Пункт третий - Татьяна Евгеньевна Плетнева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
День был яркий, солнце путалось в чаще мелких сосулек под крышей дома напротив, по стенам проплывали блики, отраженные стеклами машин, теневая сторона улицы была залита густым синим холодом, ветер раскачивал ветки и провода, и от этого спокойное тепло дома становилось еще надежней и слаще.
Поспать было необходимо, но Александра Юрьевна понимала, что ни через два, ни через четыре часа без посторонней помощи проснуться она не сможет; пришлось звонить Фейгелю.
– Приехала? – радостно заорал Прохор Давидович. – Ну что, видела?
Несмотря на всю бодрость приветствия, ясно было, что он еще спит.
– Видела, видела, – пренебрегая Прохоровым энтузиазмом, отвечала Александра Юрьевна, – слушай-ка, ты еще часа два поспи, а потом приходи, пожалуйста. В дверь звони, в окно стучи, а то я до послезавтра не проснусь, Россия погибнет, понимаешь?
– Скажи только, как Игорь, в двух словах, – умолял Фейгель.
– Нормально, нормально, – отмахнулась Александра Юрьевна. – Прохор, я уже сплю, ты придешь?
– Здорово, – неизвестно чем восхитился Фейгель, – не волнуйся, ложись, приду обязательно.
День
1
– Ожидайте, скоро прибудут, – отвечал дежурный. – Давно уж машина вышла.
Чтобы убить время, Виктор Иванович поплелся в рабочку. Внешняя цепь стояла неподвижно; внутри оцепления солдаты, спасаясь от мороза, вытаптывали площадку.
– Долго еще, командир? – обратился к Виктору Ивановичу гарнизонный офицер; лицо его было злым и красным от ветра. – Не видишь, что ль, замерзают ребята.
– Скоро прибудут, из Перми подтвердили, – небрежно сказал Васин. – Площадку приготовить – это ты правильно сообразил.
– Сообразишь, мать, – выругался офицер, – как часа два на таком ветру попрыгаешь. Может, костер заделать, а?
– Какой тут костер, – ужаснулся Виктор Иванович. – Я саперов вызвал, а ты – костер.
– Эй, поменялись, – крикнул офицер. – Живо поменялись, недоноски.
Те солдаты, что прыгали внутри, выстроились в цепь, прежняя же цепь распалась, и замерзшие штурмовики запрыгали по сухому снегу, как огромные неуклюжие кузнечики; автоматы на них болтались и поддавали им по задам и спинам.
– Ну, саперов ждем, а караулим-то что, командир? – опять обратился к Васину гарнизонный. – Сказал бы хоть, когда взорвемся.
Виктор Иванович не успел ответить: снизу, с дальнего края рабочки, оступаясь и размахивая руками, к ним бежали два человека. Крики их сносил ветер.
– Приехали, мать, – сказал Васин. – Сейчас узнаешь, что твои недоноски караулят.
Он повернулся и быстро пошел навстречу гонцам.
– Ну, дела, – быстро заговорил Волк, – один – чекист из Перми, другой – тоже из Перми, наш, эмвэдэшник, полковник аж, да еще одного такого по дороге в Чусовой прихватили, из района, и саперов с ними трое. И газик один на всех, так что только чекист в порядке, остальные греться хотят.
Ветер не утихал; небо заметно просветлело, но не расчистилось, и солнце сквозило за облаками, как тусклая лампочка за занавеской.
В штабе стояла торжественная тишина; начальники дожидались Васина в его собственном кабинете, саперов же принимали по соседству.
Виктор Иванович порядком струхнул: за его столом сидел бодрый человек в штатском и со странной улыбкой рассматривал проклятый резной портрет; два эмвэдэшника, солидные, злые и замерзшие, терлись у печки, прижимая к ней растопыренные негнущиеся ладони.
Взяв себя в руки, Виктор Иванович представился и начал было докладывать дело, но чекист почти сразу перебил его:
– Это ты, что ли, нам ночью названивал?
