Игра - Лидия Реттиева

В кафе я молчала, чтобы не привлекать внимания тем, что я не местная. Но зато громко смеялась, слушая смешные рассказы Марко из своего детства, проведенного именно здесь, в этом районе Пловдива.

Мы проехали часть улиц города на машине, чтобы я имела представление о его масштабах. Очевидно, такие вечные города, как Пловдив, прекрасны в любое время года и в любую погоду. Город предстал перед нами в своем древнем аристократическом великолепии. А потом, оставив машину прямо в сугробе, высившемся на площадке для парковки, мы гуляли по узким извилистым улицам старого города, где некоторые дома напомнили мне странным образом картины Пиросмани, а консольные крепления из гнутого дерева, которые подпирали закрытые веранды старинных домов, вывели из глубин памяти совсем неиспользуемое мною слово «дилижанс». Вот такие странные ассоциации возникали у меня. Мы заходили погреться в выставочные залы, небольшие художественные галереи, лавки художников и ремесленников. Можно подумать, что Пловдив – город художников: слово «арт» на вывесках и афишах со словом «изложба», то есть «выставка», встречалось чаще всех других названий. В археологическом музее я была готова остаться до вечера. Я была потрясена тем, что здесь увидела и услышала из рассказа гида. Но зная, что Марко ждали дела, я насильно оторвала себя от витрин с экспонатами, и мы вернулись к стоянке, где была оставлена машина, весело вышагивая через сквер по пестрому от оборванной ветром листвы снегу, как по пружинящей китайской циновке. У самой парковочной площадки Марко пошел впереди, сильно размахивая руками. Я рассмеялась. И вдруг он, широко разведя руки в стороны, резко развернувшись на каблуках и занося ногу накрест, словно собираясь делать пируэт, исчез, испарился, провалился сквозь землю. Если бы мне не был знаком такой трюк, я, наверное, очень испугалась бы. Ни за фонарным столбом, ни за кустами его не было. А больше ему исчезать было некуда. И вдруг сзади, из-за спины, я услышала его голос:

– Анна! Ну, куда ты пропала! Садись быстрее в машину.

– Напугал! Ну, напугал! – накинулась я на Марко. Хотя сразу поняла, что за финт он мне продемонстрировал. Это из арсенала работников спецслужб. Я помню, как ректор школы частных детективов при разборе моих действий при ведении по городу «объекта», который пропал таким же образом, как и Марко, но уже после окончания контрольной работы, объяснил мне, что обычно «объекты» себя так не ведут, поскольку этим сразу выдают свое «происхождение», а раз мой «репетитор» выкинул такой фортель, следовательно, он остался мною доволен, и мне можно сразу ставить пятерку.

– Он демонстрирует это лишь избранным, – сказал ректор.

Как ни запомнить такое! Сегодня Марко выражал свои чувства ярко, все его поступки были с выдумкой, с подчеркнутым вниманием ко мне. Я никуда не могла скрыться от его пристального взгляда. И я не могла отказаться, когда он пригласил меня отобедать с ним в ресторане, хотя особого желания идти туда у меня не было. Я бы лучше посидела бы с ним где-нибудь вдвоем.

Это был очень дорогой ресторан. Настоящий. Аристократический. Здесь подавались блюда французской и итальянской кухни, на приготовление которых времени не жалели. Все было с большим изыском, красиво и вкусно. Но я чувствовала себя скованно. Я так редко бываю в таких утонченных местах. А тем более я была с дороги. Мне показалось, что Марко в знак солидарности со мной оделся скромнее, чем обычно. Выбрав и одобрив для меня вино, предложенное официантом, он, подняв бокал с минеральной водой, предложил выпить.

– Слушай, – тихо, почти шепотом сказал Марко и уже чуть громче произнес на болгарском языке четверостишие:

Да пребудут со мною любовь и вино!Будь что будет: безумье, позор – все равно!Чему быть суждено – неминуемо будет,Но не больше того, чему быть суждено.

Это было так неожиданно. Омар Хайям. Я сразу узнала. Он был узнаваем по ритму, по схожести слов. А на болгарском это звучало очень мягко и красиво. И вдруг стало отчаянно грустно. Все, сказала я себе, теперь все. О том, что было, забыли. И никому про это не скажем. И даже себе не будем признаваться в случившемся. Этого просто не было. Надо только глубже в себя спрятать ликование души. И тела тоже. Быстро изобразив на лице равнодушие, я глянула на себя в зеркало в гардеробе – не получилось. Глаза выдавали скрытую радость. Вот он, так называемый высвобождающий опыт, слово, над которым я как переводчик бьюсь всегда, стараясь заменить его другим. Ну-ка, быстро потушить взор! И никаких сантиментов! Меня бы никто не понял. Хорошо, что никому ничего не надо объяснять. Если честно, то я и сама не смогла бы сейчас объяснить причину моего поступка. Мои мотивы были известны лишь мне одной, вернее, моему подсознанию, а скорее всего – небесам.

