Путь на Юг - Михаил Ахманов

Сейчас Одинцов готовился безбоязненно навести порядок в своем курятнике, ибо немилость императора, павшая на семью старого Асруда, если и не прошла совсем, то, по крайней мере, смягчилась. Молодой бар Ригон был назначен специальным имперским представителем — и наблюдателем! — в отряд хайритов. Ибо, как мудро рассудил три дня назад Амрит бар Савалт, если северные варвары хотят заполучить бездельника Рахи, то к чему им препятствовать?

Одинцов окинул взглядом толпу челядинцев. Все они, за малым исключением, были людьми из западных поместий Ригонов, потомственными слугами рода, отчим наследием, и даже самых ленивых из них гнать вон не полагалось. Поучить, другое дело. Отчасти он уже навел порядок: конюхи выгребали навоз из конюшен, чистили стойла, тархов и лошадей, готовясь к осмотру; казарма, в которой вольготно разместились двести тридцать воинов Дома Осс, была вымыта до блеска; большинство женщин, под присмотром служанок Лидор, принялись за уборку в парадных покоях; у ворот и на башнях снова стояли часовые. Две дюжины хорошо вооруженных и обученных охранников из Джейда были вполне надежны; по словам Лидор, они лишь немного растерялись в отсутствие крепкой хозяйской руки. Одинцов поставил над ними Чоса, и тот моментально восстановил дисциплину среди стражей с помощью кошеля с серебром и пары-другой затрещин.

Во дворе скопилось сотни полторы народа. Отдельно, по приказу молодого господина, поставили чужаков, нанятых в столице: трех музыкантов, парикмахера, ювелира и библиотекаря. Все они имели доступ в покои Внутреннего дворца, и все были под подозрением. Но с ними Одинцов собирался разобраться попозже; сперва надлежало покончить с мелочами. Он кивнул Кламу, и серестор, откашлявшись, развернул длинный свиток пергамента.

— Туг, замечен в краже свиного окорока, — огласил он начало списка. — Донес Кер, младший помощник повара.

Одинцов повернулся к Чосу.

— Что положено укравшему съестное по уставу Береговой Охраны?

Его оруженосец наморщил в раздумье лоб, грозно сверля взглядом несчастного Туга, дородного молодца с западных равнин.

— Усекновения левой руки на первый раз будет достаточно, — с безразличным видом сообщил он.

Туг повалился на колени; его пухлые щеки тряслись от страха.

— Помилуй, хозяин! Я же… я же… впервые… и только когда совсем оголодал…

— О, мощная Шебрет! Порази этого болвана бессилием от пупка до колена! — Чос был неподражаем. — Ему же было ясно сказано: всего лишь левая рука! Потому что на первый раз. А вот на второй… — Чос задумался, что-то вычисляя про себя. — Большой был окорок? — неожиданно спросил он. Туг показал, отмерив дрожащими руками около половины метра. — При второй краже кость от окорока надо забить в задницу вора.

Взревев от ужаса, Туг распростерся на земле. Одинцов задумчиво почесал кончик носа; помнилось ему, что у ангольского племени фульбо был такой же обычай. Правда, не было свиней — их угнали партизаны.

— Благодари светлого Айдена, Туг, что ты не служишь в Береговой Охране, — сказал он после минутного раздумья. — Я полагаю, десять плетей будет достаточно. Помощнику повара Керу выдать три марки серебром.

Туга оттащили к помосту, и палач взялся за дело. Минут пять раздавались вопли преступника, которым аккомпанировал звон монет, отсчитываемых Кламом. Затем серестор снова сунул нос в свой кондуит.

— Дия, — сообщил он. — Была дерзка со старшей служанкой нашей милостивой госпожи. Отказалась мыть дворцовую лестницу, заявив, что от горячей воды и щелока ее руки огрубеют.

Эта девица, весьма миловидная, и впрямь оказалась дерзкой — посмела строить глазки молодому хозяину! Одинцов призадумался. Портить мягкую шкурку этой красотки он не хотел — не ради нее самой, а в память о Зие, на которую она походила и именем, и яркой внешностью. Неожиданно на его губах заиграла улыбка. Да, такое решение будет наилучшим! В конце концов, его денщику и верному оруженосцу тоже положен кусок сладкого пирога!

— Ты, девушка, можешь выбирать, — ласково начал он, — либо десять плетей, либо… — Одинцов покосился на Чоса. — Ты знаешь самую длинную лестницу, которая ведет на привратную башню? На ту самую, где на пятом ярусе отведена комната для нового начальника стражи? Вот этого? — Он показал взглядом на своего оруженосца, и обескураженная девица кивнула. — Так вот, выскребешь ее от самой нижней ступени до дверей достопочтенного Чоса. А когда закончишь, он определит тебе дальнейшее наказание. — В толпе слуг раздались смешки. — Ну, что тебе больше нравится? Плети или дорога к Чосу?

Побледнев, Дия бросила затравленный взгляд в сторону помоста, где поигрывал плетью дюжий палач.

