Прошедшее время несовершенного вида… и не только - Гриша Брускин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сон
Мне лет двенадцать-тринадцать.
В школе нам предстоит выпускной экзамен.
Вместо аттестата зрелости мальчики будут премированы мужскими яйцами. Обеспечение учащихся яйцами – обязанность директора школы Бенциона Львовича.
В магазинах этого товара не бывает.
И директор пользуется услугами специальных поставщиков.
Мы, мальчики, зубрим билеты и очень волнуемся. Что, если попадется неудачная партия: слишком маленькие или слишком большие или одно большое, другое маленькое?
Завидуем старшеклассникам.
Им повезло: у них одинаковые и в меру увесистые.
…Хрущева, Маленкова, Громыко…
Старенький дедушка, Яков Маркович Брук был в свое время лучшим портным пошивочного ателье Центрального комитета Коммунистической партии.
Благодарная партия выделила дедушке хорошую трехкомнатную квартиру в добротном
престижном доме на Смоленской площади, где он проживал со своей семьей.
На крыше дома сиял лозунг «СССР – наша Родина!».
Яков Маркович бережно хранил толстую заветную тетрадку.
В тетрадке были старательно нарисованы портновской рукой женские фигуры без голов.
Проставлены мелким почерком объемы шеи, плечей, груди, талии, бедер и т. д.
Напротив каждой фигуры хозяин тетради тщательно вывел: Аллилуева, Поскребышева, Хрущева, Маленкова, Громыко, Щелокова, Андропова, Косыгина, Брежнева…
Погоду опять не передали!
Семья решила эмигрировать.
Сережа, муж внучки Оли, бывало, спрашивал:
– Яков Маркович! Поедем в Израиль?
– Я не против.
– А меня не пустят! – кричал в шутку Сережа глуховатому дедушке, бия себя в грудь.
– Я – русский!
– А мы не скажем, что ты русский, – успокаивал его старичок.
У Якова Марковича была правнучка Лиза.
Когда старичку хотелось поесть, он осторожно спрашивал:
– Лизоньке не пора обедать?
Вечером все собирались послушать последние известия по вражескому голосу.
В конце передачи Яков Маркович сокрушался:
– Погоду опять не передали!
Глянь
1986 год. Внуково. Дача.
После работы, в пятом часу, прихватив корзинку, отправляемся погулять в лес.
Деревенская баба, давясь от смеха, толкает подружку в бок:
– Кать, а Кать! Глянь, явреи-то по грибы собрались!
Понимаешь!
Курчатовский институт проектировал атомные электростанции.
Через несколько дней после чернобыльской трагедии в гостях я встретил парторга Николая и спросил:
– Почему это случилось?
– Да хохлы! Понимаешь! – был ответ.
Объяснение
Жара.
Вовка расхаживает в плавках по дому.
Мама внимательно следит за ним и рассуждает:
– У тебя очень сильные, развитые ноги и слабые руки.
Слегка подумав, заключает:
– Это потому, что ты много шляешься и ничего не делаешь.
Сестра
Ме́ня гулял в парке со своей женой Танькой в городе Гори.
Мимо проходил человек.
Сунул Таньке в руку какую-то бумажку. И пошел дальше, не оборачиваясь.
На бумажке был записан телефон прохожего. Взбешенный Ме́ня бросился за ним. Догнал:
– Ты что же делаешь?!
– Извини, дорогой! Я думал – это моя сестра! – пояснил горец.
Очередная порция почета
Бывший комиссар партизанского отряда Макар Иванович не знал в жизни зубной боли.
По утрам пил из большой кружки чай, смешанный пополам с кофе. Расхаживал по дому в просторных синих сатиновых трусах.
И ревновал жену, пулеметчицу отряда Дарью Григорьевну. Комнаты в доме были завалены подарками: грамоты, вымпелы, дипломы, фотографии бывшего комиссара с пионерским галстуком на шее, модели кораблей и самолетов, изделия из бересты и желудей…
В гостиной висел вид Московского Кремля, вышитый болгарским крестом.
