Опекун. Вне закона - Ронни Траумер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Зачем пришла? – спрашиваю в надежде, что ответ будет таким, как я себе представляю.
– Я… – замолкает, глаза на меня поднимает, губу нервно прикусывает. – Испугалась, – тихо говорит, а я чувствую, как неровно бьётся сердце в груди, словно у неопытного пацана.
– Каролина, мне нужно тебе сказать, точнее…
– Не надо, – останавливает меня. – Я пришла убедиться, что ты жив, ничего больше, – с каменным лицом проговаривает, лишь глаза выдают её чувства.
Глава 16
Лина
Город у нас не маленький, но новости всё равно распространяются со скоростью света. Особенно, когда в происшествии замешаны влиятельные люди. Мама уже легла спать, когда я прибиралась на кухне после ужина. Включила телевизор для фона, и в какой-то момент по новостям передали, что сегодня прямо перед офисом ООО «Сокол» был застрелен его владелец. Тарелка выскользнула из рук, разбившись вдребезги. Тело окутал ледяной холод, а сердце, кажется, даже перестало биться.
Я ненавижу Марата Самойлова за то, как он со мной поступил, за его жёсткий характер и жестокое поведение. Но какой бы сильной не была ненависть к человеку, нельзя желать ему смерти, и, наверное, каждый бы так думал. Пусть тот, кто причинил тебе боль, живёт подальше от тебя, своей жизнью занимается, но пусть живёт. Но то, что я испытала, услышав репортёра по ту сторону экрана, не передать словами.
Шок, сожаление, боль, печаль – всё одновременно.
Все говорят, что начинаешь ценить, только когда теряешь. Я могу добавить, что ещё начинаешь понимать. Понимать, насколько тебе небезразличен человек, что, по сути, никакой ненависти нет, обида какая-то, но не больше. Вдруг осознаешь, что ты дура, на которой также лежит вина за то, что произошло. Вспоминаешь все слова, что не сказала, фразы, которые могли бы всё изменить.
Но и это всё не имеет значения, потому что самое главное – приходит понимание, что ты любишь этого мужчину. Всем сердцем любишь, только он об этом не знает и не узнает уже никогда. Не узнал бы, если бы сейчас не лежал под капельницей, с кучей проводков и медицинской аппаратуры вокруг, с повязкой на груди и с нескрываемым удовлетворением в глазах.
– Но ты пришла, – едва заметно приподнимает уголки губ в подобии улыбки.
Мне сложно даже смотреть на него, боюсь снова расплакаться, показать ему своё переживание и боль. А у меня болит. Больно от того, что ему плохо, хоть он и пытается это скрывать. А я ведь вижу, как он кривится, когда просто глубоко вдыхает. Но это Марат Самойлов, и он не имеет права быть слабым. А мне хотелось бы увидеть его слабость, почувствовать его доверие, ведь показать свои чувства, каким бы ты сильным не был, можно близкому человеку. Тому, кто не будет тебя осуждать, подкалывать или смеяться над тобой.
– Пришла, – тихо говорю, кивая и сжимая в руках края пуховика, чтобы скрыть тремор.
Я никогда в жизни не испытывала такого страха, только в день, когда мне сообщили, что мама попала в аварию. Но и тогда ощущения были другими, также чувствовала боль, но сегодня мне будто сердце вырвали.
– Я не умею говорить, душу наизнанку выворачивать, – вдруг начинает Марат. – Быть хорошим не умею, – вздыхает и переводит взгляд с меня на потолок. – Любить не умею, сопли распускать и по радуге скакать, – с каждым его словом моё сердце пропускает удар. – Жизнь дерьмовой была, хотя… – горько усмехается. – Я считал, что живу отлично – бизнес, деньги, власть, трахаешь, кого хочешь… – на последних словах я опускаю голову, заёрзав на стуле. – Прости, это лишнее, – тут же извиняется.
– Марат…
– Думал, – не даёт мне говорить, – что всё нормально, всё, как я хотел в молодости. Но потом появилась ты, – поворачивает голову и смотрит прямо в глаза. – Всё перевернула, – по его серьёзному взгляду я не понимаю – это обвинение? – Всё начало казаться пустым: принципы, взгляды на жизнь, ценности – всё это такая херня.
– Я тебя не понимаю, – сиплым голосом признаюсь.
– Вернись, Каролина, – произносит, и моё сердце замирает. – Мне… плохо…
– Я врача вызову, – тут же подрываюсь я, но Марат ловит меня за руку и удерживает на месте.
– Мне без тебя плохо, – проясняет или признается, и я окончательно запутываюсь, а может просто отупела. – Я не умею просить прощения, но я чётко понимаю свои ошибки. Осознаю, что вёл себя как мудак, но я уже не в том возрасте, чтобы песни под гитару у окна петь и букеты полевых цветов дарить. Я могу дать тебе всё, что угодно, только тебе не это нужно…
– Ты бредишь, наркоз, наверное, так на тебя действует, – дрожащим голосом говорю.
Мне сложно поверить, что этот человек способен на чувства. После всего, что он сделал, я не могу верить его словам. Когда испытывают чувства к человеку, не обращаются с ним как с собакой.
– Каролина, я второй раз этого не скажу, – цедит сквозь зубы, сжав мою руку до хруста костяшек.
А вот и Самойлов, настоящий, привычный.
– Отпусти, – требую срывающимся голосом и с влажными глазами. – Я тебя простила, – добавляю без капли сомнения.
Простила всё, что он со мной сделал, только отрицала это, считая, что неправильно. Ненормально просто взять и простить, будто ничего не было. Как бы я не хотела, как бы он не хотел, но месяцы в его доме оставили отпечаток, шрам, который не так просто убрать.
– Каролина! – предупреждающие нотки в его тоне совсем ему не помогают.
– Марат, я, может, и тупая, как ты много раз меня называл, но я способна понять. Повторюсь, я тебя простила, но…
– Я тебя… – замолкает, губы поджимает и глубоко вздыхает, прикрыв глаза.
Предательское сердце радостно прыгает в груди, уже напридумав себе всякого. Я и сама дыхание задерживаю в ожидании слова, что может исправить всё. Что станет началом чего-то нового, светлого и прекрасного.
«А не ты ли минуту назад говорила, что не веришь?» – раздаётся насмешливо в голове.
Я. Но ещё я понимаю, что Марат Самойлов не тот человек, который будет бросаться подобными словами просто так. Как понимаю и то, что такому каменному с ледяным сердцем мужчине сложно говорить вслух о своих чувствах. Но как же хочется их услышать! Ведь я поняла и приняла уже, что сама влюбилась в своего мучителя. Всё же я дура полная, раз так случилось.
– Сядь, – вместо продолжения заветной фразы, он
