Брандвахта - Александр Викторович Горохов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Не сон! Труселя приспущены, в мою ладонь вжимается та самая мягкая, тёплая грудь, вторая крепко прижата к женскому животу, а я — глубоко-глубоко в Фае. Вовсе не отбивающейся от меня, а пытающейся ещё больше вжаться пухленькой попкой в мои бёдра после того, как я замер от неожиданного пробуждения.
Вот тебе и пообещал не приставать! И ведь, честное слово, почти не думал нарушать это обещание.
Фрагмент 17
33
— Извини, я не контролировал себя во сне.
— Я тоже. А когда поняла, что мне это не снится, не захотела, чтобы ты останавливался… Так хорошо, что у меня до сих пор всё внутри дрожит…
От свечки осталась максимум одна десятая длины, и её огонёк отражается в глазах бывшей воспитательницы детского сада. Свечка продолжает гореть, а дождь, кажется, наконец-то престал. В «избушке», вроде бы, не похолодало. Неужели доска-сороковка, из которой сколочены её стены, так хорошо держит тепло? Или это мы разгорячённые после секса?
Погорячился я, говоря, что дождь перестал. Не прошло и пяти минут, как он снова уютно зашуршал по крыше. Но именно зашуршал, а не забарабанил, как это было, когда мы ворвались в «скворечник». Да, идёт потихоньку, в чём я убедился, выскочив на «крылечко». Ну, есть такая физиологическая особенность у моего организма — опорожнить мочевой пузырь «после того, как», если давно не отливал. Спускаться вниз не стал, изобразив иллюстрацию к присказке «лучше нет красоты, чем…».
Вернулся, а Фая щупает сушащийся купальник. Просох, просох. Я успел проверить.
— Одеваться будешь?
— А без него я тебе не нравлюсь?
Надо же! Я-то считал её перепуганной до состояния овоща, а она, оказывается, и кокетничать умеет. Причём, столько откровенно давая понять, что ей небезынтересно мнение о её прелестях.
Ну, тогда от нашего стола — вашему столу! Пристально, с подчёркнутой заинтересованностью во взгляде, осмотрел её с головы до ног, а потом с ног до головы.
— Знаешь, как лучше всего выглядит женское нижнее бельё? На спинке стула. Ну, или в нашем случае, на вешалке.
В общем-то, не сильно и кривил душой. Ну, склонна к полноте, из-за чего на животе — не небольшой вали, с которым безуспешно борются даже самые худые фемины, а тонкая подушечка во весь животик. Ну, небольшие груди не торчат, а чуть провисают. Но только чуть-чуть, поскольку молода Фая, очень молода. Ну, пухленькие ножки — не из ушей растут, как у всевозможных «миссок», а из… того места, из которого им и положено расти. Кстати, из достаточно аппетитного места. Короче, этакий эталонный образец женщины с восточными кровями, немного склонной к полноте. Довольно сексуальной женщины.
Отнюдь не свежая шутка понравилась. И была истрактована как руководство к действию. Да разве ж я против, пока жены рядом нет?
Да уж… Жены… Стыдно будет, конечно, смотреть в глаза Наташе. Живём-то с ней вместе всего ничего, а у меня уже «загул налево». Но, положа руку на сердце, совершенно спонтанный, неосознанный «загул».
Первая часть его неосознанная. А продолжение подпадает под другую присказку: поздно пить «Боржоми»! В смысле, мучиться угрызениями совести, когда уже ничего не исправить. Тем более, Фая объявила, что хочет увидеть собственными глазами, как происходит этот процесс.
— Ты что, никогда не смотрела? И даже по видику?
— По видику — это другое. А как на самом деле… Когда на тебе кто-то лежит, ничего не увидишь. Да и… тот парень стеснялся.
— А чего с ним расстались?
— Он прошлой осенью в армию ушёл. Диплом защитил и ушёл.
При свете новой свечи и посмотрела. Не знаю, понравилось ей или нет это зрелище, но любопытство удовлетворили сполна. Включая лицезрение моего «хозяйства» перед и после окончания процесса.
Кстати, тему Наташи, всплывшую перед сном, не я поднял.
— Жаль, что ты не мусульманин, не можешь иметь сразу двух жён…
Это факт! Только двух жён не потерплю не я, не законодательство, которое теперь совершенно не работает, а моя благоверная. Зная её горячий характер, опасаюсь, что в ответ на предложение взять в семью ещё и Фаю, мне вообще до конца жизни ни одной женщины больше не понадобится!
— Ты не будешь обижаться, если я стану жить с Алексеем?
Я??? Обижаться??? Да я только рад буду, если ты, девочка, не станешь тоскливо вздыхать, глядя на нас с Наташкой.
— Он тебе нравится?
— Да. Мне кажется, что он справедливый. И тоже добрый, как ты.
Надо же! На мне уже почти два десятка трупов «висит», а меня считают добрым…
К брандвахте поутру топали под всё тем же мелким дождичком, то прекращавшимся, то начинавшим сыпать всю ночь. Я — в моментально промокшей футболке и кроссовках, быстро захлюпавших после пары луж и обходов по мокрой траве. Фая — закутанная поверх купальника в одеяло, прихваченное в «скворечнике».
Хрен бы я тут проехал, даже если бы не было той самой первой ветки тополя, перегородившей дорогу. Чуть дальше попалось ещё одно рухнувшее через неё дерево. А грязища вызывала стойкое сомнение в том, что «Рафик» не застрял бы в какой-нибудь из луж. В общем, вместо двадцати минут, в течение которых Нафикова прибежала на пляж, топали раза в два дольше. И явились на «Ноев ковчег» ни свет, ни заря, когда на палубе торчали лишь Лёха, дежуривший ночью, и Данилыч, вышедший выкурить первую утреннюю сигарету.
Да уж! Стёклам действительно досталось. Минимум три прикрыты снаружи какой-то рухлядью. Два из них — выходящие на южную, «общественную» сторону палубы, где и стол стоит, и мангал, и прочие аксессуары «культурного отдыха».
Пока я «стрелял» у брата сигарету (мои промокли по дороге с пляжа), Фая без разговоров уселась за стол рядом с Алексеем. Не просто рядом, а вплотную к нему. На недоумённый взгляд Андрея я негромко пробормотал:
— Ну, пришлось мне немного поработать психотерапевтом…
Правда, каким образом работать, уточнять не стал: нахрена трепаться о том, что было между двоими?
Звуки опускания трапа выгнали из постели и любимую (ой, только не надо ханжества! Если мужик с кем-то переспал на стороне, это
