Портрет кавалера в голубом камзоле - Наталья Солнцева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вам не нужно было позволять ей играть Клеопатру. Прасковья Жемчугова тоже собиралась играть египетскую царицу. И чем это кончилось?
– Но Полина не репетировала Офелию! – с горечью возразил Зубов.
– Зато она играла Жемчугову… каждый день и каждую ночь, которую вы проводили с ней. Вы видели в ней не Полину Кучкову, а крепостную актрису графа Шереметева. Вы погубили ее своей любовью!
Последняя фраза вырвалась у Глории помимо ее воли. Это было прозрение.
– Глупости… Я сделал для нее все, что мог. Я бы женился на ней! Но судьба распорядилась иначе…
– Вы бы простили ей измену?
– Что?
Эта мысль показалась ему дикой. Он пожирал гостью глазами, но гордость мешала ему засыпать ее вопросами. Все-таки он не выдержал.
– Полина мне… изменяла? Она… делилась с вами сердечными тайнами?
– Вы не ответили…
– Черт! А… она не могла бы мне изменить…
– Вы кого-нибудь подозреваете?
– В чем? Кто мог быть ее любовником?
– Кто мог ее убить?
Зубов потянулся за бутылкой «Боржоми», налил полный стакан и залпом выпил. На его лбу выступили капли пота.
– Тот, кто это сделал, умрет!
– Вы сами будете вершить суд?
– Кроме меня, это никого не касается…
Он замолчал. Глория обдумывала, как бы ей перейти к основной цели своего визита. Стрелка на старинных напольных часах приближалась к девяти вечера. Дальше тянуть рискованно. Зубов вот-вот даст понять, что беседа окончена.
– А вы, собственно, кто? – спросил вдруг он, перехватив ее взгляд на часы. – Подруга Полины, которая… занимается частным сыском? Вы детектив, что ли? Сейчас эта зараза распространилась и на женщин?
– Почему «зараза»?
– Да потому, сударыня, что сунуть нос в чужую жизнь, подслушивать и подглядывать в замочную скважину становится модным. И приносит немалый доход. Но ведь это мерзко, грязно, если хотите…
– А людей убивать – чисто?
Зубов криво усмехнулся и всплеснул руками:
– Значит, я не ошибся. Вы – детектив. Начитались Агаты Кристи и возомнили себя этакой…
Он не нашел подходящего определения и сплюнул, – совсем не по-светски.
– Все мы время от времени играем чью-то роль, – невозмутимо изрекла Глория. – Вы – мецената, я – детектива. Хотя вы не угадали. У меня другая специализация.
– Какая, позвольте узнать?
– Я медиум! – выпалила она, спохватилась, но уже было поздно.
Зубов на миг застыл в недоумении… и разразился саркастическим хохотом.
– Ха-ха-ха! Медиум? Вы шутите, милая дама. Ах-ха-ха-ха-ха! Ей-богу, вы гениальны, раз уж сумели меня рассмешить. Ох-ха-ха-ха-ха!
Его смех походил на истерику. Это выплескивалась наружу зажатая внутри боль.
– Вы слышите голоса мертвых? – продолжая посмеиваться, осведомился он.
Глория вспомнила карлика, который то и дело подтрунивал над ней и давал советы, и утвердительно кивнула.
– Не всех… только некоторых.
Зубов тоже закивал, будто соглашаясь:
– Значит, вы можете спросить у Полины… каково ей там…
– Где?
– На небесах. Она была ангелом…
– Ангелы не живут на земле, не играют на сцене, не ложатся в постель с мужчиной…
Мерные удары напольных часов с боем словно проложили невидимую границу между миром мертвых и живых. Зубов не принадлежал ни к одному из них. Это показалось Глории таким странным, что она тряхнула волосами, сбрасывая наваждение.
Валерий Яковлевич посмотрел на гостью другими глазами. Что-то в ее облике, в интонации голоса смутило его.
– То есть… вы действительно медиум? Умеете говорить с мертвыми?
– Медиум не ведет репортажи с того света. Это посредник между людьми и духами… в случае необходимости.
– Вы ловко плетете свою интригу! – воскликнул Зубов. – Ради чего?
Она сама себе поражалась. Откуда только брались у нее такие слова?
– Меня привела к вам воля Полины… – продолжала Глория. – Она хочет, чтобы вы отомстили за ее раннюю смерть. Наказали обидчика.
– Клянусь, я сделаю это. Что еще она… передала вам?
– Я сказала достаточно.
Зубов с недоверием вглядывался в ее лицо, в выражение глаз. Он искал фальшь.
– Полина не совершала самоубийства, – добавила Глория.
– Я знаю…
– И служанки Клеопатры тоже не собирались умирать по-настоящему!
Зубов машинально кивнул, потом дрогнул и выпрямился. По его щекам разлилась молочная бледность…
Глава 24
– Служанки? Вы сказали – служанки?
