Последняя из рода Леер - 5 - Ольга Ильина

— Твои появления становятся традицией, не находишь?

Он ее задел, хотя совсем не хотел. Просто был не готов сейчас изображать что-либо. Слишком неподходящий момент она выбрала.

Акрон пришел за пятнадцать минут до нее, чтобы сообщить, что безликие странно активизировались, что несколько гарнизонов и прилегающих к ним деревень на границе были атакованы. Слишком явная провокация. И так не вовремя.

Акрон поднялся, а потом побелел весь. Его состояние задело и повелителя. Она кого-то потеряла.

— Мила? — очень вовремя спросил Акрон, и ему не пришлось задавать этот вопрос самому.

— Жива. Пока.

— Тогда… — Ему тоже хотелось задать этот вопрос. Тогда кто? Но она отвечать не собиралась. Слишком личное. Мужчина?

— Мне нужен ответ лишь на один вопрос, а потом я уйду из твоей прекрасной жизни, надеюсь, навсегда.

От ее слов не смог сдержаться. Слишком уж натуралистично они звучали. Словно обещание давала. Да, он знал, что отпустить придется, но делал все это с одним маленьким лучиком веры, что она не сможет уйти достаточно далеко.

— Что за вопрос?

— Где мой Грегор?

— У меня.

— У тебя. Где? В коробке, в сейфе, где?

— В моей спальне в шкатулке.

— Хорошо.

Она бросила это свое «Хорошо», хотя ничего хорошего во всем этом не было, и скрылась за дверью.

— Что с ней такое? — скорее себе, чем другу задал он вопрос.

— Ничего хорошего, — ответил Акрон, и Рейвен вынужден был с ним согласиться. Поэтому встал и отправился по ее следу. Странно, но она шла совсем не в ту сторону. И лишь обнаружив ее у своих старых покоев… дошло, наконец. Она же не может знать, что эта комната стала его тюрьмой на долгих четыре года, его персональным адом, в котором больше он находиться не желал. Вот и сменил комнату.

— Это не та спальня, — решил просветить он.

Она почти резко развернулась, и молнии заметались в глазах с удвоенной силой. Злится, но хочет казаться равнодушной. Глупая девочка, но все так же умеет обжечь язвительными словами.

— И где же ваше высокородие предпочитает почивать?

В ответ он протянул руку.

— Переходом быстрее.

Она сомневалась, а его кольнуло что-то. Почему сомневается? Потому что боится? Его или себя? Ее он боялся. Потому что только она могла разрушить с таким трудом построенный образ, взглядом, улыбкой, прикосновением. Или вот этой своей уязвимостью после перехода.

И ведь получается. Он уже держался из последних сил за все свои остатки самообладания. Чтобы как-то прояснить голову, решил поговорить на отвлеченные темы. Например, поддержать ее заинтересованность обстановкой.

— Иногда в кабинете бывает слишком многолюдно.

Или разговором о тряпках.

— Где ты взяла это платье?

— А что? Слишком шикарно для меня?

— Да нет, — скривился он. Скорее слишком… не ее. Он привык видеть ее в брюках, в старой куртке, в пропахшей травами рубашке или обнаженной в его руках.

— Украла. Так что не удивляйся, если к обеду к тебе заявится какая-нибудь знатная адеонка с требованием поймать воровку. Можешь даже вернуть ей платье, когда я свои тряпки найду.

— Твоя одежда тоже здесь.

Да что же с ним такое? Слишком давно они не были одни вот так. Слишком давно не виделись. А он скучал. Нет, не так. Он сгорал заживо все эти дни без нее.

— Фетишизмом балуемся?

— Просто подумал, что в чужих руках твои амулеты могут быть опасны.

Солгал. И совсем не об амулетах он тогда думал, а о ее коже, мягкой и бархатистой, о волосах, о руках, дарящих наслаждение и боль, своими острыми коготочками, о ее губах, таких мягких и обжигающе вкусных.

— И где же мое добро?

Он подошел к шкафу, открыл его и зажмурился. Слишком сильно ее близость влияла на него. Зря он повел ее сюда. Мог бы просто переместиться в комнату и вернуться в кабинет со шкатулкой. Но нет. Он рискнул пригласить ее туда, где часами лежал без сна, представляя ее рядом.

И сейчас она ему спокойствия не добавляла. Словно намеренно стремилась разрушить весь его самоконтроль. Когда платье упало, он думал, сойдет с ума. И даже отвернуться не было сил. Он словно попал в одну из своих фантазий. В ней она также раздевалась при нем, а потом призывно протягивала руку, приглашая присоединиться, и не позволяла ему касаться себя. Мучая одной ей понятной игрой. И, как и тогда, он не смог устоять. И никакие приказы разума больше не помогали. Он так скучал. Так скучает сейчас. Невыносимо.

— Так что там с Грегором?

Ее вопрос разрушил момент. А он даже не знал, рад или огорчен этим.

— Он здесь, в шкатулке.

Она подошла, взглянула внутрь открытой шкатулки и взяла в руки Грегор. В этот момент наследник, безумно любящий эту девушку, уступил место повелителю. Потому что в этот момент в ее глазах что-то поменялось. Она применила одно из заклинаний Ноэля. И когда он успел ее обучить столь сложным вещам? Но не это его заинтересовало, а последняя жертва Грегора. Девушка. Он даже сперва решил, что это Аура, но у той, другой, были более яркие, почти рыжие волосы. А вот глаза…

— Кто она? — требовательно спросил он. Слишком грубо, слишком жестко. И даже настолько забылся, что схватил ее за плечо, развернув к себе.

Она вырвалась. Потерла плечо, словно его прикосновения были ей неприятны, а потом повернулась и с вызовом посмотрела на него.

— Ее убили этим кинжалом, а теперь скажи, кто мог войти в эту комнату без твоего ведома, потому что если это ты… — она запнулась. Настолько была рассержена и совершенно не отдавала отчет своим действиям.

— Неужели ты думаешь, что я способен…

— Я не знаю, на что ты способен. Я не знаю, кто ты сейчас. То обжигаешь холодом, то целуешь мои волосы, то ласкаешь, то бьешь наотмашь. Мне это надоело. Хватит. Ты сделал свой выбор тогда. Я делаю его сейчас. Мне нужно знать. Кто имел доступ к твоей комнате? Служанки, любовницы, друзья, все.

— Здесь не убирают, любовница у меня только одна, и она сейчас передо мной, все друзья скорее найдут меня в кабинете, как и все остальные.

Он разозлился. Просто не мог слышать, что она ему настолько не доверяет. И даже голос разума, твердивший, что ей нет причин доверять, сейчас заглушил гнев.

— Есть кто-то. Или это ты?

Больше сдерживаться он не мог. Снова схватил за плечи, теперь уже без единого шанса вырваться и впился в губы. Потому что всегда, с ней гнев неизменно перерастал в желание. И она отвечала. Цеплялась за него, притягивая как можно ближе, буквально срывая одежду, не слишком понимая, что оба они сейчас делают. Вот только сердца бились в унисон и понимали много больше своих глупых хозяев.