Цена свободы. Дверь через дверь - Андрей Александрович Прокофьев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вновь по хорошо знакомому кругу. Без потрясений, без особых изменений. Туда, где неприятности и даже горе – это всего лишь судьба. Неизбежная, неотвратимая, и от того, еще более страшная и жестокая. Она должна взять. Она сделала это, вон, там у соседей. А двоюродный брат, а его жена. Неустанно тикают часы. Меняются времена года. Всё тот же распорядок, всё тот же наполненный фальшивой лестью мирок. Проходят в одном шаге. Смотрят, но не видят. Зачем жить? Тревожным выстрелом, в момент еще не случившегося сновидения, врезается в аморфное сознание вопрос. Зачем жить? Ведь всё уже прожито кем-то другим, ведь всё это уже было миллионы раз. Нет, не с вами, нет, не с ними, и уж точно, не с теми, а со всеми вместе взятыми, в одном и нерушимом числе. Вороны, в пасмурной осенней дымке, с криком покинули голые ветви озябшего дерева. Метнулись крылья, застыло небо. А дальше смерть противным словом, всё ближе к горлу, на краешке, разделом, меж тем, что есть, и тем, чего не будет. Её прогнать. Закрыть бы в самый темный угол. Но нет, она всему, что есть властитель. Она – мирок. Она – уют. Она – бессмысленные фразы. Её игра – ход времени однообразный. Она – всё то, что много раз здесь жизнью называли. Отравит, успокоит, вновь своим займется. Исчезнет ночь, появится чувство обмана. Принять его за истину, всегда несложно. Где день, там нет теням раздолья. И вновь, в очередной раз, ошибка. И вновь, ничто никуда не делось. Всё на своих местах, приняло на себя следующий круг. Закружило в свои удушающие объятия. Еще раз прошли мимо. Еще раз посмотрели и не увидели. Прямо на стене, прямо посередине. Всего в одном шаге. Лишь протяни руку, попробуй открыть, заждавшуюся дверцу.
Прогоните смерть. Убейте её обманчивое умиротворение. Не в агонии ужасного исхода, не в первозданном испуге конвульсий, её незыблемая сущность. Она в повседневности, она в убийстве нашего детства, наших наивных юношеских грез и стремлений. Она мерзостный хранитель всех забытых нами дверей. Она всем нам хозяйка. Прогоните её, попробуйте. Откройте наконец-то эти двери. Найдите то, что потеряли, от чего отказались, не подумав.
Не решитесь, с ней удобнее, с ней комфортнее, с ней всегда всё правильно. Она единственная всем нам мерило.
Часть пятая
1
– Лена, иди, посмотри, а то я ничего не могу сообразить – произнесла Наталья Владимировна, её голос даже не пытался скрыть сильное волнение и испуг.
– Что случилось Наталья Владимировна? – спросила Лена.
Лена одной рукой опиралась на палочку, тело было перекошено в левую сторону, не соблюдая геометрическую симметричность. Следы перенесенной тяжелой травмы давали о себе знать, полностью изменив не только фигуру, но и лицо. Слишком много, опередивших своё время, морщин. Еще глубже, и от того кратно тоскливей, выглядели глаза, в которых и жила вся суть случившихся несчастий. Сначала, но уже очень давно, первая и единственная любовь. Что огонь, сжигавший без остатка, что нескончаемый поток блаженства, которым нельзя надышаться, и куда проще захлебнуться от неуемного восторга и счастья. Каждый день, целый год, не замечая календарных изменений ни в числах, ни в погодных условиях. А затем это самое слово ”сгорело”. Отметкой, уничтожившей всё одним разом. Ожиданием, которое не ощущала сама, которое пришло с большим опозданием. Именно тогда, когда, одним моментом, исчезла пленительная эйфория.
– Егора арестовали. Тебе лучше уехать, хотя бы на какое-то время – запыхавшись, произнес Артем.
В глазах друга Лена видела страх. Артем слишком сильно нервничал, буквально, не находил себе места. Тело не слушалось головы, пытаясь двинуться в сторону, не желая оставаться в статичном положение.
– Нет, этого не может быть. Что он сделал такого. Ничего ведь не было – не веря самой себе, шептала Лена.
– Он говорил, нам не хватило времени. Они уже были у меня дома, и мне все одно не уйти. Я не мог не сказать тебе. Так что уезжай. Сегодня же вечером. Ты говорила, что у тебя кто-то из близких родственников в соседнем городе. Я пойду, мне еще нужно к Андрею Кондрашову.
Слова Артема на это раз опоздали за действием. Он еще не успел договорить, как рванулся в направлении дома Кондрашова. Лена осталась, не двигалась с места, ощущая полное недоумение. Всего четыре часа назад, когда лишь проявлялся теплый, летний вечер, они разговаривали с Егором. Он её обнимал, он целовал её в губы. Ничего не было сказано постороннего, ничего не намекало на то, что случится спустя четыре часа.
На онемевших ногах, плохо соображая, Лена вышла на улицу. Чудесная погода шептала что-то своё. Где-то в нескольких шагах, где-то совсем рядом сохраняла свою власть изумительная летняя ночь, которой нельзя было надышаться час назад, полчаса до этого. Но не сейчас, сейчас лишь каменело. И шелест листьев, и скрип крайней ставни, по правую руку, и все то, что не успевало догнать осознание было лишним, становилось совершенно неестественным. Таким, какого не бывает, или прошлым, или, действительно, оставшимся в пространстве другой вселенной, той, что имела место всего четыре, три, два, один, полчаса, десять минут назад. Россыпь на черном фоне, огромное количество приблизившихся чужих звезд, и желтый безразличный свет от окна, прямо над головой, прямо за спиной. Два фонаря истукана, сразу за оградой, в тишине неширокой старой улицы. Полная тишина вокруг. Четыре двухэтажных дома, в каждом ровно по восемь квартир. Одна из них, в самом дальнем из домов, квартира Кондрашовых. Кажется, что именно в его комнате горит электрическая лампочка, – и это успокаивает.
Всё показалось. Ничего не было. Вероятно, что Артем ошибся. Вот и он сам, не видит её Лену, она в темноте, она успела сделать несколько шагов вправо, в сторону крыльца. Две тени метнулись за спиной Артема. Лена испугано вздрогнула, сделала еще два шага ближе к крыльцу. Артема, одним мгновением, скрутили двое сотрудников. Ни крика, ни шума, ни голоса. Лишь слышимое, странное сопение, как будто всё предрешено, как будто ничего не должно удивить.
– Мама, мне нужно уехать. К бабушке, а там что-нибудь придумаем – произнесла Лена, вернувшись в квартиру.
Мать и отец смотрели на неё, стояли молча, кажется,
