Игра - Лидия Реттиева

Ванная комната была залита лунным светом. Поэтому я принесла одежду сюда. Красиво в доме в полнолуние. Так, по крайней мере, кажется мне. Лунный свет придает всему торжественность и поднимает настроение, никогда еще лунный свет и полная луна не действовали на меня гнетуще. А сейчас я и вовсе словно собиралась на бал, хотя подсознательно готовилась к встрече, как к боевой схватке, почему? Боясь репрессий из-за Марко? Я натянула на себя взятые с собой из дому черные сатиновые шаровары и черное поло-боди из тонкого шелкового трикотажа, это моя обычная домашняя одежда, не сковывающая движений и в меру согревающая тело. Шерстяные носки заменила на обнаруженные в прихожей расшитые черным и зеленым бисером родопские тапочки с очень странным названием, которое я, конечно же, уже забыла; они были мне впору и обутые на босую ногу хорошо держали стопу. Теперь я могла передвигаться быстро и бесшумно.

Меня в основном считают консервативной и сдержанной, и в большинстве случаев я такая и есть. Однако скрытая сторона моей натуры, та, которой я стесняюсь и которую очень прячу ото всех, очень чувственная и романтическая. Но это только для немногих. Интересно, какой считает меня мой таинственный незнакомец? Если он каким-то образом сейчас наблюдал за мной, то здорово я его позабавила своими приготовлениями.

Я не нашла фонарика. К черту этот фонарь. Он выдает местонахождение. Я зажгла свечи в нишах стен. В гостиной из камина от тлеющих углей шел жар. Еще разгорится, подумала я и подбросила в камин несколько поленьев. Действительно, вскоре поленья уже были охвачены маленькими синими язычками пламени. Я хотела поворошить угли, но не нашла кочерги. Пришлось подняться снова на второй этаж, где я в кабинете видела и кочергу, и лопатку для углей. Было темно, я вынула из кармана зажигалку, но не успела ею щелкнуть, как кто-то одной рукой, обхватив меня сзади, сильно притянул к себе, а ладонью другой руки прикрыл мне рот, несильно, но требовательно. А я и не собиралась кричать! Я даже не вздрогнула от неожиданности, я ждала этого момента. К тому же это физическое прикосновение не было насилием, и я не чувствовала никакой агрессии, скорее, это было заботливое прикосновение человека, желавшего предупредить мои возможные действия. Похожее заботливое объятие я однажды уже испытала. Это случилось в Ленинграде, когда уставшая после лекций я села не на тот автобус и, возвращаясь обратно, решив сократить путь, пошла через ремонтирующийся квартал. Я люблю ходить дворами. Проходя через черные ходы из здания в здание, пересекая внутренние дворы, я почти приблизилась к выходу на главную улицу и уже видела проникающий через щели полуразрушенных стен свет уличных фонарей, оставалось лишь обогнуть выступ в стене. Перед этим выступом меня и схватили сильные руки и притянули к себе и стене. Я сразу поняла, что это защита. Где-то рядом раздавались сухие щелчки. Мне было невдомек, что это выстрелы пистолетов с глушителем. Оказывается, там была устроена не то засада, не то облава. И никто не подумал, что какая-то отчаянная особа в темноте пройдет на стройку. Но все закончилось хорошо. Я даже не успела испугаться. Испугались оперативники. Это была их оплошность. Вначале из меня выпытывали, кто я и откуда, потом начали ругать, а под конец посадили в милицейскую «Ладу» без опознавательных знаков и отвезли в общежитие ВПШ на Воинова, где я, пользуясь знакомством, остановилась на время зимней сессии в университете.

И вот опять крепкие, заботливые руки. А дальше… дальше случилось то же самое, что мне уже приходилось испытывать в похожих ситуациях. Я замерла в ожидании того, что произойдет. Прижимавший меня к себе человек тоже замер, словно прислушиваясь к чему-то. Было так тихо, что слышались удары и его, и моего сердца. Я даже слышала шорох его одежды над вздымавшейся за моей спиной грудью. Я циник. И он это знает. Я подумала: «И в такт неровного дыхания…» И тут я куда-то пропала. Я была, и меня не было. Кажется, я что-то говорила. Но все это было связано с неимоверным напряжением. Моментами я ощущала себя, свое тело и снова проваливалась куда-то. Падала, чувствовала головокружение и покачивание. Сопротивлялась чему-то. Но боли я не ощущала, только легкое подташнивание и слабость. Я отвечала на множество вопросов. Это было очень сложно, но не потому, что я не знала ответов. Сложно было выговорить слова. Я была словно в тяжелом наркотическом сне. А потом мне вдруг стало легко и захотелось спать. И тут он впервые заговорил со мной.

– Что с сердцем? – спросил он.

– Функц… – не получалось у меня произнести термин «функциональная кардиопатия».

– Сейчас как с сердцем? – оборвал он меня.

