Каникула (Дело о тайном обществе) - Артур Крупенин

– Восемь?

Бальбоа никак не мог уснуть и, ворочаясь в постели, все думал о разговоре с Кирогой. Так значит, нападения на священников начались намного раньше, чем он предполагал? Убийство отца Перальты, случившееся тринадцатого октября, без сомнения, является еще одним звеном во все разрастающейся цепи преступлений, которую ему поручено раскрыть. В таком случае нужно срочно отправляться в Сарагосу и на месте уточнять подробности. А что, если Перальта не единственная жертва?

Засыпая, священник снова вспомнил неуклюжее замечание Вероники Гонсалес насчет Барби, получившее затем столь неожиданное развитие. Не пошути всуе эта русская, он ни за что не стал бы обсуждать с Кирогой облачения толедской Богородицы и не узнал бы о событиях, которые с Божией помощью помогут продвинуться в поисках убийцы. Каким же причудливым порой бывает Провидение!

Глава 30

Улица Тамплиеров

Мысль о том, чтобы отыскать дом из своего видения, по-прежнему не оставляла Стольцева, несмотря на то, что и Бальбоа, и Вероника в один голос предрекали неудачу таким поискам, поочередно ссылаясь то на число улиц города, то на адскую жару. А тут так вышло, что Веронике предстояло на весь день отправиться по делам в Мадрид – то ли надо было срочно оплатить какие-то счета, то ли на время захотелось отделаться от Глеба.

Воспользовавшись ситуацией, Глеб не мешкая приступил к поискам, несмотря на их очевидную бесперспективность. Отбросив сомнения и повертев карту Толедо и так и сяк, он разбил ее на несколько квадратов, а затем наметил маршрут, по виду напоминающий улитку, центр которой приходился на дворец Архиепископа. Оттуда и надо бы начать, постепенно охватывая Асукаику, Бенкеренсию, Санта-Барбару, Вальпараисо и прочие кварталы, одни только названия которых уже звучали в ушах как cante flamenco[35].

Прихватив с собой рюкзак с бутылкой воды и предвкушая приятную прогулку, Глеб в приподнятом настроении спозаранку отправился к начальной точке своего маршрута. Он не знал, сколько долгих дней уйдет на то, чтобы обойти весь город, но и сидеть сложа руки уже не мог.

Просыпающийся Толедо оказался куда симпатичнее бодрствующего: ни тебе толпы туристов, ни шума, ни суеты. Глеб с удовольствием шагал по улочкам, еще не успевшим накалиться от зноя, любуясь прихотливо перемешанными друг с другом образцами архитектуры Средневековья, Возрождения и барокко.

Единственное, в чем Глеб был полностью уверен, так это в цвете дома с калиткой, которую ему предстояло найти, – выцветшая от солнца терракота. Это и станет для него главным ориентиром.

В какой-то момент, видимо, в силу буйного воображения, Стольцеву показалось, что за ним по пятам кто-то идет. Несколько раз, подобно героям шпионских кинолент, Глеб украдкой вглядывался то в стекла витрин, то в отполированные до зеркального блеска вывески, силясь рассмотреть, что происходит у него за спиной, но так и не заметил ничего подозрительного. В конце концов, он попросту резко остановился и оглянулся назад. Единственный попавший в поле зрения человек – безобидного вида старичок – пошел своей дорогой, нырнув в паутину узких переулков.

Открывающиеся кафе так манили ароматами, что Глеб дважды прерывал прогулку, с тем чтобы выпить чашку кофе и подкрепиться. В итоге шестичасовых поисков он был и сыт, и полон впечатлений. Единственным разочарованием послужило лишь то, что дома, выкрашенного в цвет терракоты, он так и не обнаружил. Ничего страшного, поиски ведь только начались.

Помня о том, что даже у стен есть уши, инспектор вышел из здания комиссариата на улицу, с тем чтобы созвониться с Бальбоа. Рохас рассказал священнику о серебристом пикапе и о том, что им пока неизвестно, кто и зачем ездил на нем в Талаверу. Бальбоа, в свою очередь, сообщил инспектору, что отправляется в Сарагосу, где надеется найти нечто весьма важное.

«Что бы это могло быть?» – подумал про себя Рохас, но решил не задавать лишних вопросов. В конце концов, сам он ищет убийц Дуарте, а цель Бальбоа – найти таинственных врагов Церкви. Их расследования пересекаются, но не более того.

Непрекращающиеся приступы тошноты сегодня ненадолго отступили. Растворив сводчатое окно, Командор с блаженным видом полной грудью вдыхал горячий воздух. Он нутром чуял, что вдова Гонсалеса и ее друг могут привести его прямо к цели – надо только не упускать их из вида. Вокруг них, правда, все время вертится этот толстый священник. Ему-то что за интерес?

