Путь на Юг - Михаил Ахманов

Кое-какую информацию о внутреннем и внешнем положении айденской державы Одинцов имел. Пару столетий назад, во времена Ардата Седьмого, империя продвинулась на запад и восток, аннексировав приморские королевства Джейд и Стамо. После многих лет кровопролитных войн и бунтов верхушка побежденных слилась с имперской знатью, перебралась в Тагру и никакого ущемления в правах с тех пор не ощущала. Неблагородные сословия, в первую очередь ремесленники и купцы, тоже считали себя айденитами, а Джейд и Стамо — имперскими городами. Рабов в империи было немного, причем не иноплеменных, а большей частью своих, либо потомственных, служивших уборщиками, золотарями и могильщиками, либо обращенных в рабство за долги, грабежи и убийства — эти трудились в каменоломнях и на рудниках. С крестьян, считавшихся людьми свободными, семь шкур не драли, ибо на них держалась армия: каждый третий сын в семье брал копье и меч, твердо зная, что после двадцатилетней службы может рассчитывать на приличный пенсион. Так что народ пребывал в спокойствии и согласии, а все интриги игрались в верхах, в совете пэров и близком императорском окружении. Император считался фигурой божественной, воля его являлась законом, а лицезрение — радостью и счастьем. Политический вес пэров и нобилей определяли три компонента: близость к владыке, богатство и древность рода, дававшая в некоторых случаях право на престол. Однако законы престолонаследия были четкими, и, когда усопшего повелителя сменял преемник, кровь обильно не текла. Обычно казнили сотни три-четыре дворян и чиновников, поставивших не на ту лошадку. Так что внутреннее положение империи было весьма стабильным, но, разумеется, не исключало тайного недовольства, соперничества и мелких заговоров.

Что касается внешней ситуации, то она была сложнее. При расширении на запад и восток держава столкнулась с двумя проблемами, которые уже больше века не удавалось разрешить. За Джейдом, западной провинцией, высились горы Диграны, населенные воинственными племенами; их князья жили грабежом, а от имперских войск скрывались в диких ущельях и неприступных горных крепостях. Но на востоке, в провинции Стамо, дела были посерьезнее; здесь тоже имелись горы, богатые золотом, серебром, медью и железной рудой, а за горами находился эдорат Ксам, главный соперник империи на континенте. Обширная страна, превосходившая Айден населением, тоже искавшая путь на Юг и, кроме того, перекрывшая все сухопутные дороги к Странам Перешейка, за которыми, на дальнем востоке, лежал Кинтанский субматерик, земли почти легендарные, с коими торговали через десятые руки. С Ксамом Айден мерялся силой уже целый век и пока что безуспешно. Кроме прямых столкновений, та и другая сторона засылала шпионов и вербовала падких на золото подданных чужой державы. Так что наши вполне могли оказаться не диссидентами, а ксамитскими агентами.

За час до заката, который в Айдене, южной стране, приходился часов на семь, Одинцов велел оседлать двух лошадей и вызвал к себе Чоса. Оруженосец в последние дни цвел, как майская роза, — похоже, наказывал Дию с вечера до утра со всем усердием оголодавшего солдата. Но о ратной дисциплине не забывал, явившись к хозяину через три минуты и в полном снаряжении: кожаный панцирь, меч, кинжал и два дротика. Осмотрев его, Одинцов довольно кивнул.

— Знаешь, где кабак «Под юбкой шлюхи»?

— Как не знать, мой господин! В Оконто, напротив храма Ирассы, да не оставит богиня нас своими милостями! Рядом еще лавка кинтанца Касса… Пасса… словом, кинтанского чернокнижника. Только это не простой кабак, а заведение для благородных. Там даже морских червей подают с Западного океана и обезьян с Перешейка, запеченных в коре дерева пьял.

— Название… — Одинцов пошевелил пальцами, — название не того… Не привлекает.

— Это смотря какая шлюха, хозяин. Там все девочки как наточенный клинок из самой лучшей стали. И разные! Есть ксамитки, есть с Ничьих Земель, есть даже с Перешейка… — Сглотнув слюну, Чос вздохнул. — Меня к такому заведению и близко не подпустят.

— На этот раз тебе повезло.

Одинцов поднялся, опоясался мечом, сунул, на всякий случай, нож в сапог и зашагал во двор, где конюхи уже прогуливали пару лошадей, жеребца золотистой масти для хозяина и серую кобылу для Чоса. Ильтар, стоявший у лестницы, глядел на четвероногих скакунов с плохо скрытым презрением — видно, они казались вождю мелковатыми.

— С приятелями надо повидаться, — сказал ему Одинцов. — Не держи обиды, что еду без тебя. Больно пугливые приятели — увидят настоящего хайрита, могут сбежать.

