Книжный вор - Маркус Зузак

— Езус, Мария и Йозеф! Это?..

Мальчик кивнул:

— Оно и на подбородке у меня. На подбородке! Еще повезло, что не наглотался!

— Езус, Мария и Йозеф.

— На Гитлерюгенде недавно удобрили плац. — Он еще раз неуверенно и с отвращением оглядел скомканную ткань. — Кажется, коровье.

— А этот, как его — Дойчер, — знал, что оно там?

— Сказал, что нет. Но улыбался.

— Езус, Мария и…

— Смени пластинку, а?

Какая-нибудь победа — вот что требовалось Руди в тот момент. Он проиграл Виктору Хеммелю. В Гитлерюгенде — неприятность за неприятностью. Хоть обмылок успеха — вот чего он хотел, и он был твердо настроен этого добиться.

Руди зашагал было дальше к дому, но, уже дойдя до бетонного крыльца, передумал и двинулся обратно к Лизель, медленно и целеустремленно.

Спокойно и сдержанно он заговорил:

— Знаешь, что поднимет мне настроение?

Лизель передернуло.

— Думаешь, я соглашусь — когда ты в таком…

Руди она, казалось, разочаровала:

— Да нет, не то. — Он вздохнул и подошел ближе. — Кое-что другое. — Секунду подумав, он приподнял голову, чуть-чуть. — Глянь на меня. Весь измазанный. Воняю коровьим навозом или собачьим дерьмом, с какой стороны ни погляди, и, как всегда, подыхаю с голоду. — Он помолчал. — Мне надо отыграться, Лизель. Честно.

Лизель понимала.

Она подошла бы к нему ближе, если б не вонь.

Кража.

Им надо что-нибудь украсть.

Нет.

Им надо украсть что-нибудь, украденное у них. И неважно что. Лишь бы поскорее.

— В этот раз — только мы с тобой, — предложил Руди. — Без всяких хеммелей, без всяких шмайклей. Только ты и я.

Лизель не могла с собой совладать.

У нее зачесались руки, рванулся пульс, а губы растянулись в улыбке — и все одновременно.

— Заманчиво.

— Ну и договорились. — И, как ни старался, Руди не смог спрятать навозной усмешки, что расцвела на его лице. — Завтра?

Лизель кивнула.

— Завтра.

План был идеальный за исключением одного:

Они не представляли, за что взяться.

Фрукты отошли. На лук и картошку Руди сморщил нос, а второй заход на Отто Штурма и его груженный деревенской снедью велик они отвергли сразу. Один раз вышло гнусно. Второй был бы полным скотством.

— Ну и куда мы, к черту, премся? — спросил Руди.

— Почем я знаю? Ты придумал, разве нет?

— Это не значит, что и тебе не надо чуточку подумать. Я не могу думать обо всем.

— Да ты вообще ни о чем не…

Они спорили на ходу, шагая по городу. Выйдя на окраину, завидели первые сады: деревья в них стояли изнуренными статуями. Ветки серые, и, поднимая головы, дети видели только шершавые сучья и пустое небо.

Руди сплюнул.

Они повернули обратно в Молькинг, перебирая возможности.

— А как насчет фрау Диллер?

— А что насчет нее?

— Может, если мы скажем «хайль Гитлер», у нас получится что-нибудь спереть?

Час или около того они бродили по Мюнхен-штрассе — и вот дневной свет дополз до конца, а они уже почти сдались.

— Беспользуха, — сказал Руди, — а я хочу жрать даже сильнее, чем всегда. Господи, да я с голоду подыхаю. — Он прошел еще десяток шагов, потом остановился и оглянулся. — Что с тобой? — спросил он, потому что Лизель замерла, а к ее лицу пристал момент озарения.

И как это она не подумала о них раньше?

— Ну что? — Руди уже терял терпение. — Что там, свинюха?

В тот момент Лизель принимала решение. Сможет ли она и впрямь выполнить то, о чем думает? Да и можно ли так мстить человеку? Можно ли кого-нибудь настолько презирать?

Лизель повернулась и зашагала в другую сторону. Когда Руди догнал ее, Лизель чуть притормозила в тщетной надежде на какое-нибудь прояснение. В конце концов, она уже виновата. Ее вина еще не подсохла. Семя уже разворачивалось в цветок с темными лепестками. Лизель взвешивала, сможет ли довести дело до конца. На перекрестке она остановилась.

— Я знаю место.

Они пересекли реку и поднялись по склону.

На Гранде-штрассе двери сияли лоском, а черепица крыш лежала фальшивыми локонами, приглаженными идеально. Стены и окна вылизаны, а трубы, казалось, вот-вот начнут выпускать колечки дыма.

Руди стал как вкопанный.

— Дом бургомистра?

Лизель серьезно кивнула. Помолчала.

— Они отказали моей маме.

Когда подобрались к дому, Руди спросил, как же, помилуй бог, они пролезут внутрь, но Лизель знала как.

