Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях - Егор Петрович Ковалевский

систематически, не доводя его до крайности; притом же, порядочному человеку предосудительно предаваться гневу или другой страсти. Рассуждение, как видите, клонится к тому, что гораздо лучше нанять другого поколотить своего врага, чем самому драться с ним; во всяком случае, это безопаснее. Бедный человек, конечно, отвечает сам за себя. Иногда китайцы наклеивают на стенах нечто в роде пасквилей, и, несмотря на бдительность китайской полиции, эти пасквили, между множеством афиш и объявлений, которыми покрыты стены, остаются довольно долго незамеченными. Но вот самый необыкновенный и едва ли не одним китайцам свойственный способ наказать своего неприятеля. Нанимают мальчишек, еще не достигших того возраста, в котором отвечают перед судом за нанесенную обиду. Мальчишки бегают по городу в течение всего дня, и бранят того, кого им поручено обработать. Иногда рассказывают о нем целые истории, вымышленные или справедливые – кто их знает! Разумеется, если кто из них попадется в руки будочников, или тех, кого он бранит, то его порядком прибьют; но тем и кончится; а для китайца это нипочем. Есть другого рода вестовщики в Пекине: часто, проходя по улицам, мы встречали людей до того оборванных, что тело их, казалось, служило вешалкой для просушки различного рода лохмотьев, а уж вовсе нельзя было подумать, чтоб лохмотья предназначались для какой-нибудь цели их телу. Люди эти что-то распевали, и мы сначала принимали их за нищих, но вскоре заметили разницу в напеве, а главное, увидели пучки бумаги у них в руках: оказалось, что это продавцы всяких историй, случающихся в Пекине. Сами ли они пишут, или разносят писанное другими – не знаю; только дорогою они рассказывают все эти истории довольно заманчиво и умеют остановиться на интересном месте, чтоб завлечь покупщика купить листок, который стоит не дороже трех или четырех коп. Таким образом, воровство, любовные похождения, наказание палками, делаются в тот же день известными всему городу. Эти листки в некоторой степени заменяют газеты, которых нет в Китае; официальная же Пекинская Газета, разумеется, не занимается ничем, кроме издания указов, докладов, или печатания объявлений о представлении ко двору.

Глава VII

Смерть китайской императрицы; перенесение гроба в Хайтен. – Манифест и церемониал.

Случай, или нечто другое, чего мы не постигаем, часто оправдывает самые странные поверья, которые, после таких осязательных опытов, растут сильнее и расстилают свою густую тень над суеверным народом. В Пекине толковали, что скоро быть беде: пожар внутри дворца и потом цяньминской башни служил для жителей столицы явным предзнаменованием беды. Действительно, не прошло и двух недель после этих пожаров, именно 11-го января, на третий день переезда богдоханской фамилии из загородного дворца в Пекин, умерла Тай-хоу, императрица-мать, а на другой день жена старшего сына Хуан-ди.

Безусловная, рабская покорность сына к родителям и власть последних над сыном имеют одинаковую силу в семействе поселянина и в семействе богдохана. Из этого непреложного закона, основы всего нравственного и политического законодательства в Китае, никто не исключается, и потому, хотя при жизни, старуха Тай-хоу не имела большого влияния на государственные дела, однако ей отдавались все почести, должные матери Сына Неба, и в этом случае Хуан-ди был только первым исполнителем своих обязанностей: лишась трех жен, он не мог возвести в достоинство Хуань -хоу, одну из классных наложниц. Китай оставался без матери, что поставляло в большое затруднение китайцев; и, действительно, каким образом империя будет существовать сиротой?

Я уже заметил, что богдохан не питал к матери нежных чувств сына. По крови он и не был ее сыном. Он по закону должен был признать матерью жену своего отца.

Нелегко ему было исполнять обязанности сына при жизни Тай-хоу, и еще тяжелее теперь, при ее погребении. Он был только четырьмя годами моложе ее (мачеха его умерла 74 лет) и до того слаб, что, после всякого коленопреклонения, не мог встать: его подымали; тем не менее он должен был, в течение ста дней, каждый день совершать перед гробом коленопреклонения трижды по трижды и приносить жертвы вместе с первыми чинами империи. Последнее совершается без слез, но с громким и тяжелым всхлипыванием. Почти целый день проходит в совершении обряда. В Пекине Хуан-ди не мог ни на шаг отступить от обрядовых постановлений, определяющих со всей точностью его семейную и общественную жизнь. Вот почему он решился переехать в Хайден; и так как ему уже вовсе не дозволялось оставить гроб матери, то и его перевезли туда же. Самая польза государства требовала этого. В Пекине он должен был весь предаться горести; но что же было бы с управлением в стране, где на одно дело не может получить хода, ни одно постановление привестись в исполнение без разрешения богдохана? Были люди благоразумные, или, скорее, приверженные к нему, которые подали адрес, упрашивая его не предаваться сильно горести и поберечь свое здоровье; но были и такие, которые защищали обычаи и постановления страны. Однако же Хуан-ди поставил на своем.

Впрочем, в народе не было заметно большой скорби по усопшей, хотя она при жизни делала добро, помогала бедным, особенно вдовам. Смерть ее была предметом толков чисто материальных. Плакал только тот, кто участвовал в церемониале, и плакал тогда, когда было назначено. Толко валио том, чего будет стоить переноска тела в Хайтен, и какие убытки потерпят по случаю предстоящего траура торговцы картинами, заготовившие к новому году более миллиона фонарей; говорили о многом, но никто не вспомнил, что покойная оставляла сиротами кроме Хуан-ди, родных детей, хотя положение их, конечно, должно было прежде всего найти сочувствие в народе. Увы! Эти дети тоже печалились и сокрушались – но, согласно китайскому церемониалу, и было бы даже неприлично нарушить его излишней скорбью; на все есть пределы, положенные здесь постановлениями, и через них не пробьется никакое чувство.

Во время шествия печальной церемонии, никого не пускали по улицам, кроме участвовавших в церемониале, точно также, как и в обыкновенный проезд богдохана. Это особенно было неприятно для нас, потому что надо было скрыться где-нибудь в лавке, мимо которой пронесут гроб, и глядеть на погребальную процессию тайком, в окно. Она должна была проходить не по большой каменной дороге, а по боковой земляной, следовательно, лавка старинного знакомца подворья Сюя, находящаяся у первой, не могла служить на этот раз пристанищем. Наконец, отыскали какую-то лачугу промышлявшего плетением корзин. Зная, что в Китае все церемонии начинаются до рассвета, мы отправились на место в 4 часу пополуночи, и, действительно, проезжая мимо дворца, видели около него движение. Но мы