Полное собрание сочинений. Том 85 - Толстой Л.Н.

1 «Странник» — рассказ, вошедший в сборн. «Жаждущие света» М. И. Красова [Л. Б. Оболенского], Спб. 1884. Рассказ этот позднее был переработан автором по указаниям Толстого и в 1886 г. напечатан, без имени автора, «Посредником».

2 «Статьями» Савихина Толстой, очевидно, называет беллетристические произведения его, присланные Чертковым. Слово «статья» с начала 1850-х гг. было общепринятым для обозначения разнородных литературных жанров, не исключая стихотворений, и Толстой употреблял его, уже с того времени, в этом расширенном смысле. Так, напр., посылая в «Современник» «Записки маркера», он называет их, в письме к Некрасову от 17 сент. 1853 г., «небольшою статьею» и точно так же в 1885 г. называет статьею «Смерть Ивана Ильича» и рассказ Свешниковой (см. письмо к Черткову № 67 от 1—2 июня 1885) — Василий Иванович Савихин (настоящая фамилия Иванов) — писатель крестьянского происхождения, рабочий монетного двора в Петербурге. Рассказы, помещенные им в «Русском богатстве» за 1884 г. в № 2, 8, 11 и посланные Толстому: «Крестьянское детство», «Деревенские вечера» и «Старые годы». Последующие его произведения — «Дед Софрон», «Кривая доля», «Аника-воин» и др. были одобрены Толстым для «Посредника» и напечатаны там. Кроме рассказов Савихин писал иногда стихи. О рассказе его «Дед Софрон» см. ниже — прим. 1 к п. № 45 от 15 февраля 1885.

3 Очевидно, Толстой имеет в виду картину, иллюстрирующую притчу о богатом и о нищем Лазаре в Евангелии от Луки, гл. 16, ст. 19—31. Через несколько лет «Посредником» была издана картина на эту тему Густава Дорэ (см. каталог «Посредника» от 1894 г.).

В письме Черткова от 3 января 1885, которое разминулось с комментируемым письмом, имеются сведения, дополняющие краткие замечания Толстого о рассказах Савихина и Оболенского, а также сообщения, характеризующие жизнь «Посредника» в этом первом, раннем периоде его существования. Приводим из указанного письма Черткова всё существенное. «Вчера я много слышал про вас и потому явилось особенное желание поговорить с вами, — пишет Чертков. — Только вчера я узнал, что ваш сын Сергей Львович здесь и остановился у Кузминских. Я тотчас поспешил туда и застал их всех. Наконец пришлось познакомиться с Кузминскими... Там я застал Стаховича [см. прим. 2 к п. № 104 от 3 апреля 1886], которого вы недавно видели, и вот от него-то я больше всего узнал про вас. Как я обрадовался, что вы находитесь в особенно бодром и даже веселом настроении и что вы много работаете... Стахович мне также довольно обстоятельно передал ваш отзыв о тех рассказах Савихина, что я вам прислал. Он мне также сказал, что рассказ «Странник» вам понравился, а «Раскольник» — нет. Я так вперед и чувствовал. — Бирюков и я мы усиленно занимаемся пересмотром существующих книг для народного чтения и оценкою их с точки зрения христианской. Много приходится браковать, но кое-какие попадают в список тех книг, которые мы будем распространять при помощи склада. Мы думаем исходатайствовать разрешение на этот склад тогда, когда наберется в этом списке достаточно книг и когда служебная участь Бирюкова разрешится. На-днях я познакомился с Гаршиным и он обещался безотлагательно написать для нас рассказ. Гл. Успенский также выражает сочувствие к этому делу; но мне не удалось еще повидаться с ним вследствие болезни его сына. Гаршин скоро собирается в Москву и хочет навестить вас... Ваш сын говорил мне про какого-то Шаховского, студента или бывшего студента, который также интересуется народною литературою и желал бы заняться делом, весьма схожим с нашим. Сегодня я должен его встретить у Кузминских»...—

Упоминаемый в этом письме Гаршин — писатель Всеволод Михайлович Гаршин (1855—1888), произведения которого, особенно рассказы из военного быта, чрезвычайно ценил Толстой. О личном знакомстве Гаршина с Толстым см. «Мои воспоминания» Ильи Львовича Толстого, М., 1914, стр. 150—156. После разговора с Чертковым в феврале 1885 г. Гаршин, будучи в Москве, опять заходил к Толстому, но он был тогда в Ясной поляне. С Чертковым у Гаршина установились дружеские отношения. В сохранившихся письмах его к Черткову, выражается живое сочувствие к делу «Посредника»; одно из этих писем говорит об «ошеломляющем» впечатлении от знакомства с религиозно-философскими произведениями Толстого. Гаршин написал для «Посредника» текст к картине «Бичевание Христа» (См. прим. 3 к п. № 51 от начала апреля 1885) и рассказы «Сигнал» и «Сказание о гордом Аггее». Кроме того в «Посреднике» были перепечатаны его рассказы «Медведи» и «Четыре дня на поле сражения». — О Г. И. Успенском и его отношении к «Посреднику» см. прим. 1 к п. № 68 от 4—5 июня 1885. — Об упоминаемом в письме Черткова Дмитрии Ивановиче Шаховском см. в комментарии к п. № 43 от 5—6 февраля и в прим. 2 к п. № 62 от 13—14 мая 1885 г.

* 42.

