Животные - Илья Щукин

Он прижался к моему бедру. Я напружинила колено и засадила в его отупевшее рыло. Сатир опрокинулся с разбитым перекошенным ртом. Он долго катался по земле, а его халат стал цвета дерьма. Рыдая, он умолял меня о пощаде.

— Копай… — повторила я.

И тогда он принялся копать. Он копал проворно и старательно, а иногда он резко оглядывался, и тогда я видела глаза-пуговицы, полные страха и надежды. За каких-то полчаса он превратился в ярого трезвенника. Я ходила вокруг него, держа на плече заряженную красотку Дуранго.

Я спросила:

— Жизнь или смерть, Сатир?

— Жизнь, конечно жизнь! — прохрюкал Сатир, сплевывая землю. — Я выделю вам миллион! Только представьте, это целая гора денег!

— Ты ошибся, потому что я выбираю смерть.

Вот что ты выбрала, Басолуза.

Сатир выкапывал неплохую могилу, вероятно думая, что его усилия сохранят ему жизнь. Я видела, как он старался, проделывая каждое свое движение. Он наверняка знал, что это его могила. Закончив, Сатир кое-как выбрался наверх, не отряхивая землю. У него не хватило сил, чтобы зашвырнуть лопату дальше двадцати метров.

— Я дам пять миллионов. — прошептал он, ладонями размазывая сопли.

— Повернись и сядь на колени…

Сидишь на коленях и смотришь на свою могилу. Я знаю — тебе не до смеха.

— Десять миллионов! — всхлипнул Сатир, глядя через плечо.

— Ты думаешь, мне нужны деньги? Нет, мне нужно то, что ты отнял у меня, Сатир. А то, что ты отнял, ты не сможешь вернуть.

— Я ничтожество! Я ублюдок, предатель и жалкий трус! Я все это признаю! Я со всем согласен! Только прошу вас, оставьте меня в живых!

— Заткнись и не дергайся!

Сатир трясся, шатко восседая над свежевырытой могилой.

— Что будет, — сказала я. — Если в твоей голове окажется пуля?

— Я умру! — заревел Сатир. — Постойте же! Я передам вам Палладиум-Сити! Этот город будет полностью вашим!

Правильно, тогда ты умрешь. Пуля в башке — это путь к праотцам.

С двух метров я выстрелила в затылок Сатира. Пуля разворотила его макушку. Он глухо шлепнулся на свежее дно могилы.

Я повесила винтовку на плечо, закопала могилу и произнесла:

— Проклятый Боже, угомони твою черствую душу…

XXIV. Океан

После смерти Сатира я долго сидела возле безымянной могилы, думая о том, что будет дальше.

Я видела перед собой пасти Варана, Дакоты, Стенхэйда, Кургана, Ветролова, я видела захваченный Дрендал, освобожденный Панк Даун, полыхающий Кармад, разноцветный Палладиум-Сити. Передо мной вставали и тут же опрокидывались сотни безумных панков, которые, крича и размахивая руками, просили свое Счастье, я видела бесконечные коридоры Андромеды и бесстрашное лицо Гуррата перед тем, как Варан обрек его на смерть. Я видела пасти Рокуэлла и Сайнорда, командиров Суховея. Я даже видела глаза Сатира, перед тем, как пуля вошла ему в голову и убила его. Все это пронеслось так быстро, что я не сразу пришла в себя, и наваждение ушло со временем.

Я не знала, какая судьба уготована мне. Поэтому я вернулась в грузовик, приняла лекарство, завела грузовик и поехала к пройдохе Кудо. Путь не показался мне тяжелым — я просто давила педаль и крутила руль, а музыка, гремевшая в магнитоле, рвала мой слух.

Кудо встретил меня, сидя на ржавом автобусе.

— Только недавно вас было пятеро!

Я сделала крест руками. Кудо сразу понял меня.

— Решили искать убежище?