Стоит только наступить моменту, когда забываешь о проблемах и ощущаешь спокойное благополучие, непременно происходит что-то нехорошее. Стоит лишь мне почувствовать беспричинное ликование души, непременно происходит что-то очень печальное или даже трагическое. Я уже долгие годы боюсь чувства полета. Потому что было время, как почти каждый раз, когда я радостная и счастливая «летела» домой к мужу и детям, чтобы поделиться с ними радостью, уже на пороге меня ждало какое-нибудь известие о родственниках или близких знакомых, и чаще всего самое печальное.

Ощущение спокойного благополучия – это тоже ненадолго. Но так хорошо хоть чуть-чуть спокойно помечтать. И чтобы не произошло ничего плохого, я специально гнала прочь радость. Я сама предложила Марко отвезти меня на автовокзал, должно же быть какое-то автобусное сообщение. Марко даже не стал скрывать облегчения, которое он почувствовал, когда проводил меня с билетом почти до перрона, где уже стоял готовый к отправлению переполненный до отказа белый автобус «мерседес».

Я последняя впихнулась в автобус и поэтому не смогла помахать Марко. И хорошо, что так получилось, – в автобусе могли быть пассажиры и из моей деревни. Надо быть осмотрительней. Не нужны лишние разговоры.

Я спешила к себе, в дом над обрывом. Сидеть без дела в квартире Марко и ждать допоздна его возвращения, а потом уставшими ехать за сто верст… Теперь я поняла, почему Марко приезжал так поздно. Но я ведь не знала причин.

Отношение к Марко изменили обстоятельства – попадание в необычную ситуацию, к тому же еще и погодные условия, усложнившие и без того напряженный график Марко. И этот дурацкий генератор, на который Марко потратил столько времени, и все из-за обидевшегося и боявшегося потерять заработок деревенского парнишки. Как я поняла, Светлозар специально спрятал какую-то немаловажную деталь от этого агрегата, чтобы Марко и Слави обратились к нему за помощью. И хотя я с первой минуты почувствовала к Марко симпатию и мне нравилось абсолютно все, что я видела в нем, то теперь я поняла, что он и есть то неучтенное обстоятельство, сон о котором приснился мне недавно, а я почему-то отмахнулась от этого символа. Мне хотелось, чтобы значением сна было «появление человека из прошлого».

Пока я ехала в автобусе домой, я думала о Марко. Я нисколько не сожалела о случившемся. Это не было неожиданным для нас обоих. Это витало в воздухе. Но я отчаянно ждала еще чего-то.

Глава 15. Раскаяние наступило раньше, чем я предполагала

Так все непонятно. Но интересно и нисколько не страшно. Я жду встречи. Кажется, за эти годы я полюбила этого человека как часть своей жизни, как очевидца, участника, свидетеля многих важных событий в ней. За все. За страхи и волнения, за вкус необычных впечатлений. Вот и получилось, что от ненависти до любви был всего лишь один шаг. Шаг длиною в два десятилетия. Постоянства моему герою не занимать. За это я тоже люблю его. И за то, что, несмотря на большие перемены в нашей жизни, он снова вернулся.

А ведь он был почти бесконтактным, только редкими звонками с молчанием в трубку напоминал о себе. Но его молчание, пугавшее всех моих сослуживцев, на меня, как ни странно, действовало благотворно. Я чувствовала прилив энергии, желание стать лучше, я оживала. Однажды он позвонил среди ночи, и мы молчали до рассвета. Я слышала, как он помешивал сахар в кружке или в стакане. Он слышал, как щелкала моя зажигалка, когда я прикуривала очередную сигарету. Три часа молчания. Но мне показалось, что мы поговорили обо всем, что беспокоило, радовало, чем хотелось поделиться. Это были самые прекрасные часы общения с ним.

– Да кто же еще, кроме него, – успокоил меня муж, услышав мои сомнения насчет звонившего. А если он долго не звонил или не показывался, то муж говорил: – Пора бы ему объявиться.

Оказывается, этот человек со временем стал не только частью моей жизни, но и частью жизни всей нашей семьи. Видимо, моему мужу удалось перебороть в себе первоначальное чувство ревности, поняв, что эти отношения лежат совсем в иной плоскости.