Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Егор видел мужчину, которому было больше пятидесяти лет, с глубокими морщинами под глазами, с изрядно поседевшей шевелюрой, с сухой кожей на лице и пожелтевшими от времени зубами.
“Всё правильно, всё ровно так, как я предполагал. Здесь время движется в нормальной плоскости, и Егор Свиридов соответствует тому Егору Свиридову, который сейчас находится в психиатрической клинике. Как он там?” – думал Егор, направляясь к своему родному дому.
Шел он неспешно. С головой накрывала странная беззаботность: в таком обличии его никто не узнает, да и стоит ли об этом размышлять. Но оказавшись на улице своего детства, не затронутой заметными изменениями, Егор ощутил тревожную пульсацию в висках, кровь начала приливать к голове, а посередине горла образовался противный комок.
Всё те же старые особняки. Такие же красивые наличники на окнах. Крылечки, газоны, деревья, дорожные знаки, потрескавшийся асфальт на тротуарах – всё в точь так же, как и тогда. Лишь автомобили, да, они изменились, успели принять новый облик и форму. Показался родительский дом, точнее, дом матери, до которого каких-то сто метров. И вот, в этот момент Егор не выдержал, он вынужден был остановиться. Стало совсем тяжело дышать. Страшное открытие стучалось в голову, заслоняя собой все возможные сомнения и предпосылки: он не может находиться в своем времени слишком долго, здесь его время сильно ограничено.
И еще, но откуда, только появляясь здесь, отпущенное время, оно ведь станет сокращаться. Каждый визит, каждая попытка, всё меньше, всё короче, и с каждым разом, и не восполнить. Проклятие, вместе с сильным удушьем, но сомнения нет. Правила игры представлены, и если еще не полностью, то основные, определенно раскрыты.
Еще сильнее сдавило внутри. Егор прислонился к стене дома, который был ближе всего, который имел литеру двенадцать, на шесть цифр отличаясь от его родного дома, под литерой шесть. Хорошо, что подсознательно не был настроен на полный позитив. Внутренняя сущность, с особым нетерпением, ждала препятствий, заранее готовилась, чтобы, когда случится, хозяин не впал в прострацию, а крепче сжал кулаки и принял то, что уже огромный шаг вперед. Движение к обозначенной и единственной цели: он покинет, навсегда оставит то страшное пространство, которое всего лишь проход, коридор между двумя судьбоносными дверьми. День там длится бесконечность. Ночь, в том пространстве, даже не ночь, а смерть.
Егор поднялся на ноги, оставил за спиной еще два дома, и теперь остановился прямо напротив собственных окон. Ощущая тяжесть в голове и ногах, он тщательно впитывал в себя призрачные прикосновения ушедшего времени. Долго не отводил глаз, смотря на самые обыкновенные окна, окна через которые он много раз видел этот мир, видел его с другой, совсем другой стороны.
Егор не заметил, что всё это время на него смотрит мать. Странное никому незаметное действо продолжалось не менее пяти минут, а после, у Егора вновь начала кружиться голова. Он постарался быстрее отойти вправо, ближе и вплотную к забору из старых наполовину сгнивших досок. Коснувшись ограждения спиной, Егор принял положение сидя, а следующим движением, обхватил голову руками. Пространство уменьшалось, расширялось вновь. Потусторонняя борьба затягивала в свое поле, ускоряя течение времени. Напрасно Егор старался глубже дышать, напрасно сжимал кулаки. Происходящее было ему неподвластно. Оставалось совсем чуть-чуть, и он вынужден будет провалиться на самое дно мрачного небытия, или умереть, нет, это скользнувшее предположение не сумело найти основания. Он просто вернется назад, чтобы через какое-то время вновь совершить своё круговое движение. Эта мысль, её четкое осознание, успокоили. Егор почувствовал расслабление и повернул голову на звук. В пяти метрах от него появился сильно пьяный мужик, который, самым обычным образом, собирался возле забора справить свою малую нужду.
Закончив сокровенное дело, мужик повернул голову в направлении незнакомца, находившегося рядом, сидящего в несколько странной позе. Только хотел отвернуться, как, прямо на его глазах, незнакомец исчез, взял и растворился в воздухе. Несколько раз испугано икнул пьяный мужик. Забыл о том, что нужно застегнуть ширинку и почти на сто процентов уверовал в то, что время, отведенное ему на употребление спиртных напитков, если не окончилось совсем, то очень скоро это может случиться.
– Видимо, допился, а ведь не верил в подобные штуки – сам себе говорил мужик, медленно и, боясь того, чтобы ни случилось чего еще, двинулся к крыльцу рядом расположенного дома, такого же старого, как и дом, из окна которого наблюдала явление собственного сына старушка – мать Егора.
7
В тот момент, когда Егор вновь очнулся, ощущая темный периметр знакомого коридора меж дверей, в его голову пришел образ состарившейся матери. Слишком хорошо он мог её рассмотреть. И в какой-то миг показалось, что и она его опознала. Но спустя мгновение рассудок заставил прогнать возможность невозможного.
Молодым парнем, очень много лет назад, видела она его. В тот самый день, когда защелкнулись стальные наручники. Какими были глаза мамы. Разве это можно передать. Потерянное воспоминание, вернувшись, могло сжечь, уничтожить, не оставив ничего, даже крохотной горстки пепла. Вся возможная в мире грусть, в эти две минуты переместилась в одно единственное место, которое было глазами мамы. Она ведь даже не могла сдвинуться с места. Кажется, что она ничего не понимала. Но безотказным материнским сердцем осознавала больше, чем могла знать: никогда больше ей не суждено увидеть своего единственного сына. И что может с этим сравниться. Ответьте, хотя бы попробуйте, но, еще не начав, осознайте: ничего из этого не получится. Это нельзя передать, это ни с чем несравнимо. Выдуманная, поверхностная вечность не дотянет до уровня упоминания. Вселенная останется в стороне, ведь бесконечному холоду нет дела до того, что есть тепло, до того, чему суждено остаться несколькими минутами. И как бы хотелось продлить мгновение, несмотря на близкое дыхание смерти.
Она уже здесь. Она еще не оформлена в багетную рамку, еще не успела превратиться в черную траурную ленту, перекрывшую правый угол фотографии, на которой
