О трагическом чувстве жизни - Мигель Унамуно

Теперь же я должен прибавить к этому, что мы не только не можем вообразить себе живого и цельного Бога как только лишь мужчину, но и не можем представить Его как только лишь индивида, как проекцию какого-то одинокого я, существующего вне общества, а на деле - абстрактного я. В действительности мое живое я это некое мы; мое живое, личное я живет только в других, другими и для других я; я веду свое происхождение от целой вереницы дедов и прадедов, я несу их в себе, и в то же время я несу в себе в возможности целую вереницу внуков, и Бог, проекция моего я на бесконечность - или, скорее, я, проекция Бога на бесконечность, - это тоже целый народ. Стало быть для того, чтобы сохранить личность Бога, иначе говоря, сохранить Бога живого, потребность веры - то есть потребность чувства и воображения - состоит в том, чтобы представить и почувствовать Его как некоторую внутреннюю множественность.

Языческое чувство живого божества избежало представления Бога в качестве индивида благодаря политеизму. В действительности их Божество составляет целая совокупность богов, государство богов. Истинным Богом эллинского язычества является не Зевс Отец (Ju-piter), а целое сообщество богов и полубогов. И отсюда торжественный тон Демосфена, когда он обращался с молитвой ко всем богам и богиням: τοίζ θεσίζ εύχομαί πάσι καί πάσαιζ{188}. А когда диалектики субстантивировали термин «бог», θεόζ, который является, по сути дела, прилагательным, свойством, предицированным каждому из богов, и приставили к нему артикль, они создали ό θεόζ - абстрактного, то есть мертвого, Бога философского рационализма, некое субстантивированное свойство и тем самым нечто безличное. Ибо этот их Бог - не более, чем субстантивированное божественное. Дело в том, что без риска для чувства божественного, разлитого во всем, невозможно, субстантивировать божественное и превратить Божественность в Бога. И аристотелевский Бог, Бог логических доказательств, это не более, чем Божественность, понятие, а не живая личность, которую можно было бы почувствовать и с которой благодаря любви человек мог бы вступить в общение. Бог, являющийся не более, чем субстантивированным прилагательным, это какой-то конституционный Бог, который царствует, но не правит; Наука - вот его конституционная хартия.

А в самом греко-латинском язычестве, тенденция к живому монотеизму видна в восприятии и чувствовании Зевса как отца, lu-piter, или, если угодно, lu-pater, у латинян, и отца всей многочисленной семьи богов и богинь, которые вместе с ним составляют Божество.

Из соединения языческого политеизма с иудейским монотеизмом, который тоже, хоть и иными путями, пытался сохранить личность Бога, получилось католическое чувство Бога, который, как и языческий Бог, о котором я говорил, является обществом и имеете с тем единственным Богом, каковым в конце концов стал Бог Израиля. И вот вам Троица, глубочайший смысл которой редко удавалось понять рационалистическому деизму, более или менее пропитавшемуся христианством, но всегда унитаристскому{189} или социанскому{190}.

Дело в том, что мы чувствуем Бога не как сверхчеловеческое сознание, а скорее как сознание всего человеческого рода в его прошлом, настоящем и будущем, как коллективное сознание всего человечества, и даже более того, как тотальное и бесконечное сознание, объемлющее и включающее в себя все сознания, - дочеловеческие, человеческие и, быть может, сверхчеловеческие. Божественность есть во всем, начиная с низшей, то есть наименее сознательной, живой формы, и кончая высшей, которую, благодаря нашему человеческому сознанию, мы чувствуем персонализированной, то есть обладающей самосознанием, в Боге. И этой лестнице сознаний, ощущению скачка от нашего человеческого сознания к совершенному божественному, универсальному сознанию, соответствует вера в ангелов, с их различными иерархиями, которые являются посредниками между нашим человеческим сознанием и сознанием Бога. Эту лестницу сознаний последовательная вера должна считать бесконечной, ибо только через бесконечное число ступеней можно совершить переход от конечного к бесконечному.

Деистический рационализм трактует Бога как Разум Вселенной, но его логика ведет к пониманию Бога как разума безличного, то есть как идеи, тогда как деистический витализм чувствует и воображает Бога как Сознание, а тем самым как личность, или вернее, как сообщество личностей. Сознание каждого из нас, в действительности, является сообществом личностей; во мне живут различные я, хотя бы я тех людей, рядом с которыми я живу.

