Коло Жизни. Середина. Том 1 - Елена Асеева

— Что? — вельми тихо вопросил Яробор Живко, страшась, чем вспугнуть малое создание, доверительно спустившееся к нему. — Тебе тоже не спится? А чего так? Что-то тревожит? Разве тебя может, что-то тревожить… томить… мучить? Нет, ты свободна от любви к своим Творцам, похоже, и имен их не ведаешь. Оттого и не мучаешь себя думами, не изводишь. Живешь. Ты, просто живешь, так как повелел тебе Бог… Небо? — еще тише, теперь уже прошептав, поспрашал он. Юноша слегка развернул ящерку и всмотрелся в ее глаза, не имеющие зрачка, где голубизной поражали радужки, овальной формы, опоясанные бело-прозрачной склерой. — Нет, ни не Небо, а Перший, да? Уверен, ты создание Бога Першего… Першего, моего Отца… Отца… Уж так я его люблю… так… Уж все бы отдал, чтоб его узреть, хотя бы коснуться… Коснуться его темной кожи, подсвеченной изнутри золотым сиянием, — шибутно проронил мальчик, то повышая голос до протяжного окрика, то сызнова понижая, судя по всему, начиная плохо собой владеть. Он вдруг громко хлюпнул носом и смолк. И незамедлительно ящерка опустила вниз головку и провела своей округлой мордочкой по коже его руки, тем, очевидно, передавая ему свою поддержку иль успокаивая… внушая мысль об умиротворение с тем, чтобы обрести как таковое понимание самого человеческого бытия.

Одначе днесь узрев явственную теплоту, проявленную к нему живым созданием, Яробор Живко враз утишился и прерывисто выдохнув, добавил:

— Ты вроде меня понимаешь… Может правы лесики считая, что в зверях также обитает живой дух естества.

Ящерка внезапно резко вздела голову и пронзительно зыркнула на мальчика так, что ему показалось, в ее очах промелькнуло несогласие.

— С кем ты тут толкуешь? — нежданно прозвучал позади парня голос.

Юноша тягостно вздрогнул от той внезапности и оглянулся, узрев в одиноком желто-белом луче луны совсем рядом Айсулу. Девушка, подойдя бесшумно, как она почасту делала, остановилась в нескольких шагах от него и замерла. Они уже давно меж собой примирились, понеже Яробор Живко не был злопамятным, вспять отличаясь мягкостью и способностью вельми скоро забывать о всяких неприятных в отношении себя моментах. Еще и потому, как Айсулу явственно к нему благоволившая не преминула попросить прощение. После той потасовки меж молодыми людьми установились трепетные отношения, вернее будет сказать, дружеские. Именно по-дружески относился к девушке юноша, точно и не ощущающий взросления собственной плоти и поколь, несмотря на особое участие Айсулу, не примечающий в ней чего-то особенного, что могло задеть его мужское начало. Однако иначе обстояло дело с дщершей Волега Колояра, коя вне сомнений проявляла полюбовный трепет к юноше. Меж молодыми возникли вельми доверительные отношения и Яробор Живко, наконец, узнал, почему Айсулу столь гневливо реагировала на упоминание о нурманнах и латниках.

Оказывается ее мать, сестра Волега Колояра, была супругой хана Учжуйского ханства. Правда она умерла вельми рано, когда Айсулу едва минуло три года, и отец женился вновь. И егшише, мачеха Айсулу, смогла заменить девочке мать. К тому времени, когда латники осадили центральный град ханства Беловод, у Волега Колояра из родни осталась одна Айсулу, абы четыре его сына уже пали в тех войнах. Долгое время ашерские латники и ополчение нурманн не могли взять град, и тогда они пошли на хитрость, напав и уничтожив и вовсе маханькое Учжуйское ханство. Уничтожив при том штурме отца Айсулу, ближайших его людей… Истребив и самих кыызов, испалив в кострах их жилища… не только грады, но и малые поселения…Искоренив и всю семью Айсулу… егшише… младших братьев и сестер. Ашерским латникам живой была нужна одна Айсулу. Схваченная, избитая и, как унижение для кыызок, обритая наголо, она предстала, пред вратами града Беловод. Ей была сохранена жизнь только благодаря Волегу Колояру, каковой за ее свободу заплатил собственным пленением.

Тамир-агы, как поведала тогда мешающая слова и слезы девушка, был отцом ее егшише, мачехи. И всегда любил ее как родную. Он, после того, как Волег Колояр обменял свою свободу на ее, увез Айсулу в один из повстанческих отрядов Надмит-агы… И лишь погодя, когда войвода Бойдан Варяжко вместе с ратниками Гансухэ-агы отбил Волега Колояра и Зверополка Гнездило от казни, разрозненные отряды встретились у границ Беловодского ханства и ушли в горы.

