В огонь и в воду - Амеде Ашар

Онъ шелъ медленно въ темнотѣ, какъ вдругъ замѣтилъ двигавшуюся вблизи неясную фигуру, внезапно появившуюся будто сквозь стѣну. Въ ушахъ его смутно отдавался шелестъ шелковаго платья; онъ остановился, шелестъ приближался и вдругъ горячее дыханье обдало лицо его и губъ его коснулся жгучій поцѣлуй. У него захватило духъ, онъ протянулъ руки, но призракъ уже исчезъ и только въ концѣ галлереи отворилась дверь изъ освѣщенной комнаты и въ ней отразился на одно мгновеніе силуэтъ женщины. Дверь тотчасъ же затворилась и густой мракъ снова окружилъ его.

Гуго бросился впередъ; но руки его наткнулись на шероховатую каменную стѣну. Долго онъ ощупывалъ ее; ни малѣйшаго признака двери не попалось ему подъ руки. Наконецъ онъ ощупалъ пуговку и подавилъ ее. Передъ нимъ открылась большая пустая комната, полуосвѣщенная четырьмя узкими и глубокими окнами.

Преслѣдовать дальше было бы безполезно. Гуго еще чувствовалъ на губахъ слѣды горячаго поцѣлуя и спрашивалъ себя, не видѣніе-ли это было, но ему отвѣчало сильно бьющееся сердце. Кто же былъ этотъ мимолетный призракъ? Зачѣмъ онъ появился? Зачѣмъ исчезъ? Гдѣ найти эту женщину и какъ узнать ее?

Когда волненье его немного утихло и сердце успокоилась, Гуго пошелъ отъискивать все общество. Слуга указалъ ему на большое строенье, назначенное для игры въ мячъ и въ кольцо.

Когда онъ вошелъ, всѣ обитатели замка были въ сборѣ. Зала была ярко освѣщена и огни отражались на бархатѣ и атласѣ платьевъ. Лошади въ щегольской сбруѣ нетерпѣливо ржали на аренѣ и кольца были уже развѣшаны на тонкихъ прутьяхъ по столбамъ.

Ослѣпленный внезапнымъ переходомъ изъ темной галлереи въ ярко освѣщенную залу, Гуго увидѣлъ однакожь съ перваго взгляда герцогиню де-Авраншъ и рядомъ съ ней принцессу Маміани.

— Да идите-жь скорѣй, крикнула ему принцесса своимъ музыкальнымъ голосомъ, васъ только и ждали!

— Ужь не заблудились-ли вы, преслѣдуя какую-нибудь злую фею? спросила его Орфиза, обмахиваясъ кокетливо вѣеромъ.

Гуго посмотрѣлъ ей прямо въ глаза. Она не моргнула и щеки ея были такія же розовыя, лобъ и шея такіе же снѣжнобѣлые, вся фигура сіяла той же дѣвственной чистотою, какъ и всегда.

— Нѣтъ! нѣтъ! ея лицо не знаетъ лжи! это не она; но кто же? сказалъ себѣ Монтестрюкъ.

Принцесса улыбалась кавалеру де-Лудеаку и ощипывала лепестки розъ въ своемъ букетѣ.

Графъ де-Шиври подошелъ къ Гуго, между тѣмъ какъ оканчивались приготовленія къ игрѣ въ кольцо.

— А что, знаютъ эту игру въ вашей сторонѣ? спросилъ онъ.

— Нѣтъ, но мнѣ кажется, что это очень не трудно.

— Хотите попробовать?

— Очень радъ.

Гуго велѣлъ принести Овсяную-Соломенку, и десятокъ всадниковъ собрались на концѣ галлереи и бросились снимать кольцо другъ за другомъ.

Каждый разъ, какъ кольцо попадало на копье, герцогиня д'Авраншъ громко апплодировала.

— Я хочу, господа, дать отъ себя призъ первому изъ васъ, кто положитъ къ моимъ ногамъ десять колецъ.

— Чортъ возьми! сказалъ себѣ Гуго, вполнѣ уже овладѣвшій собой; вотъ и желаемый случай… лучшаго никогда не встрѣтится.

И онъ поскакалъ во весь опоръ и сталъ нанизывать на тонкое копье одно кольцо за другимъ.

Черезъ четверть часа десять колецъ было взято.

— Вотъ видите, сказалъ онъ графу де Шиври, у котораго на копьѣ было всего восемь колецъ; дѣло-то въ самомъ дѣлѣ не очень трудное.