Бог деистического рационализма, Бог логических доказательств его существования, ens realissimum{191} и неподвижный перводвигатель, есть не что иное, как высший Разум, но в том же самом смысле, в котором мы можем назвать разумом падения тел закон всемирного тяготения, то есть его объяснение. Но пусть кто-нибудь скажет мне, является ли то, что мы называем законом всемирного тяготения, или любой другой закон или математический принцип, самобытной и независимой реальностью, такой как ангел, например, является ли подобный закон чем-то таким, что имеет сознание самого себя и других, одним словом, является ли он личностью? Нет, он не более, чем идея, не имеющая никакой реальности за пределами мыслящего ее ума. Таким образом, этот Бог-Разум либо имеет самосознание, либо не имеет никакой реальности вне сознания человека, который его мыслит. Если же он имеет самосознание, он уже тем самым является разумом личным, и тогда рациональные доказательства его существования теряют всякий смысл, потому что они доказывают только разум, но не высшее сознание. Математика доказывает некий порядок, постоянство, разум в последовательности механических феноменов, но она не доказывает, что этот разум является самосознанием. Это логическая необходимость, но логическая необходимость не доказывает необходимость телеологическую, или финалистическую. А где нет цели, там нет и личности, нет и сознания.

Таким образом, рациональный Бог, то есть Бог, являющийся не чем иным, как Разумом Вселенной, уничтожает самого себя в нашем уме, как только мы помыслим его подобным образом, и возрождается в нас только тогда, когда в сердце своем мы почувствуем его как живую личность, как Сознание, а уже не только как безличный и объективный Разум Вселенной. Для того, чтобы объяснить рационально конструкцию какой-нибудь машины, нам достаточно изучить науку механику, на основе которой она сконструирована; но для того, чтобы понять, каким образом такая машина существует, - ведь машины созданы не Природой, а человеком, - мы должны предположить, что есть некое сознательное существо, конструктор. Но эта вторая часть доказательства неприменима к Богу, хотя и говорят, что в Нем наука механика и механизм, конструирующие машину, суть одно и то же. Это тождество с рациональной точкой зрения есть ни что иное, как предвосхищение основания. И таким образом разум уничтожает этот Высший Разум, как личность.

В действительности, вовсе не человеческий разум, который, в свою очередь, тоже питается не чем иным, как иррациональным, живым сознанием во всей его полноте, включая волю и чувство, вовсе не этот наш разум может доказать нам существование Высшего Разума, который, в свою очередь, был бы склонен питаться Высшим Иррациональным, Вселенским Сознанием. Откровение этого Высшего Сознания через посредство чувств и воображения, любви, веры, творчества личности - вот что приводит нас к вере в Бога живого.

И этот Бог, Бог живой, Бог твой, Бог наш, находится во мне, в тебе, живет в нас, а мы живем и движемся и существуем в Нем. И Он живет в нас благодаря голоду, который мы по Нему испытываем, благодаря нашему страстному желанию, превратившемуся в голод. Это Бог кротких, потому что Бог избрал немудрое мира, чтобы посрамить мудрых, и немощное мира, чтобы упразднить значащее, согласно Апостолу (I Кор. I, 27). И этот Бог живет в каждом из нас в той мере, в какой каждый из нас Его чувствует и любит. «Если из двоих людей, - говорит Киркегор, - один молится истинному Богу с личной неискренностью, а другой со всею беспредельной страстью молится идолу, то в действительности это первый поклоняется идолу, тогда как второй поистине молится Богу». Лучше будет сказать, что истинным Богом является Тот, которому поистине молятся и кого поистине желают. И даже суеверие может быть более богооткровенным, чем теология. Старый Отец с длинной бородой и белоснежной шевелюрой, который сходит в облаке, неся земной шар в руке, является более живым и более истинным, чем ens realissimum рационалистической теодицеи.

Разум - сила аналитическая, а значит, разлагающая; когда он

перестает работать с формами интуиций, исходящих как от индивидуального инстинкта самосохранения, так и от социального инстинкта увековечения, он начинает работать с самой основой, с самой материей этих форм. Разум упорядочивает чувственные восприятия, благодаря которым для нас существует материальный мир; но как только предметом его анализа становится сама реальность восприятий, он их разлагает и погружает нас в призрачный мир, в мир бесплотных теней, потому что вне сферы формального разум является нигилистом и разрушителем. И ту же самую ужасную роль он играет, когда вместо того, чтобы ограничить разум сферой его прямых обязанностей, мы заставляем его исследовать интуиции воображения, благодаря которым для нас существует мир духовный. Ибо разум разрушает, тогда как воображение воссоздает целостность, полноту, или тотальность; разум сам по себе убивает, тогда как воображение животворит. Хотя, конечно, и воображение само по себе, наделяя нас жизнью и при этом не ведая границ, заставляет нас раствориться в тотальном все, и в качестве индивидов тоже убивает нас, убивает избытком жизни. Разум, голова, говорит нам: «Ничто! "; воображение, сердце, говорит нам: «Все! ", и между ничто и все, соединяя в себе все и ничто, мы живем в Боге, который есть все, а Бог живет в нас, которые без Него - ничто. Разум твердит: «Суета сует и всяческая суета! ". А воображение возражает на это: «Полнота полнот и всяческая полнота! ". И таким образом мы живем в суете полноты, или полноте суеты.