Швабра, Ленин, АКМ. Правдивые истории из жизни военного училища - Александр Сладков

– Взводный, эээ… Мандрико… Он сегодня ответственный. Отпустил помыться на часик. Я уже все, убываю.

– Ааа, отпустил…

Плуг вроде как теряет ко мне интерес. Даже уходит. И вдруг снова:

– Сладков, а ну ко мне!!!

Все. Финита, блин, комедия. Подхожу и виновато смотрю в пол. Но Ульянов неожиданно протягивает мне лошадиную щетку:

– На-ко вот, потри спину.

И опирается о стену в расстрельной позе. Я сую в петлю две ладони. Вкладываясь, тру, мысленно представляя, как жесткий ворс достает до замполитовских легких, почек, до позвоночника. Плуг довольно кряхтит.

– Все, хорош! Одеваешься?

– Так точно!

– А ну, подожди меня в предбаннике. Чай попьем!

Такая доброжелательность… Как некстати. Уже время. В роте скоро построение. Там три калеки. Остальные в увольнении. Засекут. Будут искать. Даже Шерлока Холмса вызывать не надо. Вон он где, этот Сладков, в бане. Будьте любезны, возьмите зубную щеточку, полотенце, и на гауптвахту. А потом вызов к комбату, разбирательство… Самоход есть самоход. Не рано ли, месье, расхолаживаетесь? На втором-то курсе? Мысли эти носятся в черепе, как мотоциклист-циркач под куполом. Я мгновенно натягиваю обмундирование. Спасибо сержантам, научили. Надо быстрее рулить! Все… Поздно.

– Сладков… А знаешь что, пойдем ко мне. Я живу недалеко. Что тут чай, можно и покрепче кое-чего придумать.

Замполит озорно подмигивает. Я натянуто улыбаюсь. Мы вместе уходим. Конец. Теперь меня не найдут даже в бане.

Пять минут, и мы в теплой уютной квартире. Я смущенно стягиваю сапоги. Разматываю свои портянки. Легкое амбре, как с птицефабрики. Николай Иванович не обращает внимания. Он нежно заталкивает меня в комнату. А там, в кресле… Воздушное и бело-кудрявое создание. Халатик. Нога на ногу. Создание пилочкой точит ногти. Мадмуазель. Она бросает на меня взгляд. Из-под ресниц. Оценивающий. Плуг, притихший было, вдруг оживает.

– Дочь… Маша. А это Сладков. Курсант Сладков.

Мама. А не маневр ли это, имеющий далекую сводно-семейную цель? Не-не-не. Я пока не готов. Медленно даю задний ход. Выдавливаю себя в прихожую. Папа и дочь смотрят на меня разочарованно. Я мямлю:

– Товмайор, там Мандрико… Ищет меня, наверное.

– Да брось ты!

Плуг ошибочно определяет причину моей половой нерешительности. Курсант ответственный, курсант переживает. Он показывает мне пальцем на кухню. Там оформленный стол. Сам крутит ручку стоящего на холодильнике Та-57:

– Але! Второй батальон! Мандрику мне!

У меня подгибаются ноги. Скребу ногтями по обоям. Ну что ж. Вот и все. Слышу, как взводный рявкает в трубку с того конца провода:

– Я, товарищ майор!!!

– Александр Васильевич! Не волнуйся! Курсант Сладков… Нет-нет, ничего не случилось! Он у меня. Я его забрал из бани.

«А в ответ тишина… Он вчера не вернулся из боя…»

– Все, Мандрико, давай занимайся! Я его позже отправлю!

А дальше все как во сне. Какие-то бочковые огурцы хрустят на зубах… Ах, да, перед этим рюмочка водки. Голос Плуга в тумане: «Как там, Суворов… Последнюю рубашку… Продай, но выпей!» Суворов… Что мне генералиссимус, когда у меня такая встреча предстоит. С лейтенантом Мандрико. Впрочем… Как ни странно, все обошлось. Прибыл, доложил. Бешеный только скрипнул челюстью. Кинул рукой:

– Становитесь в строй.

