Флотская Юность - Александр Витальевич Лоза

Но опять задержка рейса.

И нас обратно к прошлому ведет

Вся стройная, как «ТУ»,

Та стюардесса, мисс Одесса,

Похожая на весь гражданский флот.

С горем пополам добрался до Архангельска — города на Северной Двине. Холодный, по-настоящему зимний ноябрь прошел в командировке на перегрузке атомного реактора. Подводная лодка стояла в доке. Над ее раскрытым прочным корпусом был установлен «домик» с раздвижной крышей и специальной системой отопления горячим воздухом. Как нарочно, крыша «домика» сломалась в раздвинутом состоянии, а отопление, как всегда, не работало.

В мороз, под падающим сверху снегом, мы вручную загружали в реактор новые тепловыделяюшие элементы (ТВЭЛы) — стержни, заполненные ураном, являющиеся сердцем атомного реактора, для чего я расставил матросов сверху вниз, и каждый ТВЭЛ — стальной цилиндр длиной больше двух метров и диаметром около двадцати сантиметров — передавался из рук в руки вниз и вставлялся, в соответствии со схемой, в отверстия центральной решетки внутри реактора.

Было очень холодно, руки в тонких резиновых перчатках-«анатомичках» быстро мерзли и еле удерживали скользкий тяжелый цилиндр, стоимость которого равнялась стоимости автомашины «Жигули». Чтобы не случилось срыва, я периодически давал команду: «Все вниз!», и матросы рассаживались на обечайке реактора, опускали ноги и руки вниз — грелись. Остаточное тепловыделение реактора согревало нас, поэтому фигурально выражаясь: «Мы грелись у атомного костра!» Не каждому выпадает такое в жизни.

Иногда, устав до чертиков, спрашивал себя: «Для чего я здесь?», «Для чего мы все здесь?» Здесь, куда не было проложено дорог, где не было ничего, кроме скал и ледяного моря. Ведь миллионы людей сейчас на благословенном юге, на Большой земле, в уютных благоустроенных городах с комфортом проживают жизнь… Ведь жизнь одна!

Ответ на редкость простой: «Если не я — то кто?» Это не жалость к себе — любимому. Это констатация факта — «Надо!»

Скажу честно, об этом в череде срочных, экстренных, внеочередных и других «вводных» на службе не задумываешься. В отпуске — тем более не думаешь. Там ценишь каждую отпускную минуту. Может быть, в пути, в кресле самолета? Но нет, там я сразу засыпал…

Работы по перегрузке завершились, в реактор были загружены новые тепловыделяющие элементы, благополучно проведен первый физический пуск реактора с новой активной зоной, и мы улетали из аэропорта города на Двине. Мой старший товарищ — капитан-лейтенант — во внутреннем кармане шинели вывозил «шильницу», плоскую фляжку из нержавеющей стали объемом пол-литра, заполненную спиртом. В этом не было бы ничего необычного, если бы не новость, ждавшая нас в аэропорту. На выходе на летное поле впервые было установлено новейшее устройство с датчиком металла, для усиления контроля вылетающих пассажиров. Стало ясно, «шильницу» оно засечет, и прощай спирт. С этим мой товарищ согласиться никак не мог. Он заметался по аэропорту… Наконец на втором этаже увидел двух мужчин в синей форме — гражданских пилотов, пивших кофе.

Капитан-лейтенант тут же присоединился к ним. Уговаривать «летунов» долго не пришлось, спирт быстро разошелся «на троих»… А пустую «шильницу» уложили в чемодан и сдали в багаж.

К концу ноября я вернулся из командировки. Снова началась служба на флотилии.

Пурга бесновалась третьи сутки. На лодках завели дополнительные швартовы. Матросы выбивались из сил, разгребая снег у пирсов и складов, очищая дороги для транспортеров с торпедами и ракетами. Погрузка боезапаса должна осуществляться по плану независимо от состояния погоды.

Сейчас думаю, что в молодости мы менее подвержены влиянию погоды и наш организм меньше реагировал на ее изменения. Но не верьте «штатным оптимистам». Каждый чувствует Заполярье в той или иной степени. И нет человека, который бы не мечтал на Севере об отпуске, жарком солнце, горячем песке и теплом море.

Мы выбрали этот суровый, еще не полностью освоенный край и, какими бы супертехнологии ни были спрятаны под прочными корпусами стоящих у пирсов атомных субмарин, Север не становится легче для жизни и службы. Хочу сказать, что если у человека есть внутренний стержень, характер, если он может в трудную минуту посмеяться над собой — ему не страшен Север.

Тягомотина будней, особенно зимой, черной полярной ночью, когда собираешься на службу — горит свет, возвращаешься со службы — горит свет, и так день за днем, неделя за неделей, месяц за месяцем… Поэтому и проскакивают они в сознании, словно их и не было. За окном пуржит, метет, и каждый день одно и то же: ледяной «мордотык» в лицо, обмороженные щеки и нос, кожа которых шелушится и сползает клочьями, пронизывающий шинель холод и мерзнущие в перчатках пальцы. Север не оставляет выбора: невзирая на холод, темень и злобный ветер, служба должна идти своим чередом.

Это ерунда, когда говорят, что к Северу привыкают. Невозможно привыкнуть к колючей пурге, выжигающему глаза ветру и морозу. Просто каждый раз ты преодолеваешь это, как будто впервые. Север влечет, манит к себе, когда ты далеко от него. Но это не привычка. Ты просто начинаешь болеть Севером.

…Однажды стоял в патруле. Сутки на пронизывающем ветру с морозом — врагу не пожелаешь. Среди ночи раздался сигнал, что на строительстве спецобъекта в соседней губе началась пьяная драка солдат стройбата с «метростроевцами», в штольне на строительстве подземного укрытия для атомных подводных лодок… «Метростроевцы» пробивали в скале подземный тоннель, с выходом в залив. Среди стройбатовцев, работавших на тяжелых подземных работах, было много отсидевшего, имевшего тюремные сроки контингента.

Прыгнув в дежурную машину, я со своими моряками-патрульными вскоре прибыл к месту происшествия. Ночь… В свете прожекторов вижу гигантскую штольню в скале и колышущуюся массу возбужденных людей, окружавших машину. Уверенности придавала тяжесть кобуры с пистолетом «Макарова» и двумя обоймами патронов. В таких случаях требуется действовать быстро — «рефлекторно». Вытащив пистолет и подняв его над головой, крикнул: «Стоять! Стрелять буду!»

Толпа отшатнулась. Разбираться в такой ситуации, кто прав, кто виноват, было невозможно. Нужно быстро взять заложников, чтобы они в комендатуре выдали зачинщиков драки. По команде, мои матросы выхватили из толпы двух первых попавшихся солдат-стройбатовцев и затолкнули в машину. Видя, что мы настроены решительно, толпа стала рассасываться. Дождавшись прибытия комендантского взвода, я вернулся в комендатуру, куда доставил стройбатовцев. Как и рассчитывал, они, после разговора с комендантом, сдали зачинщиков драки, которые, как я позже узнал, отсидели положенное на гарнизонной гауптвахте.

И снова служба…

За окном пуржило и мело. Городок был завален снегом. По-волчьи выл сильный ветер, порой переходящий в штормовой. Редких собак просто сносило ветром. Люди передвигались по улицам, держась за протянутые веревочные леера.