– …тележо… – еле удалось выговорить мне. – Конечно, тяжело. Потрепи немного, сейчас подправим, – явное сочувствие было в его голосе. Он говорил, как мой остеопат. Но что он со мной делал, я не знаю. У себя в Таллинне на сеансах мануальной терапии я очень редко отключаюсь. Я поняла. Я и раньше подозревала это, особенно в случаях моих невероятно быстрых выздоровлений. Он меня лечил! Видимо, я стала вслух высказывать свои предположения и слова благодарности, потому что я услышала громкий довольный смех. «Спим», – произнес он. И я увидела себя в длинном коридоре, считающей белые венские стулья.

Очнулась я в своей кровати. Угол одеяла был аккуратно подоткнут под голову, как я обычно делаю, когда ищу уюта и тепла. Мне все приснилось, подумала я, зная, что обманываю себя, мне хотелось, чтобы это был сон. Но уже первое, на что я обратила внимание, это одеяло. Не то, которым я обычно укрывалась здесь. Я знаю, что это был не сон. И все-таки я искала подтверждения этому. Облюбованное мною полосатое одеяло, напоминавшее мое домашнее, под которым всегда хорошо спалось, даже когда самочувствие было неважное, было аккуратно сложено вчетверо и переброшено через спинку кожаного кресла в кабинете. Я чувствовала, как кто-то осторожно и бережно укладывал меня в постель, но не на тот бок, на котором я обычно сплю, я что-то даже хотела сказать, но опять провалилась в забытье. Я не сплю на правом боку. Он принес меня в мою комнату на руках – вот откуда это ощущение покачивания. И уголок одеяла подоткнул под голову, бережно и заботливо. И это уже было в моей жизни. Я тогда очень боялась и первым делом ощупывала себя и радовалась, что была цела, и без признаков какого-либо насилия. Это успокаивало. А сегодня я даже не искала никаких следов. Мне кажется, что он специально не погасил до конца мое сознание, чтоб я поняла, что происходит. Но ведь ментальное насилие было, ведь все, даже хорошее, делалось без моего согласия. И все же надо отдать ему должное: он всегда будил меня, прежде чем опять каким-то образом усыпить. И оставлял знаки, чтобы я сомневалась в здравости своей психики. С юмором у него было все в порядке. Я обнаружила у себя на ногах новые носки. Вот почему мне было жарко. А где тапочки? В темноте вряд ли я найду их.

Я снова прилегла, вспомнив, что он велел вставать осторожно. Я знаю, что вспомню, я все вспомню, все всплывет. Надо успокоиться. Память потом выведет на поверхность все необходимое. Вот уже сейчас вижу, как он сидел в кресле напротив кровати. Он никогда не уходил, не убедившись, что я вышла из так называемого гипнотического сна и заснула нормальным сном. Я помню, как пыталась открыть глаза и рассмотреть сидящего напротив. Я видела лишь пятно вместо лица, но больше чувствовала взгляд: снисходительный, чуть насмешливый, ироничный, но не злой. А сегодня я почувствовала его заботу обо мне. Я пыталась привстать – не получилось. Я что-то говорила ему. Кажется, я предлагала ему поужинать со мной. Единственное, что мне запомнилось, это то, что вместо обычного «Кто ты?» я спросила: «Почему?»…

Из кухни донесся телефонный звонок. Как интересно, кто это мог быть? – я с любопытством сняла трубку. Это был Тео Данаилов. Дребезжащим старческим голосом он сообщил, что ко мне собираются в гости лучшие женщины деревни во главе с Виолеттой, кметом. Он слышал их разговор минуту назад, когда покупали цветы. Я поблагодарила Теодора за предупреждение. И за хороший прием, который он оказал мне. На кухне вдруг стало светло. Это появилось электричество. Рассмешил меня старик. У меня здесь уже и информатор свой имеется. Я понимаю, он считает себя своим человеком. Это приятно. Как жаль, что мне не удалось с ним пообщаться. Он в этой деревне знает все. Только я положила трубку, как зазвонил мой мобильный телефон. Как я и предполагала, звонила Виолетта и поинтересовалась, могу ли я принять их. По-моему, она звонила, находясь за воротами дома, потому что как только я ответила, что с радостью приму и не успела даже обуться, как с улицы посигналила машина. Гостей было четверо. Уже знакомая мне Виолетта Найденова, секретарь кметства Петя Темелкова, учительница физики Гергана Петрова, которую они взяли собой в качестве переводчика, и мой лапушка Теодор Данаилов. Теодор, подмигнув, вручил мне букет тюльпанов. Я расцеловала старика. Ох и хитрец же он. Я пригласила гостей в дом. В гостиной я быстро накрыла стол, уже зная, где что лежит. Учительница физики поставила на стол трехлитровую бутыль домашнего красного вина, а секретарша достала из сумки коробку пирожных. Сюда еще добавились испеченные Иорданкой пирожки. Лучшие женщины деревни оказались веселыми, простыми и приятными в общении.