Днесь сдержавшая свою поступь, замершая недалече, Айсулу изумленно оглядывала этого столь странного юношу, к которому чувствовала такую теплоту, нежность, точно стараясь подарить ему все то, что дотоль посылала своим многочисленным сродникам: отцу, егшише, братьям, сестрам.

Зеленая ящерка, нежданно резво мотнув своим долгим хвостиком, единым махом соскочила с руки Яробора Живко, и, юркнув в густоту темных трав, в доли секунд скрылась из глаз. А мгновение спустя подле камня сызнова застрекотал сверчок, и точно вторя ему, с ветвей дерева росшего позади камня, отозвалась сова, прокричав свое пронзительное кью…винх.

— Толковал с ящеркой, — как ни в чем не бывало, отозвался Яробор Живко, легохонько двинувшись в сторону, и уступая уже нагретое место обок себя на камне да приглашая тем движением присесть девушку.

— С ящеркой? — переспросила Айсулу, и в ее голосе не слышалось насмешки всего-навсе теплота и забота.

Юница неспешно обошла камень справа, и, опустившись на него, подле парня, ласково взглянула в его очи, оные оказались как раз напротив ее. И единожды из водянисто-голубых глаз Айсулу в сторону Яробора Живко порывистым дуновением полыхнуло не просто теплотой, а особой чувственностью, которую люди называют любовью, страстью. Девушка порывчато схватила руку юноши, и, вздев ее к своему лицу, припала горячими губами к его долгим, тонким перстам конической формы. И немедля легкая зябь волнения, будто пробивающая ее плоть, переместилась на Яробора Живко. Мелкие, вроде его лихорадило, мурашки пробежали от подушечек пальцев по руке, и, коснувшись жарко стучащего сердца, вызвали прилив крови, отчего стало душно и тесно ему в груди.

— С ящеркой, — чуть слышно произнес Яроборка и медленно потянул на себя удерживаемую руку.

Юноша впервые, впрочем как и Крушец, встречался с таким чувством… Когда любовь, привязанность, хотение и страсть оказывал человек. И ноне лучица не связывала плоть чувственностью направляемой на Богов, а посему Яробор был свободно в выборе избранника. Однако несколько неожиданная ласка со стороны юницы вызвала в мальчике не только трепетное мужское начало, но и испуг, пред чем-то таким чего до сих пор не испытывал, ибо вмале он уловил чуть слышимую мелодию… успокаивающую его… Определенно, Крушец властвуя в этой плоти, когда того желал… мог… умел поддержать ее.

— Яроборушка! Ярушка! — донеслось откуда-то издалека, и мгновение спустя стихнувшая внутри головы свирель, вернула юношу в бытие, позволив обрести себя.

Яробор Живко торопливо качнул головой и днесь овладев собственными мыслями так, точно и не случилось того минутного отключения, как ни в чем не бывало, молвил:

— Знаешь, я почасту толкую со зверьками и птицами. В основном с мелкими: ящерками, мышами, лягушками… Иногда со змеями. Али с птицами, но тогда с сороками, дятлами, трясогузками, в общем, со всякой мелочью, — дополнил он и негромко засмеялся, задорно глянув в сияющее в луче луны лицо девушки.

— Ярушка, — полюбовно протянула Айсулу и приткнула свою голову к его плечу, по первому пройдясь по ткани кафтана губами, а по щеке короткими и жесткими волосками. — Ты так мне дорог. Ты такой необыкновенный. Самый, самый удивительный. Когда я подле тебя, я ощущаю такую легкость, словно у меня есть крылья и мне лишь стоит ими взметнуть…

— И ты окажешься в небесах, — прошептал за девушку Яробор Живко, внутри ощущая неловкость от услышанного… оттого, что быть может впервые человек при нем озвучил его уникальность… Не ущербность, как долгие годы считал он, а избранность.

— В небесах, — вторила вслед ему Айсулу, плотней прижав голову к его плечу, верно стараясь слиться с ним своим естеством… душой, как считали люди, но на самом деле только единственно сущной плотью, тем, что и составляло основу каждого человека.

Девушка смолкнув, внезапно и вовсе будто оцепенела, по-видимому, впервые за этот срок, что потеряла своих близких, ощущая счастье жизни подле юноши.

«Кью…винх», — вновь донеслось с дерева, так вроде птица, приглядывая за бесценным мальчиком и пучившая в ночи свои два желтых пятнышка глаза, всполошенно докладывала кому-то о происходящем.

«Чвирь…чвирь», — раздалось подле правого уха юноши, и он широко просиял царствующему окрест него тому тихому бытию.

— Завтра, — наконец прервала тишину Айсулу. — Отправимся в дорогу. Дядюх молвил, что надобно более не тянуть, а то осень иль еще хуже зима застанет, где в верховьях гор… И не успев обосноваться в долине мы можем погибнуть, но мне, кажется, стоило еще немного тут побыть, чтобы ты, Ярушка, окреп.