Геннадий Зюганов - Анатолий Житнухин

Предваряет этот рассказ-характеристику весьма красноречивый вопрос корреспондента еженедельника, обращенный к Яковлеву: «Мы долгое время воспринимали вас не просто как небожителя из Политбюро, а как какого-то Дон Кихота, который внедрился в сердцевину этой жуткой системы и сражается с ней изнутри. Истинный руководитель перестройки, истинный реформатор — это были только вы. Фактически при вашем участии к власти пришел Горбачев… Как все произошло на самом деле?»

Само собой разумеется, что все сомнительные комплименты журналиста в свой адрес Яковлев воспринимает как должное. Читателю не надо разъяснять, как называется человек, который внедряется в какую-либо систему, чтобы разрушить ее. Только при чем тут Дон Кихот — этот романтический символ благородства? Яковлев внедрялся и действовал исподтишка. Один из публицистов обратил внимание, что его любимый полемический образ — тараканы, бегающие по горячей сковороде: чем сильнее сковорода нагревается, тем быстрее тараканы по ней бегают. Пожалуй, облику этого человека, добровольно избравшего роль серого кардинала при правительстве национальной измены, все же больше подходят раскаленная сковорода и иные нехитрые орудия инквизиции, нежели рыцарские доспехи.

Не будем воспроизводить описанные в этом же интервью детали пошлой закулисной истории, в которой Александр Николаевич выступил сводником и обеспечил бартерную сделку между Горбачевым и Громыко. В результате, естественно, он и сам внакладе не остался: получил сначала должность заведующего отделом пропаганды Центрального Комитета, а затем был избран секретарем и членом Политбюро ЦК.

Прорвавшись к верхушке власти, новоиспеченный идеолог партии произнес, как водится, традиционную «тронную» речь — необходимо было обнародовать и обосновать свое видение проблем. Зюганову, как и многим другим идеологическим работникам, присутствовавшим в апреле 1987 года в Центральном экономико-математическом институте АН СССР, хорошо запомнились его слова о том, что Октябрь и революция — это наши вечные святыни, на страже которых стоят партийная честь, совесть и порядочность везде и во всем. Хорошо было сказано, с душой! Кто бы мог предположить в эти минуты, что человек, стоящий на трибуне, совсем скоро будет с пеной у рта порочить все то, чему прилюдно поклонялся? Что его высказывания о советском строе и образе жизни советского народа, КПСС и ее вождях по своей ненависти будут конкурировать с геббельсовской пропагандой, а по изощренности — превзойдут ее. Что крупный парт-чиновник, зорко оберегавший коммунистическую идеологию от вражеских нападок и изобличавший в своих публикациях[11] злобное коварство идеологических диверсий американского империализма против СССР, социалистического содружества и всего прогрессивного человечества, будет публично заявлять, что всю свою жизнь ненавидел коммунизм и мечтал о его свержении.

Как известно, похожие заявления сделает и Горбачев. Выступая в 1999 году в университете Анкары, он заявил: «Целью всей моей жизни было уничтожение коммунизма, невыносимой диктатуры над людьми.

Меня полностью поддержала моя жена, которая поняла необходимость этого даже раньше, чем я. Именно для достижения этой цели я использовал свое положение в партии и стране. Именно поэтому моя жена все время подталкивала меня к тому, чтобы я последовательно занимал все более и более высокое положение в стране.

Когда же я лично познакомился с Западом, я понял, что я не могу отступить от поставленной цели. А для ее достижения я должен был заменить все руководство КПСС и СССР, а также руководство во всех социалистических странах. Моим идеалом в то время был путь социал-демократических стран. Плановая экономика не позволяла реализовать потенциал, которым обладали народы социалистического лагеря. Только переход на рыночную экономику мог дать возможность нашим странам динамично развиваться.

Мне удалось найти сподвижников в реализации этих целей. Среди них особое место занимают А. Н. Яковлев и Э. А. Шеварднадзе, заслуги которых в нашем общем деле просто неоценимы…»

Однако если оба этих деятеля действительно вынашивали такие намерения с молодых лет, получается, что они, присосавшись к партии, на самом деле были оборотнями. Геннадий Андреевич считает, что на такое способны только те, кого жизнь чем-то обидела и озлобила. Но нести в себе такую озлобленность могут только ущербные личности, лишенные патриотических чувств, не познавшие любви к Родине, к своему краю, к людям, среди которых выросли. Видно, родившись на земле, они не смогли в ней укорениться, а формировавшая их среда не давала здоровой подпитки. Ведь тот же Яковлев, покрутившись немного в Ярославском пединституте, прямиком попал на руководящую партийную работу — в обком КПСС, минуя ее основные, первичные и районные, звенья. Каким-то образом умудрился перескочить эти важнейшие ступени и Горбачев, которого по окончании университета не бог весть за какие заслуги сразу же взяли в крайком комсомола на должность заместителя заведующего отделом пропаганды. Оба оказались в начальствующем слое, не получив должной закалки, необходимого опыта работы в низовых коллективах, там, где жизнь выглядит несколько иначе, а ценные указания сверху оказываются не всегда мудрыми и судьбоносными. В таких пустотах, которые образуются в людях после резкого вознесения во власть, чаще всего и возникают опасные изломы. Одному из сотрудников ЦК КПСС принадлежит меткая характеристика того довольно распространенного социального типа, к которому он относил Горбачева и Яковлева: «Пригородные люди». От села они оторвались, а до города в течение всей своей жизни так и не доехали, застряли где-то посередине.

Неудивительно поэтому, что, встретившись и почувствовав духовное родство, они без труда признали и обрели друг друга. Роли в этой паре распределились по принципу «Кто на что учился»: Горбачеву, поднаторевшему в дворцовых интригах, судьба уготовила роль коварного орудия для убийства слона. Яковлеву, прекрасно изучившему за десять лет пребывания в Канаде методы изощренных политических диверсий, предстояло этим орудием, то бишь иголкой, правильно воспользоваться.

Зюганов хорошо помнит, что еще в тот период, когда он учился в Академии общественных наук, специалисты по контрпропаганде обращали внимание идеологических работников на высокую вероятность использования западными спецслужбами новых средств ведения «холодной войны», прежде всего возможностей космического телевидения. Одно дело — вещание западных «радиоголосов» с их довольно узким полем воздействия на людей, и совершенно другое, когда населению будет доступен прием телевизионных сигналов из-за рубежа. Стали поговаривать о том, что этот способ телевещания в ближайшем будущем может стать настоящей «ядерной бомбой в идеологии», способной взорвать сложившуюся в обществе систему идейных, нравственных и эстетических ценностей.