Ильтар усмехнулся.

— А ты разве не настоящий хайрит? Дай-ка я на тебя погляжу… — Он окинул родича внимательным взглядом. — Что у тебя в сапоге, Эльс?

— Нож.

— А в другом?

— Только моя нога.

— Это не годится! У настоящего хайрита в каждом сапоге по клинку. Вот, возьми мой. — Он протянул Одинцову кинжал, дождался, когда тот подымется в седло, и хлопнул жеребца по крупу. — Ну и кляча! Рога нет, шерсть короткая, и ног не хватает… Далеко на таком не уедешь!

— Мне близко, — успокоил его Одинцов и, в сопровождении Чоса, выехал за ворота. Конь у него был породистый и шел ровной иноходью, но после тарха любой лошадиный аллюр казался тряским. Животное чуть отличалось от земных аналогов: уши были не острыми, а закругленными, тело более длинным и по-змеиному гибким, грива короткая, щеткой, как у зебры, а седло и вовсе непривычное, целое кресло, а не седло. Но в главном конь был как конь: перебирал копытами и бежал резво.

Они добрались до Имперского Пути, где неторопливо разъезжали коляски с благородной публикой, проносились пышно одетые всадники, а по обочинам сновали слуги, рабы-уборщики и целая армия уличных торговцев с напитками и сластями. Тут надо было повернуть направо, к Голубому каналу. Водная магистраль с плывущими по ней плотами и баржами была не видна, ее закрывали кроны деревьев, но по сторонам дороги было на что поглядеть. Смутные воспоминания кружились в голове Одинцова, вдруг оборачиваясь реальностью: отделанным цветной мозаикой портиком бань, перед которым били два фонтана; триумфальной аркой с грозными масками богини Шебрет и колоннами, чьи капители были изваяны в форме боевого шлема; статуй клыкастых морских чудовищ — вероятно, саху, изогнувшихся на каменном гребне морской волны; других монументов, изображавших Айдена то в виде змея с солнечным диском в зубах, то в человеческом обличье, с челом, осиянным лучами. Кроме того, встречались роскошные особняки с изящными башенками, колоннадами, широкими лестницами и мозаичными панно; Одинцову мнилось, что некогда он побывал едва ли не в каждом из них, но имена и титулы владельцев выпали из памяти. Впрочем, помнилось другое: в какой из дворцов он поднимался днем парадной лестницей, а в какой лез ночью и тайком, прямо в спальню любвеобильной хозяйки. Рахи, несомненно, был изрядным шалуном.

Он загляделся на решетку из перекрещенных клинков с волнистыми лезвиями, смутно припоминая, что строение и круглая арена за этой оградой — фехтовальная школа, где Рахи провел немало дней. Ему хотелось подъехать ближе, но Чос за спиной кашлянул и деликатно присоветовал:

— Сюда нам не надо, мой господин, ибо ты — хвала Шебрет! — уже превзошел всю воинскую науку. Нам в тот проулок, что между винной лавкой Интаха Шестипалого и дворцом бар Фейдов из Линка.

Они свернули налево, в проулок. Солнце уже наполовину скрылось за винной лавкой, длинным кирпичным сооружением с галереей, где лежали на боку гигантские бочки. В этот час галерея была пуста — видно, Интах Шестипалый по мелочи не отоваривал, а отпускал продукцию оптом. В скором времени проулок вывел их на широкую площадь, полную народа, людей простого и благородного звания, купцов, мальчишек, нищих и важных старцев в темных тогах — не иначе как из сословия Ведающих Истину. Старцы, окруженные юными учениками, и нобили с женами и свитой слуг прохаживались по лавкам, которых вокруг площади было в изобилии, или двигались к высоким вратам храма Ирассы; торговцы вопили, зазывая покупателей, нищие клянчили подачку, вороватые мальчишки вьюнами шныряли в толпе, а прочий народ занимался полезным делом: кто зажигал масляные лампы на столбах, кто мел мостовую, кто разносил прохладительное, кто дежурил у портшезов и колясок, кто берег господ от попрошаек и воров. Площадь примыкала к восточной стене Оконто, местной обители мудрости, и прямо в эту стену был встроен храм богини удачи Ирассы, имевший подковообразную форму и обнесенный по фасаду квадратными колоннами. За храмом вдоль стены тянулись балаганы и увеселительные заведения, где можно было поглядеть на фокусников, акробатов и нагих танцовщиц. С трех других сторон стояли кабаки, ссудные конторы, лавки да дома свиданий, и было их превеликое множество — ведь Ирасса наделяла милостями всех ловцов удачи, торговцев, актеров, мастеров во всяком художестве и даже нищих с потаскушками.