Дом на болотах - Зои Сомервилл
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
30
Эту часть я расскажу быстро, потому что мне все еще больно. Я откладывала, но это нужно сделать. Положить руку в огонь.
В конце зимы я начала уходить в Дом на Болотах каждый раз, когда Фрэнклин уезжал. Он часто бывал в Лондоне по делам партии, и я проводила больше времени у болот. Это делало жизнь выносимой и отчасти избавило меня от одиночества. Я могла видеться с Джейни, гулять с ней у ручья. Ричи мы несли на спине, или он ковылял между нами, держа нас за руки, по пляжу. Она рассказывала Ричи истории – все старые сказки, которые рассказывала мне, когда я была ребенком, – про «Зеленых детей», «Бесстрашную девочку» (эта была моей любимой) и «Морской язык», – и я снова могла быть девчонкой. Ричи больше всего любил то место в «Мертвой Луне», где боггарты выходят из болот. Его глаза зажигались от волнения каждый раз, когда Джейни произносила: «Непослушные боггарты поскакали по болоту», – и мы дружно смеялись.
– Луна, – говорил он, тыча толстеньким пальчиком в небо.
Это было его первое слово после «мамы».
Вскоре после того, как я перевезла нас в Дом на Болотах, у него началась лихорадка и сыпь, и его пришлось положить в карантин в моей старой детской, чтобы он никого не заразил. Меня к нему особенно упорно не пускали, чтобы я не подхватила болезнь. Привезли врача, но он сказал, что худшее позади и вскоре, при достаточном количестве жидкости и свежем воздухе, он будет «как огурчик».
Февральским днем – в моей памяти это скверный день, но он мог быть и ясным, как летом, кто знает? – Ричи играл в детской у моих ног. Лихорадка спала. Теперь я приходила в детскую каждый день, потому что хотела быть с ним больше, чем с кем-то еще. Я читала, погрузившись в роман (то была «Женщина в белом», которую я украла из никем не читанной библиотеки Лафферти), так что не знаю, когда с ним это началось, но что-то заставило меня поднять глаза – по-моему, мимо окна пролетела птица, и я услышала, как в домике Джейни просто так завыл Пачкун, – и я увидела, что он спит на ковре. Еще не наступило время укладывать его, и в то утро он, казалось, чувствовал себя хорошо. Щека у него была розовая, светлые кудряшки прилипли к потному лобику. Я едва не вскрикнула, но потом заметила, что его грудь поднимается и опадает.
– Ричи, – прошептала я и потрогала его лоб. Он был горячим. Его губы бутончиком были слегка приоткрыты, дыхание казалось влажным. Наверное, вернулась лихорадка. Я подняла его, и он повис у меня на руках, как тряпочка, его ручки мотались по сторонам. Помню, он был тяжелым, и я подумала о «мертвом весе». Я побежала вниз, мимо Фейрбразер, которая мыла полы, на подъездную дорожку, покрытую инеем. Утя залаяла, почувствовав мою панику, и помчалась со мной через проулок к Джейни, где я изо всех сил заколотила в дверь.
– Я собиралась к вам с ребятенком, Рози, – сказала она, но, увидев его, не произнесла больше ни слова, просто забрала его у меня.
Она остудила его холодной тряпочкой, положила что-то ему на язык. Опустила его на одеяло перед очагом, и Утя, ходившая за ней, заскулила, улегшись рядом с ним. Старый Пачкун встал на страже возле двери. Ричи наконец открыл глаза, но они были покрыты блестящей пленочкой, и он, казалось, меня не замечал. Я видела только отражение огня в его стеклянистых глазах.
– Что с ним такое, Джейни? Ему было лучше. Ему уже не первую неделю лучше.
– Лихорадка в нем заново поднялась, – сказала она. – Но теперь сильнее.
Следующие несколько часов мы сидели возле него. Он временами просыпался и бормотал, но так, казалось, меня и не увидел. В какой-то момент я уже подумала, что он поправится, но он снова провалился в тяжелый сон, его ручки и ножки обмякли, дыхание стало хриплым. Ты когданибудь слышала, как ребенок хрипит при дыхании? Это ужасающий звук. Неестественный. Я не знаю, сколько мы сидели в этом бдении, но тени над его спящим телом вытянулись и в домике стало темно. Джейни зажгла масляные лампы, тени затрепетали и закачались, выросли, приняв жуткие очертания, и съежились до дрожащих зверушек на стенах.
Розовый свет угас до темного, когда Утя заскулила и лапой потрогала его бок. Пачкун скорбно завыл. Я заметила, что Ричи как-то не так двигался – он настолько глубоко провалился в сон, что лапа Ути его не потревожила. Но меня парализовало ужасом от того, что это означало.
Джейни встала.
Отнеси его домой, – сказала она. – Лучше будет вызвать врача. Я раньше никогда не слышала, чтобы она говорила о врачах.
Я умоляла ее. Но она подняла его и положила мне на руки, взяла меня за плечо и вытолкала за дверь, в ночь, с ребенком на руках. Я перешла дорогу в Дом на Болотах.
Там он и умер. Все это разворачивалось передо мной, а я могла только беспомощно смотреть. Приехал врач, но это ничего не изменило. Было слишком поздно.
– Нет, – сказала я.
Я все повторяла: «Нет». Больше у меня не осталось слов.
Его увезли, положили в коробку и похоронили у церкви в горький серый день, но, казалось, они похоронили что-то другое – животное или куклу. Может, и вовсе ничего. Не прекрасное создание, которое я из себя вырвала.
Джейни потом сказала, что он был «слишком хорош для этого мира». И может, это правда, потому что его вины в том, что он так походил на отца, не было. Его вины не было ни в чем. Вся злость, которую я чувствовала к его маленькой душе, испарилась, как горячий воздух. Я позволила себе полюбить его, а теперь его не стало.
31
– Она тоже деток-то теряла. Вот и еще у вас общее, – сказала Джейни.
– Что с ней случилось, Джейни? Почему мне никто не