— Нет, — я закурила, осмотрев груды металла. — Мне нужно топливо, Кудо.

— Рад, что смогу вам помочь.

— Скажи, ты продал один вертолет?

— Один как помнится. Вас интересуют вертолеты?

Я закупила столько топлива, сколько уместилось в грузовике. Я взяла с запасом, потому что не знала, сколько мне придется ехать. Весь кузов был забит канистрами, и пропитался запахом дизтоплива так, будто я хозяйка огромного бензовоза. Выстрели кто-нибудь туда из ракетницы, так получился бы веселый фейерверк. Нечто внутри подсказывало мне, что придется ехать очень долго.

Потому что я решила посмотреть на океан. Да, черт возьми, единственный раз в жизни я захотела узнать, что нарекли этим загадочным словом.

Океан.

Всю жизнь я слышала, что где-то есть гигантская лужа, но никогда в жизни не видела ее наяву. Я всегда мечтала об этом. Я выбрала восток. Утром не так жарко, а вечером обычно хочется вздремнуть. Три дня я гнала по голой пустоши. Мне не нужен был север и юг. Там пролилось слишком много крови. Каждый день солнце вставало на востоке и садилось на западе.

Мне повезло. Потому что я увидела океан ранним утром.

На горизонте воспламенялась заря.

Я загнала грузовик на широкий песчаный берег, уходивший в бесконечность по обе стороны от меня, спрыгнула из кабины на песок и ощутила дикий ветер, ударяющий мне в пасть. Впереди я видела бесконечную водяную гладь, испещренную огромными бурунами волн. Волны разбивались у самой земли, будто шипя от боли, а за ними собирались все новые и новые, и так продолжалось бесконечно.

Океан неистово шумел. На небе висели тяжелые грозовые облака. Такие облака, пожалуй, были только здесь. На берегу. Пошатываясь и хромая, я медленно приближалась к воде. Мои подошвы поедал мягкий рыхлый песок.

О да, океан оказался намного больше. И тут я вдруг сообразила, что это не просто лужа, наполненная водой.

Это был нескончаемый барьер.

И даже если где-то там, за тысячи километров отсюда обитали другие животные, океан бы не позволил нам воссоединиться. Он не дал бы сотвориться злу более сильному, чем сотворили мы. Пожалуй — в ближайшую сотню лет. Пока не найдутся безумцы, которые отстроят корабли, а затем соединят континенты узами новой беспощадной войны.

Я опустилась на колени и прокричала:

— Будь проклято все дерьмо, что убивает нас! Все ублюдки, которые пьют нашу кровь!

Я так и не узнаю, что Дакота пожелал светлый мир всегда и везде, но если бы я знала об этом, я бы сказала, что это нереально так же, как нереально бессмертие. Мне было жаль, что самцы не увидят это удивительное зрелище. Хирург был прав.

Я протянула к небу руки и сказала:

— Когда-нибудь истлеет эра животных, и люди снова восстанут из пепла…

И громко зарыдала.

Я думала о том, что было бы, если бы Андромеда не была затоплена могучими руками Варана. Будь у меня атомный бомбардировщик, я бы упокоила Апогей в его темном холодном чреве, взлетела бы высоко в небеса и погрузила бы Землю в сладостный бесконечный сон. Чтобы ничего не осталось после нас, чтобы вскипели все океаны и разломились все континенты, чтобы умерли все животные, вознамерившиеся проливать кровь и безнаказанно творить насилие на этой земле. И пусть бы при этом сокрушилась земная ось, но уже тогда я бы твердо знала — отныне не произойдет ничего более страшного, и именно это самое мгновение будет апогеем нашего безумия.

Апогей. Белый голубь, олицетворяющий извечный мир.

Крупная волна выплеснулась на берег, растворившись у моих ног.

Я прошептала:

— Господи Боже, когда мы обретем покой?

И тогда грянул гром.