В спальне над кроватью красовался написанный маслом портрет хозяина – храброго молодого комиссара в военной форме, увешанного орденами и медалями.
Партия-правительство не забывали своего героя.
К славным годовщинам и праздникам партизан продолжал получать награды.
Раз в два-три года Макар Иванович любовно раскладывал новые поступления на бархатной подушке.
Приглашал художника.
Живописец, пропустив стаканчик-другой, снимал портрет со стены и дорисовывал с натуры очередную порцию почета.
Чтобы не мучились
Одна знакомая возмущалась, что креветки варят живыми.
– Это не гуманно. Мне их жалко. Надо что-то придумать, чтобы они не мучились.
– А что ты предлагаешь?
– Умерщвлять как-нибудь заранее.
– Каким образом?
– Ну, например, иголочкой в мозг.
Написал враг
Иосиф Моисеевич в детстве плохо говорил по-русски. Учительница в школе хвалила мальчика:
– Молодец Иосиф. Старайся. В люди выбьешься.
Иосиф старался.
И впрямь выбился в люди. Выучился. Стал хирургом.
Вступил в партию.
Во время войны служил в полевом госпитале.
Женился на медсестре Марии Григорьевне.
Вернулся с фронта полковником.
Родил дочь Аню.
Теща тайком от родственника-коммуниста крестила девочку.
В доме царила стерильная чистота.
Ножи заворачивались в какие-то гигиенические бумажки.
Овдовев, Иосиф Моисеевич сразу сильно сдал.
Стал терять зрение.
Вышел на пенсию.
Началась перестройка.
Однажды Аня читала подслеповатому отцу его любимый журнал «Огонек».
– Этого не может быть! Ты врешь! – не поверил своим ушам пенсионер.
– Папа, здесь черным по белому написано. Я не могу такое придумать, – оправдывалась Аня.
Иосиф Моисеевич встревожился:
– Аня! Значит, это написал враг.
Мужик в очереди
Мужик в очереди крикнул мужу моей сестры:
– Вы, евреи, Христа сначала распяли, а теперь Рабина убили!
Драповое пальто
Летом 1992 года писатель Морозов прилетел в Америку. Чтобы «зацепиться».
Вышел из самолета в драповом пальто. Под костюм писатель, плохо знакомый с географией, поддел на всякий случай шерстяное исподнее.
Стояла тропическая нью-йоркская жара. Дышать было нечем. Морозов стал звонить знакомым.
Дозвонился до моей тещи Сафо Владимировны.
Приехал.
На следующий день вышел погулять.
Его хватил солнечный удар.
Решил лечиться по-русски. Водкой.
Напился.
Опохмелившись, испытал глубокое разочарование в Америке. Отправился на Брайтон Бич менять билет.
По неизвестной причине поезд полтора часа простоял в тоннеле.
С отключенным кондиционером.
В вагоне негры затеяли драку.
Писатель чуть не умер от страха и духоты.
На Брайтон Морозов прибыл в невменяемом состоянии.
Бросился, не раздеваясь, в океан.
Вечером улетел в Москву.
Оставив Сафо Владимировне драповое пальто.
Новенькие
На Сардинии приятель пригласил меня в частный клуб.
Заведение охраняла небольшая армия вооруженных до зубов людей.
В полумраке оркестр играл модную в сезоне латиноамериканскую музыку.
За столами сидели «богатые и знаменитые».
Рядом с нами расположилась компания изу-мительно красивых молоденьких девушек.
Все разные. Одна лучше другой.
Изысканно одетые, прелестно причесанные, они веселились и замечательно танцевали.
Все вокруг искрилось простодушной невинностью и юной непосредственностью. Время от времени к ним подсаживался знаменитый голливудский актер. По-видимому, их друг.
Девушки смущались, трогательно улыбались, лица их румянились.
Я подумал:
– Кто эти чудные создания?
В конце вечера хозяин проводил нас к выходу.
