Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища - Александр Сладков

– Прошу вас…

Такого у нас наверняка никогда не будет. А вот книги… Некоторые кваповские букинисты закручивают с библиотекаршами роман. Чтоб добраться до изданий подефицитнее. Или вот мой товарищ с четвертого курса, Серега Волков, повернут на разгадке кроссвордов. Раз в неделю одна из его библиопассий заводит Сержа в училищное хранилище, в подвал, где он копается в пыльных пачках старых журналов. Оплачивает он такие походы там же в подвале, сдержанной нежностью, свойственной галантному кавалеру в курсантских погонах.

Я для таких акций еще молод. И книги мне достаются лишь те, что возможно получить в порядке живой очереди в библиотеке. Зато потом… Открываешь страничку, и ты уже не в наряде по роте, а где-нибудь во Франции семнадцатого века. И вокруг тебя уже не курсанты и сержанты, а гвардейцы кардинала, королевские мушкетеры, ну, или четыре танкиста и собака, на худой конец… Вот тут дочитал «Монте-Кристо». Графа. Лег в коечку солдатскую после команды отбой. И привиделось мне, как я, молодой генерал в парадной форме, весь в орденах, вышагиваю по КВАПУ. После выпуска. Лет пять-десять спустя. Как граф Монте-Кристо после отсидки. И начинаю мстить…

– Так, вы кто такой?! Немедленно! Подойдите ко мне!!!

Это я останавливаю старенького, сгорбленного старичка. Ба, Штундер!

– Упор лежа принять!!!

– Товарищ генерал…

– А ну веселее!!! Сто раз отжаться!!!

Старичок Штундер отжимается два раза и падает, свернув шею, ткнувшись в грязь обрюзгшей щекой. Замирает. Я переворачиваю его носком ботинка на спину, как американский солдат пленного «чарли» во вьетнамской хронике (показывали нам ее тут намедни). Все. Готов Штундер. Несите его на Арлингтонское кладбище. Эх… Вот это сон.

Я читаю всегда и везде. Вот даже сейчас, когда наступила моя очередь драить сортир. Чтоб не влететь, проделываю некую манипуляцию, заворачиваю книгу в газету. Делаю такую пухлую суперобложку из «Красной звезды». И мои приготовления не напрасны. Едва я углубляюсь в чтение, в туалет заходит Колпак. Инспекция.

– Так… Как вы тут, Александр Валерьевич?

Со скучающим видом, как хлам, швыряю газетный пакет в огромный ящик для сортирного мусора. Вытряхиваю туда же мятые газетные лоскуты из приочковых урн. Колпак, глядя на меня, брезгливо морщится и уходит. А я выуживаю из мусорки книгу обратно. Выкидываю газету, достаю новую. Надо же… Только что был богатейшим графом, а нынче курсант КВАПУ, копаюсь в говне. Вот тебе и машина времени…

– Ну… Теперь у вас «лыСоветская власть»!

Серега Волков с четвертого курса хлопает меня по плечу.

– Поздравляю, чувак!

Я в шоке. В смысле, я тащусь, я балдею, кайфую, нахожусь в стоянии эйфории, испытываю экстаз. А как вы хотите? Наш взвод переводят от Штундера в другую, новую роту. Командовать этой ротой назначен капитан Лисовец. Отсюда и выражение – «лыСоветская власть». Все. Па́ли оковы. Вот бы Колпака, Ершова и Калиничева в старой роте оставить. Но… Такие чудеса только в сказках бывают. А КВАПУ – тяжкая быль.

Вроде и комбат у нас поменялся. Был полковник Митюхин, Пельмень, а теперь прислали какого-то Тимченко. Мы его и не видели еще. Комбат такая величина, что не всякий месяц его встречаешь. Вот у нас в Монино полковников и генералов как собак нерезаных. А когда я сюда приехал, так через неделю от сержантов шарахаться начал, не то что от офицеров… Но ближе к теме, как говорится.

Два переезда, как известно, равняются одному пожару. Это на гражданке. В армии это соотношение один к одному. Вон, в прошлом году в соседнем батальоне менялись местами две роты. Все происходило в одном здании. Делов-то, одним подняться на этаж, другим на этаж опуститься. Не тут-то было. Роты произвели настоящую эвакуацию. Содрали паркет, линолеум, демонтировали бытовые и Ленинские комнаты с полированными панелями и зеркалами. Сняли стенды служебной документации, выкрутили все лампочки и розетки, сковырнули дверные ручки. Все это перенесли в другую казарму и принялись приклеивать, вкручивать и вставлять по новой. Два месяца они все в пыли и побелке ходили.

Мы справились за полчаса. Просто взяли свои шмотки и явились в другое расположение. Затем отправились на САМПО. Правда, не все. Я в последний момент, вроде как случайно, промахнулся мимо выхода и вернулся обратно в спальное помещение. Очень хотелось есть, но не было денег. Попытался вытеснить ощущение голода сном. Упал поперек наших с Климом новых кроватей и провалился в сладкую дрему. Реальность вернулась ко мне, как всегда, нежданно. Я, ощутив во сне какую-то необъяснимую тревогу, открыл глаза и с трудом навел резкость. Надо мной руки в боки стоял Саша Бешеный. Я среагировал молниеносно:

– Александр Васильевич, дайте, пожалуйста, три рубля. Взаймы.

Взводный выдвинул вперед челюсть, сжал губы и выдохнул вбок. Потом нервно махнул рукой и ушел. Все, кто был в расположении, громко заржали. Оказывается, Мандрико стоял надо мной минут пять. Сначала слушал, как я храпел. Потом стал уговаривать. Нежно, как слуга барина:

– Александр Валерьевич… Подъем… Просыпайтесь… Александр Валерьевич… Вставайте…

– Хррр! Хррр!

– Александр Валерьевич (чуть громче), подъем!

– Хррр! Хррр!

– Сладков, псамое!!! А ну встать!!!

– Хррр!!!

Находившиеся в роте курсанты затихли. Сеанс воздействия факира на змею продолжался. Бешеный применил гипноз. Он сверлил меня взглядом. И, о чудо, я поднял веки. И тут же произнес свою фразу. По поводу трешки взаймы. Плюнув в сердцах, мой командир удалился. Черт. Делать нечего. Надо идти на САМПО.

– Смирнааа!!!

Я торможу, резко, как коньками на льду. В роту энергично входит небольшого роста, в капитанских погонах, толстенький человек.

– Вольна!!!

Зыркает на меня. Подхожу, тремя последними шагами грохая строевым. Осуществляю воинское приветствие (честь отдают только бляди), замираю по стойке «смирно».

– Товарищ капитан! Курсант Сладков…

– Ооо!!! Так это вы… тот самый курсант Сладков?

В уголках глаз капитана – лучинки морщин. Он добро, по-отечески мне улыбается. На его лице – радость. Я на всякий случай молчу. Скромно улыбаюсь в ответ. Лисовец (естественно, это был он) указывает мне рукой, как радушный хозяин, в сторону канцелярии:

– Прошу вас ко мне.

Он заходит первым, я следом. Встаю по стойке «смирно». Вежливость в таких случаях – мой конек. Лисовец занимает за столом рабочее место. Внимательно глядит на меня. Молчит. А мне кажется, нас связывают невидимые флюиды. Наконец-то. Неужели реализовались мои самые сокровенные мысли? Я выделен из толпы. И отныне я, а никто другой, буду таскать картошку домой командиру роты. Из погреба или из гаража. Пришел мой черед. Я нукер, ординарец! Ротный, видимо, понимая мое смятение и мои мысли, торопится их подтвердить: