Животные - Илья Щукин

— Стаскают твои ублюдки. Деньги на стол, а после забирайте товар.

— Черт возьми, они мне нравятся! Приготовьте пятьсот тысяч наличными!

Деньги принесли через полчаса. Басолуза соскользнула с грузовика. Приблизившись к столу, она стала пересчитывать туго перетянутые пачки.

— Вы мне не верите? — сказал Сатир.

— Мы никому не верим, милый. Особенно поросятам вроде тебя.

Сатир вытянул жирную конечность:

— Мне нравится ваша машина! Сколько вы хотите? Десять, пятьдесят, сто тысяч? Я дам любые деньги, только назовите сумму!

— Машина не продается. — сказал Варан.

— Все продается в этом мире, запомните! Я даю вам двести тысяч! Соглашайтесь, пока есть возможность!

— Ты очень настырный поросенок! — Басолуза ощерилась, слюнявя купюры. — Проклятый Боже, сколько же денег!

Псы Сатира освободили кузов, перетаскав оружие в дом.

— Триста тысяч! Только сегодня и только сейчас! Такая машина не стоит и трети того, что я предлагаю!

— Она стоит намного больше.

Варан закурил и посмотрел на ворота. Ублюдки смотрели на него глазами голодных хищников.

— Не сбивайте меня, я так собьюсь со счета. Черт, четыреста четырнадцать…

— Никто не даст вам столько, сколько дам я! Соглашайтесь же! Прямо сейчас!

— Пятьсот кусков! — крикнула Басолуза. — Ровно пятьсот тысяч! Все как положено, мальчики.

Курган принес сумку, свалил в нее деньги и унес в грузовик.

— Сделка завершена. — сказал Варан. — Нам пора ехать.

— Вам нужна ядерная бомба в двести мегатонн? — спросила Басолуза. — Цена бомбы — три миллиона!

Сатир расхохотался, залив подбородок слюной.

— Нет уж, извините! Мы обойдемся более безболезненными средствами! Что ж, как на счет дальнейшего сотрудничества?

— Пока ничего неизвестно. Следующая партия возможна спустя месяц.

— Видите ли, меня мучает другой вопрос. Что вы будете делать с такими деньгами, если не секрет? Это огромные деньги, их невозможно быстро израсходовать. Их надо во что-либо вкладывать или покупать что-либо стоящее. Когда-нибудь они исчезнут, и вы останетесь голышом. Послушайте, я предлагаю вам более разумный выход. У меня есть многое, что может вам понадобится. Именно то, что приносит деньги. Я могу дать вам любое свободное помещение под магазин прямо здесь, в Палладиум-Сити, или, скажем, игорный клуб, или… да все, что захотите! Вам стоит только выбрать и показать пальцем. А деньги… вы и так будете их получать. Наладите свой бизнес, обживетесь тут. Я уверен, этот город вам понравится!

— Когда наше дело покатится в гору, — сказала Басолуза. — Нам придется платить тебе налоги. Вся проблема в том, что мы никому не платим налоги, понимаешь.

— В отношении налогов я все устрою! — Сатир хлопнул в ладоши. — Мы просто делаем вот так, и все налоги исчезают! Не думайте, что вы меня опустошите! Денег у меня более чем достаточно, поверьте! При надобности я смогу выкупить все ваше оружие, но все же… допустим, что вы получите игорный клуб. Нет, конечно, вы его получите, если примете мои условия!

— Все в машину, быстро! — приказал Варан.

— Теперь я понял, что ваше оружие стоит намного больше! — Сатир накалялся. — Игорный клуб со столами, да что там! С целым набором развлечений стоит порядком миллиона, но вы отказались! Вы решили взять деньги, но я сразу понял, что вы можете получить с этих железок намного больше! Намного больше, чем приносят все развлечения в Палладиум-Сити! Итак, что вы хотите? Игорный клуб не единственное, что я могу вам предложить!

— Мы возьмем деньгами.

Сатир приблизился к Варану.

— Где расположен ваш тайник? — спросил он. — Назовите место, и я предложу вам нечто более стоящее. Нечто, от чего вы не сможете отказаться. Только представьте себе огромный крытый наркоцех. Найдете башковитых голов и наладите производство. Миллион чистой годовой прибыли — это как минимум! На вашем месте я бы обязательно согласился!

Варан забрался в кабину и крикнул:

— Открывайте ворота! — и добавил Сатиру: — Если мы обнаружим слежку, мы перебьем всех.

Псы Сатира раскрыли ворота, они расступились, когда тяжелый грузовик покатился в их сторону.

— Вы напрасно отказываетесь! — верещал Сатир, выступая вслед грузовику. — Это выгодное предложение! Ну что же, вы сами сделали свой выбор!

Стенхэйд выгнал машину за ворота, после чего псы закрыли их. Оставшись с другой стороны, Сатир смотрел на нас с бесконечным сожалением. Потом он внезапно исказился в чудовищной гримасе, оскалив крупные желтые клыки. Мы прекрасно видели это.

