансухэ-агы, он некогда правил осторонь моих земель в Кизел-ханстве.

И на юношу немедля посмотрел, видимо, самый молодой здесь годами кыыз. Лицо которого было вроде многажды смуглее иных, однако не той положенной их народу желтоватостью, а чем-то напоминающей смуглость кожи Яробора Живко. Да и черты его казались, более четко выделены на слегка каплеобразном лице. Волег Колояр меж тем продолжал представлять людей:

— Подле меня Надмит-агы, правитель бывшего Суксун-ханства, — теперь он указал на последнего кыыза поместившегося несколько диагонально ему, рядом со Зверополк Гнездилой. — Еши-агы, это хан только недавно павшего Сибай-ханства. Так, что мой мальчик, ты как вишь находишься меж людей некогда одаренных Богами властью и землями, а ноне. — Волег Колояр резко смолк, черты его лица купно заколыхались… затрепетали под белой кожей тонкие жилки, мышцы… заходили ходором желваки, и он, понизив голос туго додышал, — а ноне мы так бездомные собаки. Уже не волки, не медведи… лишь собаки.

Яробор Живко медленно повернул голову, и, глянув на осударя, внезапно для себя, ощутил его боль. Такую острую, наполненную переживаниями и собственной беспомощностью, когда верно лучше смерти… смерти и не остается более ничего. И от той посланной или просто плывущей среди этих людей печали, надрывисто содрогнулся всем телом. Гулкая та боль отозвалась во всей его плоти, надавила на сам мозг и одновременно откликнулась в каждой клеточке его естества.

— Да, — чуть слышно произнес Зверополк Гнездило и его зеленые глаза, яростно сверкнули. Он резво потряс могучей головой, посему почудилось сие медведь жаждал прогнать напавших на него мошек. — Думаю не долго, нам оставаться собаками, как ты выразился Волег Колояр. И к следующей весне, как нами дотоль и намечалось, объединенными остатками наших сил вдарим…