– Именно так…
Глория мысленно призывала всю свою выдержку, чтобы не проявить сомнений. Она не имела понятия о судьбе второй актрисы. Лавров обещал встретиться с той и предостеречь. Вероятно, он еще не успел этого сделать.
– Обе? – переспросил Зубов. – Вы ничего не путаете? Постойте… про Лихвицкую мне известно, – ужасная, нелепая гибель. Но Бузеева… она репетировала Хармиану… Боже! Я сейчас же позвоню режиссеру… Хотя нет! Откуда ему знать?..
Казалось, Зубов забыл о присутствии «медиума» и разговаривал сам с собой.
– Лучше я позвоню… – он достал из кармана мобильный телефон и набрал номер Канавкина. – Черт! Не берет…
– Режиссер не берет трубку?
– Он отключает сотовый, когда работает. Дурацкая привычка! Вы уверены насчет…
– Я ни в чем не уверена…
– Так что же вы меня… пугаете? – напустился на нее Зубов. – Я бог знает что вообразил уже! Я…
Он осекся, виновато опустил голову и бросил телефон на стол.
– Я как в угаре… Простите. Я не имею права срываться…
– Вас можно понять.
– Да? – Его губы тронула странная улыбка. – Неужели в самом деле можно кого-то понять? Вы себя-то хотя бы понимаете?
Он нащупал слабое место. Глорию его последний вопрос поставил в тупик. Разве она не блуждает в собственных лабиринтах, откуда нет выхода? Или все-таки есть?
– Вы один живете?
– В каком смысле? – опешил Зубов.
– В прямом. В этом доме живет еще кто-нибудь, кроме вас?
– Нет… пока нет. Дом большой, он не достроен… Теперь уж нет нужды достраивать. Зачем мне такие хоромы? Я мечтал устроить домашний театр на втором этаже…
– Как у графа Шереметева? В Останкинском дворце?
– Уф-фф-ф… Сравнили! – выкрутился он. – Мне такое не по деньгам. Размах не тот! Ресурсы не те. И сам я не графских кровей, – мужицких. Закваска не та…
– Значит, без прислуги обходитесь? Без охраны?
– Почему? Охранника я нанял… только он во времянке живет. Не люблю посторонних в доме. Если вы имеете в виду помощницу по хозяйству, то она здешняя, из Летников. Приходит два раза в неделю, делает уборку, стряпает и прочее… Я неприхотлив. Мой бизнес в Москве, как вам, вероятно, известно. Там у меня есть квартира, так что в основном я обитаю в городе, а сюда наезжаю не часто. После того… после смерти Полины меня тянет к уединению и тишине. Природа умиротворяет… я успокаиваюсь среди бескрайних белых равнин и лесов, засыпанных снегом…
С этими словами он встал и подошел к большому окну, из которого открывался вид на поля. К ночи небо очистилось, и снежный покров искрился в лунном свете. Дом отбрасывал черную тень на это безмолвное великолепие. В стеклах гостиной отражалась сияющая люстра.
Глория вспомнила гобелены и картины с изображением премудрого Соломона и царицы Савской в доме Агафона. Они выдавали пристрастия хозяина, как и вся обстановка жилища. У вещей – свой собственный язык.
– Шереметев владел богатой картинной галере – ей, – сказала она.
Зубов продолжал смотреть в окно.
– Граф собирал не только живопись, – отозвался он, не оборачиваясь. – Но и мраморы, бронзу, драгоценные вазы, фарфор и светильники. А главную его коллекцию составляли собранные со всех вотчин таланты, – крепостные актеры, музыканты, художники. Граф поклонялся искусству.
– Искусство не должно превращаться в идола…
– Совершенно с вами согласен.
– У вас есть картинная галерея?
Зубов медленно повернулся и смерил гостью пристальным взглядом. Его мучили сомнения. Кто перед ним? Подруга, медиум или все же детектив? Полина не делилась с ним подробностями своей жизни. Он не придавал этому значения. Ему казалось, он достаточно проницателен и видит ее насквозь. Какие могли быть тайны у женщины, которую он практически содержал? Он ее создал, слепил из провинциальной глины, вывел на сцену, он был ее творцом, Богом…
А она умудрялась что-то скрывать от него. Оказывается, ее шантажировали… ребенком, который не родился. Какая низость! Неужели Полюшка так плохо о нем думала, что испугалась его гнева?
Зубов усилием воли вернулся к теме беседы:
– Полина и об этом рассказала? Хм! Представьте, я поддался сему искушению. Правда, моя галерея весьма скромна. Участвовать в аукционах, выкладывать сотни тысяч за полотна Крамского или Брюллова мне не по карману. Я собираю картины неизвестных мастеров восемнадцатого века. Такое хобби, знаете ли…
– Не смею напрашиваться, – потупилась Глория. – Но… если вам будет угодно показать коллекцию…