1885 г. Января 30 — февраля 3. Я. П.

Милый другъ Владиміръ Григорьевичъ. Одна сторона ученія Христа, связанная со всѣмъ остальнымъ и даже основа всего, была скрыта отъ меня обоготвореніемъ Хр[иста], именно его ученіе о посланничествѣ. Вспомните, сколько разъ онь говоритъ: Отецъ послалъ меня, я посланъ, я творю волю пославшаго меня. Мнѣ всегда эти слова были неясны. Богъ не могъ послать Бога. А другаго значенія я не понималъ или понималъ неясно. Только теперь мнѣ открылся простой, ясный и радостный смыслъ этихъ словъ. Я пришелъ къ пониманію ихъ своими сомнѣніями и страданіями. Безъ этаго ученія нѣтъ разрѣшенія всѣхъ тѣхъ сомнѣній, к[оторыя] мучаютъ каждаго ученика Хр[иста]. Смыслъ тотъ, что Хр[истосъ] учить всѣхъ людей той жизни, кот[орую] онъ считаетъ для себя истиной. Онъ же считаетъ свою жизнь посланничествомъ, исполненіемъ воли пославшаго. Воля же пославшаго есть разумная (добрая) жизнь всего міра.

Стало быть — дѣло жизни есть внесенiе истины въ міръ. Жизнь на то только дана (по ученію Христа) человѣку съ его разумомъ, чтобы онъ вносилъ этотъ разумъ въ міръ, и потому вся жизнь человѣка есть ничто иное, какъ эта разумная его дѣятельность обращенная на другія существа вообще, не только на людей. Такъ понималъ Христосъ свою жизнь и такъ училъ насъ понимать нашу. Каждый изъ насъ есть сила, сознающая себя — летящій камень, который знаетъ, куда и зачѣмъ онъ летитъ, и радуется тому, что онъ летитъ, и знаетъ, что самъ онъ ничто — камень, а что все его значеніе въ этомъ полетѣ, въ той силѣ, кот[орая] бросила его, что вся его жизнь есть эта сила.1 И въ самомъ дѣлѣ, внѣ этаго взгляда, — т. е. того, что человѣкъ всякій есть посланникъ Отца, призванный только затѣмъ къ жизни, чтобы исполнять волю Отца, — внѣ этаго взгляда жизнь не только не имѣетъ смысла, но отвратительна и ужасна. И напротивъ, стоитъ хорошенько понять и сдѣлать своимъ этотъ взглядъ на жизнь, и жизнь становится не только осмысленной, ясною, но прекрасною, радостною и значительною. — Только при этомъ взглядѣ уничтожаются всѣ сомнѣнія борьбы и всѣ страхи. Если я посланникъ Божій, то дѣло мое главное не только въ томъ, чтобы исполнять пять заповѣдей, не имѣть собственности, не предаваться похоти и т. п. — все это условія, при к[оторых] я долженъ исполнять посланничество. Это тоже для меня теперь главный смыслъ моего посланничества, но дѣло мое главное въ томъ, чтобы жить, внося въ міръ всѣми средствами, какія даны мнѣ, ту истину, к[оторую] я знаю, к[оторая] повѣрена мнѣ. Можетъ случиться, что я самъ буду часто плохъ, буду измѣнять своему призванію, все это ни на минуту не можетъ уничтожить значеніе моей жизни — свѣтить тѣмъ свѣтомъ, к[оторый] есть во мнѣ, до тѣхъ поръ, пока могу, пока свѣтъ есть въ васъ.2 Только при этомъ ученіи уничтожаются праздныя сожалѣнія о томъ, что есть или было не то, чтобы я хотѣлъ, и праздныя желанія чего-то опредѣленнаго въ будущемъ, уничтожается и страхъ смерти, и вся жизнь переносится въ одно настоящее. Смерть уничтожается тѣмъ, что если моя жизнь сбилась съ дѣятельностью внесенія разума и добра въ міръ, то придетъ время, когда физическое уничтоженіе моей личности будетъ содѣйствовать тому, что стало моей жизнью — внесеніе добра и разума въ міръ. —

Я написалъ вамъ очень дурно, но чувствую я все это хорошо и сильно, и очень радостно живу и смотрю на жизнь. Практически это дѣйствуетъ на меня такъ: (говорю для себя и знаю, что для васъ тоже). Кромѣ физическихъ потребностей, въ к[оторыхъ] стараюсь ограничиваться меньшимъ, какъ только меня тянетъ къ какой-нибудь деятельности — разговора, письма, работы — я спрашиваю себя (даже не спрашиваю, а чувствую, что этимъ дѣломъ я служу пославшему меня), и я радостно отдаюсь дѣлу и забываю всѣ сомнѣнія и лечу какъ камень, радуясь тому, что лечу. Если же дѣло не для пославшаго, то оно уже и не тянетъ меня. Мнѣ просто скучно, и я только стараюсь, отдѣлываясь отъ него, соблюсти всѣ правила, для посланниковъ данныя. Но этаго и не бываетъ. Мнѣ кажется, что можно жить такъ, чтобы или спать или всей душой съ восторгомъ служить пославшему.

Не показывайте моего этаго письма людямъ, не любящимъ Хр[иста). Я писалъ какъ попало, и ошибки словъ могутъ отнести къ мысли, а она дорога. Вы поймете и, можетъ быть, вамъ будетъ что-нибудь на пользу.1