Люди, которым было поручено вести наблюдение, донесли, что сеньор Стольцев целый день шатался по городу – вроде как что-то искал, а что – непонятно. Чего это он тут рыщет?

А что, если русские уже давно нашли карту и теперь пытаются отыскать указанные там ориентиры? Какой-то секретный знак на стене здания или что-то похожее? Только бы не прозевать момент!

Затем Командор вспомнил об одной странности – в докладе одного из наблюдателей было сказано, что ему показалось, будто за русским историком следил не он один. Но из боязни упустить объект проверить свои подозрения наблюдатель не смог. Так кто же за ним шел? Полиция? Это вряд ли. Хм, может, наблюдатель всего лишь перегрелся на солнце? Как бы там ни было, надо всех предупредить, чтобы держали ухо востро – не хватало только привести за собой хвост прямиком в орден.

Дверь открыла полная блондинка лет шестидесяти пяти.

– Милок, тебе чего? – Затем, цепким взглядом изучив Лучко, она спросила, глядя на его шрам: – Это кто же тебя так? Свои или небось менты отделали?

Поняв, что свое удостоверение гражданке Хиляевой с порога показывать не стоит, следователь решил действовать по ситуации. Он небрежно привалился к косяку, сунул руки в карманы и, для пущего эффекта цыкнув зубом, спросил:

– Мать, как мне Саню найти?

Женщина всплеснула руками:

– Ты что полегче спроси. Сынуля мой, можно сказать, с прошлого века не заявлялся. И все его друзья, кстати, про это знают.

– Я, понимаешь, только что с курорта… э-э… откинулся.

Еще раз с подозрением оглядев гостя, Антонина Ивановна Хиляева все же впустила его в квартиру.

Лучко сразу обратил внимание на кучу новой, еще пахнущей магазином бытовой техники: телевизор в пол стены, холодильник шириной метра в полтора, весь утыканный цветными дисплеями и больше похожий на компьютер, а также гора еще не распечатанных коробок.

Дорогая электроника резко контрастировала со скромной квартиркой. Однако краденым здесь, похоже, не пахло. Скорее это было похоже на склад подарков, преподнесенных любимой маме вставшими на ноги детьми.

«А ведь братья Хиляевы были здесь, и совсем недавно», – подумал следователь.

– Долго загорал-то? – уточнила Хиляева.

– Десять лет, почитай, отдыхал.

Неожиданно женщина расхохоталась.

– А вот тут ты врешь. Я много ребятишек перевидала из тех, что, как ты говоришь, только что «откинулись», и никто из них не мог похвастаться таким цветущим видом, как у тебя. Да ты же небось лопату отродясь в руках не держал? Говори, зачем пришел, а то ментов позову.

– Дык мы уже здесь, – не выходя из образа, сообщил хозяйке Лучко и достал из кармана удостоверение.

Глаза Хиляевой сверкнули ненавистью.

– Чего приперся, мусор поганый? А ну мотай отсюда!

И хозяйка схватила с обеденного стола нож размером с хороший мачете.

Следователь счел благоразумным отступить к двери. Ему пришлось пятиться задом, чтоб ни на секунду не терять из виду руку Хиляевой, размахивающую ножом.

– Зря вы так разнервничались, Антонина Ивановна. Я всего лишь хотел справиться о Саше с Сережей. А то у нас в МУРе народ волнуется, понимаете ли. Живы ли пацаны, здоровы? Как себя чувствуют? И, кстати, где живут?

Последний вопрос, впрочем, был совершенно риторическим. Едва войдя в комнату, следователь сразу заметил еще один недавний подарок – расписную керамическую тарелку, висевшую на стене. Тарелка выглядела новехонькой – дарители не удосужились даже ценник отодрать. Керамику украшал довольно грубо намалеванный фрагмент картины Эль Греко «Толедо в грозу».

Поставив обнаженные ступни на прохладный каменный пол, Глеб медленно сжимал и разжимал пальцы, натертые во время многочасовой прогулки по жаре. В руке он держал коробку со значком Рамона. Рассматривая ее в косых лучах заходящего солнца, Глеб заметил на обратной стороне едва различимую надпись. Похоже, что писали не на самой коробке, а на листе бумаги, лежавшем сверху. Судя по всему, у коробки первоначально было что-то вроде суперобложки, которая, к несчастью, не сохранилась. Глеб прищурился и прочитал: Segundo sábado[36]. Хм, что бы это значило?

Он снова принялся вертеть коробку в руке, припоминая, что во время сегодняшних поисков несколько раз испытывал смутное ощущение, что что-то упустил в своем первоначальном видении. Но что?