Небо для смелых - Михаил Сухачёв

— А я и не знал, что истребительной бригадой командует комбриг-экономист Птухин, — полушутя заметил Жуков.

— Он дело предлагает, Георгий Константинович. Почему бы не начать с артподготовки, — вмешался Тимошенко…

Когда, договорившись по всем вопросам, стали расходиться, Жуков, пожимая руку Птухину, предложил:

— Приезжай сам ко мне в качестве авиационного представителя да захвати бухгалтерские счеты, — и хитро подмигнул.

Заканчивался трудный 1936 год. Заканчивался хорошо, с большими достижениями в боевой подготовке. Это признал командующий округом на разборе маневров. Это подтвердил нарком, наградивший комбрига Птухина, первого по ВВС, новым автомобилем М-1. А главное, понимали сами летчики, каких усилий стоило штабу бригады и комбригу выполнить громадные задачи по освоению новой техники без аварий и катастроф!..

И вдруг…

Первые полеты после ноябрьских праздников совпали с преждевременными сильными заморозками. Кристально чистый гул И-16 почти не приглушался в морозном воздухе, несмотря на то, что самолет удалялся после взлета до первого разворота.

Летчик Булыгин, сделав круг, прошел над стартом и энергично перевел самолет в набор с разворотом влево в первую зону. Те, кто наблюдал за ним, видели, что уже давно пора было уменьшить угол набора и крен, чтобы идти нормально в зону. Однако самолет продолжал неестественно круто искривлять траекторию, одновременно заваливая крен. Затем, потеряв скорость, он скользнул на хвост, резко опустил нос и с отрицательным углом пикирования, без намека на вывод, врезался в землю. Какую-то долю времени все оцепенели от неожиданности, потом ринулись в направлении падения самолета, хотя спешить было бесполезно, так как с аэродрома был виден взметнувшийся столб дыма.

Комиссия при всей своей добросовестности не могла установить причину катастрофы.

— Может, все-таки праздники, застолье виновато, а, Евгений Саввич? — стал робко склонять комбрига председатель комиссии к высказанному в начале расследования предположению. Увидев возмущенный взгляд Птухина, осекся. — Ну ладно, предположим самое более или менее правдоподобное. Ты говоришь — техника. А инженеры говорят — нет! Что прикажешь доложить Алкснису?

— А что мне доложить летчикам, которые прекрасно знают, что праздники здесь ни при чем? Самое лучшее всем сказать правду — не нашли причину. По крайней мере так честнее.

После разрешения начальника ВВС снова приступили к полетам по кругу и на групповую слетанность. Выпал снег, и летчикам нужно было адаптироваться к белому покрову, особенно при посадке. Однако летать пришлось недолго. На третий день механик, наблюдавший пилотаж своего летчика, жутким голосом заорал на весь аэродром: «Разбился! Летчик Бушма разбился!» С обезумевшим взглядом он показал рукой в сторону третьей зоны.

Не успел двинуться автомобиль командира бригады к месту катастрофы, как на аэродром с нарушением круга полетов грубо произвел посадку И-16. Чудом не подломив шасси, он на большой скорости развернулся и подрулил к командирскому автомобилю. Еще не заглох мотор, из кабины, судорожно срывая ремни, выскочил бледный летчик, повторяя: «Малютин разбился, мой командир разбился…»

Направив комиссара и командира эскадрильи в район гибели Бушмы, Птухин с техником Иваном Прачиком поехали по Варшавскому шоссе к месту падения Малютина. За мостом через Днепр они увидели вдали группу спешившихся кавалеристов возле зелено-голубых обломков самолета.

К Птухину подошел плотный коренастый кавалерист.

— Командир полка Шингарев [И. И. Шингарев — впоследствии генерал-майор]. Чем могу помочь, товарищ комбриг? — тихо, так говорят в доме, где лежит покойник, обратился он к Птухину.

— Что-нибудь видели? — быстро спросил комбриг.

— Да, он шел со снижением над шоссе нам навстречу. Прошел почти над головами. Мы думали, так и надо. А потом, обернувшись в седле, провожали его взглядом, пока самолет не начал прыгать по кучам щебня на обочине.

Малютин лежал метрах в пятнадцати от самолета, крепко сжимая кусок оторвавшейся ручки управления. Летчику не повезло, еще немного, и он, проскочив щебень, наверняка удачно посадил бы самолет на дорогу.

— Если будет нужно для комиссии, где вас найти? — Птухин обратился к Шингареву.

— Мы соседи ваши. Из Рогачева, дивизия Еременко, — ответил командир полка.

Кавалеристы отошли пешком от места аварии и только после этого сели в седла.

Комиссия из Управления ВВС, конструкторского бюро Поликарпова и научно-исследовательского института не уходила сутками с мест катастроф. Закоченевшие, все возвращались в гарнизон и там продолжали работу.

— Вы много занимаетесь не делом, — сердился комбриг на инженеров, уточнявших летную подготовку погибших. — Погибли классные летчики. Ищите причину в управлении. Вам это подсказывает рука Малютина, крепко сжимавшая обломок ручки. Малютин был вообще безупречен в технике пилотирования. Вам такой характеристики должно быть вполне достаточно, чтобы стать на верный путь поиска.

Пришли ответы от конструктора Поликарпова, проверявшего расчеты прочности, и Чкалова, давшего самолету путевку в жизнь. Однако это не прояснило причины трех катастроф.

— Послушай, Прачик, ты инженер бригады, ты не они. — Птухин кивнул в сторону комиссии. — Видишь, они уже остывают, время уходит, мы не выполнили долга перед погибшими, не развеяли сомнения живых. Ну, давай же, ищи, думай, я помогу тебе чем хочешь: полетами, силами — что нужно! Ты-то знал летчиков, веришь ведь, что они невиновны. Надо сосредоточиться на управлении, чует моя душа — зло там. Каждый миллиметр надо проверить на разрыв, на излом. Ведь не можем мы летать на самолетах с клеймом недоверия.

Да, комиссия остывала. Тихо, но все чаще стали повторяться на разный лад мнения, что причину надо искать в ошибках методики обучения летчиков, что неплохо бы организовать хорошую проверку в бригаде опытными летчиками-методистами.

Первым высказал эту мысль комбригу представитель особого отдела:

— Евгений Саввич, всем трудно признаться в своих ошибках. Может, в самом деле командиры эскадрилий неверно учат летчиков? Не можем же мы подрывать доверие к такому самолету. Это, в конце концов, престиж не только Поликарпова, но и государства.

— Я учил их. Я, понятно? — вспылил Птухин. — Так престиж не сохранишь. Надо найти причину, устранить ее, тогда и престиж восстановится. А иначе на кой черт нам расследования? Убился летчик, и молчи ради престижа.

Птухин был на грани отчаяния. Вот-вот должна поступить телефонограмма об отзыве комиссии, а там… Родится неверное заключение, и летчики будут со страхом и ненавистью садиться в самолет.