— У него мерзостное рыло, — сказал Стенхэйд, давая задний ход. — Будь моя воля, я спустил бы ему кишки.

— Сукин сын нас думал приманить уловками.

Басолуза возникла в окошке.

— У нас запахло денежками, вы знали?

— Дай мне десять кусков, детка. — попросил Варан.

— Забыл веревку и мыло?

— Пойла на всех возьму.

На перекрестке Стенхэйд свернул налево и погнал к выходу. Варан приказал ему остановиться, как только машина достигла ворот. Около них он спрыгнул, свистнув бритого самца. Самец приблизился медленно.

— Ну, как прошла сделка? — спросил он.

Варан протянул ему толстую пачку купюр.

— Бери, это ваши премиальные. Вы помогли найти покупателя.

— На счет покупателя я понял, но десять кусков так просто не дают. Так что мы должны натворить?

— Ничего. Сатир — законченный ублюдок, у него хренова туча денег. Судя по тому, как ты сомневаешься, он мог бы платить тебе больше, но он этого не делает. Сатиру выгодно задарма содержать устойчивое мясо, особенно то, которое ошивается за пределами его резиденции. В данном случае — тебя и твоих ребят, так что не спрашивай и бери, пока дают.

Бритый самец взял пачку и пожал плечами.

— Мы не знаем, что у него там творится. Но ты прав, платит он нам скудновато. Спасибо за деньги. Если что, я Массарк.

— Видишь, как все замечательно. Даже самые крупные проблемы зачастую устраняются оружием, а мы как раз его прочистили и зарядили. До скорой встречи, Массарк.

— Ты переборщил с подачкой, Варан. — сказал Стенхэйд, когда Варан вернулся на сидение. — Ты дал им слишком много.

— Это будет нам только на пользу. Шансы Сатира урезаны. Десять кусков для нас ничего не значат. Теперь мы с вами богачи.

Когда грузовик тронулся, Басолуза задрала топик, обнажив молочную грудь.

— Эй, счастливчики! — крикнула она. — Сладкий прощальный сюрприз!

Самцы на воротах ощерились и начали свистеть.

XVII. Дакота

После сделки с Сатиром многое изменилось. Мы стали крупными богачами, и Арабахо сулил нам хорошие перспективы. Теперь каждый из нас хранил на кармане немалые деньги и мог распоряжаться ими, как пожелает душа. С одной стороны это было здорово, но с другой — мы изрядно обленились, утрачивая возможность совершать дешевые, но, тем не менее, рискованные вылазки. Варан на время прекратил отдавать диктаторские приказы, позволив нам перевести дыхание. Деньги и на меня повлияли. Все чаще теперь я подумывал о том, как побыстрее отделиться от группы и начать самостоятельную жизнь. Хотя это и было чрезвычайно опасно, но все же это надо было устроить. Я знал, что если я обрету финансовую независимость, я буду свободен. Оставалось лишь выбрать время, поймать момент и рассказать об этом Варану.

Я был уверен — он согласится.

Как только мы оставили Палладиум-Сити, Варан предложил Стенхэйду рулить в Пустынный Приют. Это была хорошая идея. Мы хотели отдохнуть и отметить прибыльное дело, давшее первые плоды. Когда мы вернулись отель, Корнаг тут же узнал нас, а особенно — Ветролова, а потом мы сняли шестерку номеров и завалились на дно. У нас был один незыблемый закон: вся добыча поровну делилась между отрядом. Варан говорил: "Так было, так есть и так будет. Во всяком случае, так будет, пока я жив". Каждый из нас получил больше сотни тысяч, и немного с этих денег, единодушно скинувшись, мы решили оставить в Пустынном Приюте.

Каждый новый день мы тратили наличность, зная, что завтра будет то же самое. Басолуза выясняла отношения с Вараном, Курган и Ветролов любили знакомых подружек. Джессика и Рони как нельзя лучше подходили им. Я думал, что если их хорошо помыть и дать им новую одежду, из них бы вышли образцовые семьи. Стенхэйд занимался грузовиком, но большей частью мы играли в карты, заражаясь легким безумием оттого, что невозможно перевернуть мир.

Стенхэйд часто говорил, что его последняя подружка была чертовски любвеобильной, а я часто вспоминал красивейших индианок, портреты которых мне показывала мать, перед тем как мы расстались. Все они хранились в ее личном сундуке. Эти портреты были нарисованы на бумаге, вышиты на ткани, или сложены из цветной мозаики, и еще тогда я понял, что индианки — красивейшие создания. За все годы своей жизни я получал четыре шанса, однако не использовал ни одного. Все женщины, которые хотели быть со мной, либо вели разгульный образ жизни, либо же продавали себя за деньги, а это меня не устраивало. И поэтому я выжидал свой час.