И, соскочивъ съ коня, онъ пошелъ прямо къ герцогинѣ, преклонилъ колѣно и положилъ у ногъ ея свои десять колецъ.

Маркиза д'Юрсель, очень высоко цѣнившая ловкость, поздравила Гуго съ побѣдой и сказала:

— Мнѣ кажется, графъ, что самъ его величество король, ловкости котораго я не разъ имѣла счастье удивляться въ каруселяхъ, не сдѣлалъ бы лучше вашего. Вотъ вы теперь склонились передъ моей племянницей, какъ нѣкогда склонялись рыцари передъ дамой сердца, когда подходили получать награду за свои подвиги.

— А какой же награды вы желаете отъ меня, графъ? спросила Орфиза кокетливо.

— Права посвятить вамъ, герцогиня, мою жизнь, мою кровь и мою любовь.

Голосъ, жестъ, выраженіе, взглядъ придавали этимъ словамъ такую цѣну, которая спасала ихъ отъ свойственной обыкновеннымъ любезностямъ приторности; ошибиться было невозможно. Орфиза де Монлюсонъ покраснѣла; принцесса поблѣднѣла; кругомъ послышался легкій шопотъ.

— Что это, шутка, графъ? вскричалъ де Шиври съ гнѣвомъ. Вставши и не отвѣчая ему, а обращаясь снова къ герцогинѣ почтительно и съ гордостью, Монтестрюкъ продолжалъ:

— Я изъ такого рода, который привыкъ говорить прямо и открыто, что думаетъ, и потому-то я считалъ своимъ долгомъ сказать вамъ, что сейчасъ высказалъ, герцогиня. Позволю себѣ только прибавить, что любовь эта родилась во мнѣ въ ту минуту, какъ я васъ увидѣлъ.

— Значитъ, дня два или три тому назадъ? спросилъ Шиври.

— Да, точно, два или три дня, герцогиня, какъ говоритъ графъ де Шиври, вашъ кузенъ; но она останется неизмѣнной до моего послѣдняго вздоха.

Потомъ, обратясь къ своему сопернику и не теряя хладнокровія, онъ продолжалъ:

— Не ужели вы находите, что нужно много времени, чтобы любовъ родилась отъ удивленія, какое внушаетъ герцогиня д'Авраншъ, и неужели вы считаете, графъ, что жизни человѣческой слишкомъ много, чтобъ доказать ей эту любовь?

Графъ де Шиври начиналъ терять терпѣнье, но все еще сдерживая себя, вскричалъ, обращаясь къ окружавшему обществу:

— Что вы скажете, господа, объ этихъ словахъ? неправда-ли, такъ и видно, что графъ де Монтестрюкъ пріѣхалъ издалека?

На этотъ разъ Гуго перемѣнилъ тонъ и, возвысивъ голось, отвѣчалъ, бросая огненные взгляды:

— Эти слова, графъ, вполнѣ достойны хорошаго дворянина и дворянинъ этотъ, откуда бы онъ не пріѣхалъ, готовъ предложить бой, пѣшкомъ или на конѣ, съ кинжаломъ или со шпагой, каждому, кто бы ни сталъ ему поперегъ дороги.

Де Шиври сдѣлалъ шагъ впередъ; Орфиза де Монлюсонъ остановила его жестомъ и сказала:

— Я дала слово графу де Шаржполь и сдержу его.

Она окинула взглядомъ все общество и спросила съ кокетствомъ и вмѣстѣ съ достоинствомъ:

— Вы требуете себѣ; графъ, права посвятить мнѣ вашу жизнь и доказать мнѣ вашу любовь преданностью?

— Да, герцогиня, и если мнѣ не удастся, цѣной самыхъ постоянныхъ, самыхъ упорныхъ усилій, назвать васъ графиней де Монтестрюкъ, женой моей, то я отдамъ за это всю свою кровь до послѣдней капли.

Пока онъ говорилъ, принцесса дрожащей рукой рвала цвѣты своего букета и бросала по полу. Де Шиври поблѣднѣлъ страшно. Его удивляло, какъ это человѣкъ, позволившій себѣ при немъ такую дерзость, еще стоитъ на ногахъ; онъ совсѣмъ ужь готовъ былъ разразиться гнѣвомъ, но кавалеръ де Лудеакъ пробрался къ нему сзади и прошепталъ ему на ухо: