Путь на Юг - Михаил Ахманов

— Рахи, что с тобой? — тихо прошептала девушка. — Ты так изменился, стал совсем другим… Рахи, где ты потерял свое лицо?

Глава 11

Баргузин

В стартовом зале царила суета. Это ощущение создавалось не многолюдством — тут было едва ли полтора десятка человек, — но непрерывным миганием огней на пульте, мощным низким гулом генератора, мельканием белых халатов, метавшихся от экрана к экрану, и громкими возгласами техников, монтировавших какую-то установку. Шахову она напомнила спрута, разделанного на консервы: щупальцы кабелей змеились по полу, на них тут и там торчали платы со следами пайки, а центральная часть имела те неопределенные очертания, какие бывают у вытащенного на берег осьминога. Техники с паяльниками ползали по этой конструкции, заглядывали в чертежи и, не смущаясь присутствием начальства, матерились. Зато работа шла на удивление быстро.

— Часа через три-четыре закончим, — сказал Виролайнен, с благостным видом оглядывая свои владения. — Да, пока не забыл, генерал… Моим сотрудникам обещаны премиальные, за скорость и качество работ. Конечно, если установка выйдет в расчетный режим.

— К чему такая торопливость? — сказал Шахов. — Ждем уже больше месяца… Отчет я отправил, и никаких негативных последствий. Думаю, день-другой не играет роли.

Старый ученый поднял палец и покачал им у генеральского носа.

— Задуманное делай быстро или не делай вообще. Вы же знаете наших работничков, Сергей Борисович: они способны только на штурм, на быстрый натиск и героические подвиги. Особенно если их подстегивает мысль о сверхурочных… А вот терпеливые ежедневные усилия — это не для нас. Это для немцев и прочих финнов.

Шахов усмехнулся:

— Разве у нас финнов нет?

— Есть, но только в единственном числе и полностью впитавший славянскую ментальность, — отпарировал Виролайнен. — К тому же я советский финн, а значит, и не финн вовсе. Батюшка мой был наполовину еврей, матушка — на три четверти, но из карьеристких побуждений оба писались финнами.

— Вот как? Не знал, Хейно Эмильевич, не знал!

— У каждого свой скелет в шкафу, — буркнул Виролайнен. — Так что насчет премии?

— В размере оклада, и не больше. Дополнительное финансирование из Фонда МТИ исчерпано уже наполовину, а вы ведь собирались закупить… этот… как его…

— Остронаправленный лазерный вибратор, — с блаженной улыбкой подсказал Виролайнен. — Триста двадцать две тысячи долларов… Ну, в размере оклада вполне устроит. Грех баловать людей.

Словно подслушав эти слова, один из техников заложил трехэтажным. Шахов с интересом ждал продолжения, но тут в зале возникла бригада реаниматоров, двое мужчин и девушка. Техник скосил на нее глаза и заткнулся.

Плита подъемника опустилась и через минуту вернулась на место с тяжелым громоздким саркофагом, обвешанным шлангами и проводами. Реаниматоры, окружив контейнер, захлопотали; один из мужчин проверял показания датчиков, другой сдвинул крышку с помощью массивного рычага, девушка готовила шприц с инъекцией. Приподнявшись на носках, Шахов увидел лицо Одинцова, бледное, как у покойника.

— С ним все в порядке?

— Лучше быть не может. Его уже подогрели.

— То есть?

— Вывели из гипотермии. Температура тела — тридцать пять градусов. Сейчас вколят стимулятор, и она повысится до нормальной. — Старик повернулся к саркофагу и окликнул одного из медиков: — Кирилл! Что там у вас?

— Все показатели в норме, Хейно Эмильевич, — ответил тот, что возился с датчиками. — Плоть готова принять душу.

— И примет, в самом скором времени, — подтвердил Виролайнен. — Сильное гипнотическое внушение, ориентированное Туда, — он бросил взгляд на потолок, — напомнит нашему посланцу, с каким нетерпением мы его ждем. Уверен, он не станет сопротивляться этому призыву. Но если все-таки… хмм… если будет проявлено упорство, задача усложнится. Придется посылать гонца. Хотя бы вас, Сергей Борисович. Вы ведь у нас начальник, верно? И, очутившись Там, — снова взгляд на потолок, — можете подкрепить слова убеждения приказом.

Шахов содрогнулся, но сделал это умеючи — так, что на лице отразилось лишь восприятие забавной шутки. Потом промолвил:

— Помнится, вы говорили, с гонцами все непросто. Можно послать, но как гонец отыщет Одинцова? Без транспортных средств, не зная мир, в котором очутился, и, разумеется, без понятия, где наш испытатель, в каком обличье, под чьим именем… Я правильно формулирую проблему?