— Я вижу, ты уже сделала выбор. — Одинцов посмотрел на Чоса, который скалился во весь рот. — Тогда приступай немедленно! Как раз к ночи и закончишь. — Он повернулся к серестору: — Скажи-ка мне, кто мыл дворцовую лестницу вместо этой лентяйки?

— Калайла и Дорта, служанки самой госпожи. А они уже немолоды и не имеют прежних сил! Зато терпеливы и усердны.

— Каждой — по пять монет, — приговорил Одинцов.

Судилище двигалось к завершению семимильными шагами, и постепенно слуги стали понимать, что молодой Рахи — малыш Рахи, которого многие из них знали с детства, спуску никому не даст. И потом, эти страшные северные варвары, заполонившие казарму и хозяйственный двор! Правда, они никого пока не обидели, но каждому было ясно, что по приказу молодого хозяина они сделают из смутьянов мясной фарш!

Наконец в сундучке показалось дно, а усталый палач начал то и дело смахивать со лба пот. По знаку Одинцова к его креслу приблизилась последняя группа — музыканты, библиотекарь, парикмахер и ювелир. Серестор Клам снова сунул нос в свой список.

— Установлено, — осипшим голосом начал он, — что из покоев старого господина пропал ценный предмет, кинжал с красными камнями из Линка на ножнах и рукояти. Тот самый, который наш милостивый хозяин всегда носил на поясе, а отходя ко сну, клал рядом на столик. Когда ночью нашего милостивого хозяина схва… гмм… вызвали в Обитель Закона, кинжал, как всегда, лежал на столе. И никто того кинжала не касался, даже молодые господа, ибо хозяин Асруд любил, чтобы его вещи оставались там, куда они им положены. И мы все ждали, что хозяин вот-вот вернется… — Клам со всхлипом втянул воздух, вытер слезинки с глаз, потом справился с волнением и продолжил: — Десять дней назад, незадолго до возвращения из северных краев господина нашего Арраха, кинжал пропал… То есть пропал он, может, и раньше, но Дорта, прибиравшая опочивальню, заметила пропажу только тогда… и сразу же доложила молодой хозяйке.

Клам прочистил горло и замолчал, поглядывая на Одинцова. Тот скосил глаз в сундучок, где еще посверкивали редкие монетки с солнечным диском и благородным профилем императора.

— Усердной Дорте выдать еще пять марок, остальное — палачу, за труды. И пусть принесут ему пива. Главная работа у него впереди.

Повергнув челядь в трепет этим зловещим заявлением, Одинцов пристально уставился на подозреваемых.

Ювелир отпадал сразу. Этот пожилой ремесленник из Оконто имел свободный доступ в господские покои, но бывал там редко, лишь когда сдавал заказ. И в его мастерской, расположенной в углу хозяйственного двора, хватало и золота, и серебра, и драгоценных камней. При желании он мог давно скрыться со всем этим добром в лабиринте Тагры или вообще бежать из столицы. Но он этого не сделал. Нет, ювелир был честным человеком.

Музыканты вызывали больше подозрений. По мнению Одинцова, эти парни имели такой же воровато-богемный вид, как и их патлатые коллеги из бесчисленных рок-групп, расплодившихся по всей России и ближнему зарубежью, от южных гор до северных морей. Но с тех пор как Страж Спокойствия наложил свою руку на Асруда, молодым хозяевам стало не до развлечений. Трио музыкантов не появлялось во Внутреннем дворце уже много дней, и вряд ли у кого-нибудь из них хватило бы смелости залезть туда ночью. Уж проще ограбить мастерскую ювелира!

Одинцов перевел немигающий взгляд на парикмахера. Этот не оставался без работы дольше двух суток — Лидор очень гордилась своими золотистыми локонами. Он постоянно бывал во дворце, но служанки молодой госпожи, все — женщины испытанной честности, поклялись во время предварительного следствия, что провожали парикмахера от входа до покоев Лидор и обратно. К тому же парикмахер был явным трусом; лоб его под взглядом Одинцова покрылся испариной, колени подгибались.

Серестор Клам, верный слуга, отпадал. Стражи обычно сидели в кордегардии, дальше первого этажа не заходили и к тому же всегда дежурили во Внутреннем дворце попарно. Оставался библиотекарь.

Глаза Одинцова остановились на щуплой фигуре Вика Матуша, бывшего книготорговца из Оконто, прогоревшего вчистую и надзирающего ныне за обширной замковой библиотекой. Он собрал об этом шельмеце кое-какие сведения. Матуш служил у Ригонов года три, с тех пор как потерял из-за долгов собственную лавку, и в книгах действительно знал толк. Правда, мальчики-подростки и молодые слуги жаловались на излишек внимания с его стороны, что, в общем-то, не считалось большим пороком — по этой части в Айдене царили свободные нравы, а карали больше за измену, неуплату долгов и колдовство. Так что жалобы определялись скорее непривлекательной внешностью Матуша и его попытками получить кое-что задаром. Он был исключительно тощ; кости выпирали из-под туники, словно ее натянули на оживший скелет.