И неделю со мной не разговаривал.

Курсант Сермагомбетов по прозвищу Сэр.

Советский человек. Причем хороший

Теперь вот сижу в раздевалке бани имени Карбышева. Надо встать. Зайти в душевую. Собрав силу воли, встать под душ, намокнуть. Намылить все тело от головы до пяток хозяйственным мылом. Сжав зубы, снова встать под воду. Потом, натерев себя полотенцем, одеться и выскочить в темноту. В строй. Надо…

– Так!

Опять «так». Услышав это слово, я жду от командиров какой-нибудь гадости. Зашедший в казарму взводный настроен решительно:

– Так, товарищи куранты! Псамое!

Мандрико сует свое «это самое» тут и там! «Псамое, псамое»!!! У него есть еще одно слово-паразит: «веселее»: «Веселее бежим!» или «Веселее рассаживаемся!». «Веселее учим обязанности!» Словно мы каждую минуту, как дебилы, должны ржать и прикалываться. Однажды наше отделение во главе с Колпащиковым отправили в город. Пять человек с оружием, остальные с лопатами. Похоронная команда и почетный караул. Почил ветеран войны. На кладбище заколотили гроб и опустили в могилу. Грянул салют. Потом соответствующая тишина. Только звон штыковых лопат и глухие стуки о крышку мерзлой земли. Взводный все это время стоял, облокотившись локтями на оградку соседней могилы. Спиной к процессии. Заскучав, он вдруг обернулся, громко и четко подал команду:

– А ну, веселее, псамое, закапываем! Веселее!!!

Родственники, мягко говоря, охерели. А мы засуетились, забегали, как орудийный расчет вокруг «сорокапятки», желающий как можно быстрее произвести выстрел по набегающему фашистскому танку. Стоп. Вернемся в казарму.

– Так, псамое!!! Смирно! Вольно.

Мы стоим в строю в расположении и виновато (самая беспроигрышная гримаса) глядим на нашего взводного.

– Вы, псамое, советские люди?!

Молчим. Черт знает что… Белогвардейцы, что ли? Ка́ппелевцы? Казаки атамана Шкуро?!

– Сермагомбедов! Вы советский человек?!

Сэр медлит с ответом. Мандрико вскидывает густые брови:

– Не понял!!!

– Так точно…

– Не слышу!!!

– Советский!!!

– А вы, Охотников? Советский человек?!

Мы быстро устаем от поднятой темы. В строю начинают язвить: «Антисоветский, блин…»

– Разговоры, псамое! Так! Завтра надо встать пораньше и выполнить свой гражданский долг!

– Так мы военные вроде…

– Отставить, Охотников! Общегражданский долг! Это значит, для всех людей…

– А мы кто, люди, что ли?

– Закрыть рот!!! Сладков, вы бы на семинарах так умничали!

– Да это не я, товарищ лейтенант!!!

– Так, все! Хватит! Итак… Завтра выборы. Торжество демократии. Ясно, псамое!!??

Мы вымотаны. Сегодня суббота. Во всем цивилизованном, «общегражданском» мире выходной. Но… У военных есть такие три хитрые буквы. ПХД. Парко-хозяйственный день. Всеобщая уборка. На полдня. Как любит повторять Штундер? Не знаете? То-то. Вот его очередная мудрость: «До обеда ПХД, а потом целый день выходной». Садись, товарищ майор, два балла вам. По математике и по логике. В связи с грядущими выборами в увольнение никого не пустили. Всей ротой казарму дрючили. До блеска. Старшина так и сказал: «Чтоб как у кота яйца!!!» Замотались. Вечерняя поверка прошла. И вот теперь ответственный по роте, наш любимый взводный, нам парит мозги. «Долг…» «Демократия…» Все вокруг да около. Никак не возьмем в толк, что он от нас хочет.