— Абсолютно правильно. Однако… — Виролайнен погладил плохо выбритую щеку, — однако я все-таки надеюсь на успех. Точнее, на этот лазерный вибратор ценою в триста двадцать две тысячи долларов и другое оборудование, которое обойдется… ммм… ну, еще миллиона в полтора.

Шахов снова содрогнулся и начал багроветь, но Виролайнен сделал вид, что ничего не замечает.

— С помощью этих средств я рассчитываю подтвердить теорию якоря. Не самое удачное название, но отражающее суть дела, и потому сойдет. Да, именно так: теория якоря или ментопсихического резонанса нейронных структур в высокочастотном поле.

— И как это понимать? — спросил генерал, справившись с приступом раздражения. — При чем тут, скажем, якорь?

— О, это главный элемент! Главная фигура! Якорь, образно говоря, это наш испытатель полковник Одинцов, ибо что он такое, как не якорь, заброшенный нами на Ту сторону? В пучину, с неведомыми нам водоворотами, течениями, скалами, подводными лесами и тварями, что обитают в них… Задача в том, чтобы якорь превратить в маяк, и тогда мы сможет заслать гонца не вообще куда-то в этой бездне, а в ближайшее окружение Одинцова. Я думаю, в существо, которое рядом с ним, самое близкое в физическом пространстве… — Шахов шевельнулся и отрыл рот. — Что? Вы что-то хотите сказать?

— Хочу спросить. Как всегда, о сроках.

Виролайнен насупился.

— Больше полувека я это слышу — сроки, сроки, сроки!.. Я еще расчетов не провел, ни единого опыта не поставил, не смоделировал процесс на компьютерах, даже идею с коллегами не обсудил… А вы уже — сроки, сроки! Вполне возможно, — он махнул рукой в сторону саркофага, — что наш ходок вернется через три часа, и никаких проблем не будет! Я почти уверен в таком исходе!

— А если все-таки… — тихо молвил Шахов, наблюдая, как над контейнером с телом Одинцова плавно опускается колпак, — если он попал в рай и не хочет возвращаться? В такой ситуации вопрос о сроках вполне уместен.

Старик насупился еще больше — не любил, когда ему выкручивают руки.

— Ну-у… тогда, я думаю, полгода. Возможно, три-четыре месяца, но скорее шесть. При условии бесперебойного финансирования.

— Как это выглядит в цифрах? Кроме вибратора и тех полутора миллионов понадобится что-то еще?

— Откуда я знаю, генерал! Я не занимаюсь прорицаниями!

Виролайнен отвернулся. Шахов смотрел на застывшее в саркофаге тело, на бледное бескровное лицо и думал: где же очутился Одинцов, в каких краях и неведомых землях? Может, в самом деле он в раю? Не в том, конечно, что бог обещал безгрешным и праведным, но в мире, где нет ни боли, ни ненависти, ни стремления властвовать и подчинять, ни жажды богатства и славы, ни конфликтов и споров… И ему, Одинцову, там так хорошо, что он не хочет возвращаться…

Внезапно он понял, что мысли его нелепы, даже смешны. Что делать Одинцову в райской обители, чем заняться? Петь псалмы, хлестать амброзию и трахать гурий? Ну, от жизни такой он дней через десять заскучает, а через месяц с ума сойдет… Не годится рай для Одинцова! И Одинцов не подходит для рая… И если он не возвращается, то, значит, угодил туда, где ему самое место и где его лучше оставить.

Шахов вздохнул. Оставить! Легко сказать! Спросят-то ведь с него! Были бы хоть результаты какие-то, данные об этом Зазеркалье… А так — ни результатов, ни испытателя! Только теории Виролайнена да растраченные деньги…

Прибор, который собирала группа техников, уже не походил на расфасованного осьминога. Центральную часть накрыли цилиндрическим кожухом, кабели, платы и прочие детальки исчезали в нем одна за другой, а к колпаку-излучателю, что нависал над саркофагом, протянулся толстый жгут проводов. Девушка-реаниматор всадила в Одинцова шприц, и его лицо начало розоветь.

— Температура тридцать шесть и три, пульс семьдесят, — сообщил один из медиков.

— Превосходно. — Виролайнен искоса взглянул на генерала и сказал: — Идите к себе, Сергей Борисович. Я позвоню вам и Гурзо, когда закончится монтаж.

«Выйдет?.. Не выйдет?..» — прикидывал Шахов, шагая подземным переходом в административный корпус. Он заглянул в тренировочный зал, постоял на галерее, глядя, как инструкторы гоняют трех новобранцев, прошел по коридору второго этажа мимо полупустых лабораторий — часть сотрудников трудилась в стартовом комплексе, поднялся по лестнице, кивнул портрету капитана Чернова, висевшему в холле напротив окна. Капитан уставился на него сурово и строго, хотя при жизни был совсем другим, весельчаком, выпивохой и балагуром. Что поделаешь, парадный портрет! Герой должен походить на героя…