— Знание места, — ответила она. — Знание… — Увидев окно библиотеки, Лизель остолбенела. Оно было закрыто.

— Ну? — спросил Руди.

Лизель медленно развернулась на пятках и быстро пошла прочь.

— Не сегодня, — сказала она.

Руди рассмеялся:

— Так и знал. — Он догнал Лизель. — Грязная свинюха, я так и знал. Тебе туда не попасть, даже если у тебя будет ключ.

— Думаешь? — Она зашагала еще быстрее, отмахнувшись от его замечания. — Нужно просто дождаться момента. — Мысленно Лизель сбрасывала с себя невольную радость оттого, что окно оказалось закрыто. Она бранила себя. «Ну и зачем, Лизель?»— спрашивала она. Зачем надо было беситься, когда эти отказали Маме? Неужели так трудно было удержать длинный язык за зубами? Теперь, как видно, жена бургомистра стала совсем другой — после того, как ты орала и визжала на нее. Наверное, взяла себя в руки, взялась за ум. Наверное, больше не станет мерзнуть в своем доме и окно будет всегда заперто… Глупая ты свинюха!

Однако через неделю, в пятый раз придя в верхнюю часть Молькинга, они увидели, чего ждали.

Открытое окно всасывало узкую полоску воздуха.

Только это им и нужно.

Руди остановился первым. Потыкал Лизель в ребра тыльной стороной ладони.

— А не открыто ли то окно? — шепотом спросил он. Рвение высунулось из его голоса и рукой легло на плечо девочки.

— Jawohl, — ответила она. — Так точно.

И в сердце у нее вдруг стало жарко.

Всякий раз, когда они обнаруживали, что окно плотно захлопнуто, Лизель под внешним разочарованием прятала яростное облегчение. Хватит ли у нее наглости забраться в дом? И вообще, для кого и для чего она туда полезет? Для Руди? Найти немного еды?

Нет, невыносимая правда была такой:

Ей нет дела до еды. И Руди, как ни жаль было это сознавать, имеет к ее плану лишь косвенное отношение. Ей нужна книга. «Свистун». Лизель претило получить его от одинокой жалкой старухи. А вот украсть — это чуть более приемлемо. Украсть его — в каком-то извращенном смысле — было почти все равно что заслужить.

Свет менялся целыми блоками оттенков.

Массивный ухоженный дом притягивал детей. Их мысли зашуршали шепотом.

— Хочешь жрать? — спросил Руди. Лизель ответила:

— Помираю, как хочу! — Книгу.

— Смотри — наверху свет зажегся.

— Вижу.

— Не расхотела жрать, свинюха?

Секунду-другую они нервно посмеялись и стали для порядка рядиться, кто полезет в окно, а кто встанет на вассаре. Руди, видимо, полагал, что, как единственный мужчина, лезть должен он, но Лизель явно знала дом. Так что лезть ей. Она представляла, что находится по ту сторону окна.

Так и сказала.

— Лезть надо мне.

Лизель зажмурилась. Крепко.

Она заставляла себя вспомнить, представить бургомистра и его жену. Воссоздавала в красках, как мало-помалу подружилась с Ильзой Герман, — и тут же напоминала себе, как их дружба, получив сапогом по лодыжкам, осталась лежать у обочины. Подействовало. Лизель их возненавидела.

Они оглядели улицу и молча пересекли двор.

И скорчились под щелью в окне первого этажа. Дыхание стало громким.

— Теперь, — предложил Руди, — дай мне свои ботинки. Чтобы не шуметь.

Не прекословя, Лизель развязала потрепанные черные шнурки и оставила ботинки на земле. Поднялась, и Руди мягко приоткрыл окно ровно так, чтобы Лизель могла пролезть. Скрип окна раздался над их головами как рев низколетящего самолета.

Лизель подтянулась на карниз и протиснулась в комнату. Разуться, поняла девочка, — это блестящий ход: она стукнулась пятками о деревянный пол крепче, чем ожидала. Ее подошвы болезненно раздались от удара, так что в кожу врезались швы носков.

В самой комнате все было как всегда.

В пыльном сумраке Лизель стряхнула подступившую ностальгию. Прокралась вглубь и дала глазам привыкнуть к темноте.

— Ну что там? — громко зашептал Руди снаружи, но Лизель только отмахнулась, что означало «Halt's Maul». Не шуми.

— Еду, — напомнил он. — Еду найди. И сигареты, если сможешь.

И то и другое, однако, интересовало Лизель в последнюю очередь. Она была дома — среди бургомистровых книг всех расцветок и видов, с золотыми и серебряными буквами. Она чуяла запах страниц. Почти ощущала вкус слов, громоздившихся вокруг. Ноги принесли ее к правой стене. Лизель знала, где то, что ей нужно, точное место, но когда подошла к полке со «Свистуном», на месте его не оказалось. Только узкая щель.