– Так точно, – выдохнул Васин. – Сразу после перехвата, как приказали.
– Я в курсе, – насмешливо продолжал начальник. – И кто приказал и почему. А сам-то ты, капитан, в порядке?
– В порядке, – волнуясь, отвечал Виктор Иванович.
– Может, выпил больше, чем можешь, а? – предположил чекист. – Да не стесняйся, ты тут хозяин, закуривай, садись. Не пил, а?
– Никак нет, – тихо сказал капитан. Голова у него кружилась после бессонной ночи, руки ходили ходуном, так что он не мог удержать сигарету над пламенем спички.
– Я вам сейчас все насчет записки перехваченной объясню, – неуверенно предложил он, стараясь отвлечь внимание начальника от своих неуемно дрожащих пальцев.
– Это ладно, – сказал чекист, – ты вот мне объясни, почему даже прикурить по-человечески не можешь.
– Не спал я, – робея, проговорил капитан. – Сначала расшифровкой занимался, потом у телефона дежурил. Не прилег даже, товарищ…
– Подполковник, – подсказал приезжий и почему-то рассмеялся. – Я смотрю, у вас тут прям народные умельцы сидят. – Он кивнул на стену. – Вот бы и нам такого. Не подаришь, капитан? Вещь-то с душой сделана, никакой, так сказать, казенщины, а? Как вы считаете, товарищи? – обратился он к эмвэдэшникам.
– Хорошая вещь, – простодушно согласился районный; пермский же чин только засопел в ответ, растирая пухлую примороженную щеку.
– Что, не подаришь? – продолжал чекист. – Жалко, да? Понимаю. Доложи-ка тогда, капитан, как планируешь операцию проводить.
Васин начал излагать быстро и сбивчиво, как школьник; красивая и румяная тетка из бухгалтерии внесла поднос со стаканами, баранками и пирожками; за ней шла другая, поплоше, с самоваром.
– Эх, – вздохнул подполковник, когда бабы ушли, – и с этим у вас тут, гляжу, порядок, как в малине сидите.
Виктор Иванович попытался было продолжать, но чекист широким жестом пригласил всех к столу, усадил Васина рядом с собою и, отхлебнув чаю, заметил благодушно:
– Вижу, капитан, все ты уже продумал, молодец. Сейчас чайку попьем и пойдем посмотрим. Я так ни разу не видел, как разминирование происходит. А вы, товарищи? – вежливо обратился он к сотрапезникам.
Менты промолчали. По всему видно было, что этот всю дорогу сидевший в теплой кабине болтун неприятен им в высшей степени.
– Чайку подлей, капитан, – спокойно попросил чекист, игнорируя эмоции полуколлег. – А записку-то покажи, с чего весь сыр-бор, любопытно все же.
2
…Я открою вам тайну, спящую в древних рунах:
Ей владея, вы сокрушите любую силу…
После непрерывной двухчасовой работы Валентин Николаевич позволил себе небольшой перерыв. Он поставил на огонь парадную кофеварку с узкой талией и отошел к окну. Сейчас эта дама, ясное дело, выдаст пришельцу какой-то секрет своего благоверного. Подстрекательство к убийству, стало быть, отягощенное, нет, совершаемое в корыстных целях с особым цинизмом. Тьфу. Валентин Николаевич проследил, чтобы плотная коричневая пена поднялась трижды. Дама в острой высоченной шапке со шлейфом важно шествовала к скамье подсудимых: тонкие дрожащие пальцы сомкнуты за спиной, гордо вскинута голова на длинной точеной шее.
Первушин пил кофе, засматриваясь в окно, но кроткая краса зимнего дня была бессильна перед его разошедшимся воображением: леди трогательно кивала публике со скамьи подсудимых, подельник ее кололся и с жаром истинного раскаянья бил себя в грудь; латы его звенели печально и мелодично.
…Придумал же этот черт бородатый про бытие, поди
