Пуля рассудит - Владимир Григорьевич Колычев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— На помощь!
Но этот крик лишь еще больше распалил Карамболя. Он уже вцепился пальцами в резинку колготок, чтобы оголить бедра, когда дверь открылась.
— Какого черта?
Он думал, что это вернулся Лазарь или Жрун, но его за плечо схватил Прокофьев.
Карамболь узнал его, и Прокофьев подтвердил, что это на самом деле он. Сильнейший удар в челюсть оторвал Карамболя от Вики, сбил с ног. Юрий Сергеевич вскочил, но его сильно шатнуло в сторону, он вытянул руку в поисках опоры, и Прокофьев этим воспользовался. Одним браслетом он поймал его за руку, а другим пристегнул к декоративной опоре, соединяющей массивную столешницу с такой же тяжелой тумбой. И так ловко он это все проделал, что Карамболь почувствовал себя волком, угодившим в капкан.
— Ну ты, мусор! — в бешенстве от своей беспомощности прохрипел он.
Но мент уже переключил все внимание на Вику. А она и не думала уходить. Стоит, одной рукой оправляет юбку, другой — волосы.
— Подполковник Прокофьев! Управление уголовного розыска!
— Спасибо вам большое!.. — Вика завороженно смотрела на него.
Уж не влюбилась ли она в этого зверя? Карамболь не столько ревновал ее, сколько завидовал Прокофьеву. Рыцарь на белом коне и в сияющих доспехах. Бабы от таких героев прутся! Ничего, Карамболь знает, как выщипать перья с его шлема. А затем и голову оторвать. Героем ведь можно стать и посмертно.
— Только не за что, — сама же и сказала Вика. — Не было ничего.
— Не было! — хищно оскалился Карамболь.
Челюсть у него крепкая, не сломалась, но вставной зуб, кажется, выскочил. Адвокат у него хороший, жалобу составит грамотно, да и городской прокурор кое-чем ему обязан.
— И вы никого не били! — Вика язвительно глянула на Карамболя.
— Нет? — очарованно улыбнулся Прокофьев.
— Я ничего не видела… Я могу идти?
— Вы работаете здесь?
— Перова Виктория Вячеславовна, главный бухгалтер.
— Мы с вами обязательно поговорим. — Прокофьев все еще не сводил с нее взгляда, но уже указал на дверь.
И не забыл о визитке, сунул ей под стандартную в таких случаях фразу: «Если что, звоните!»
А когда Вика ушла, резко повернулся к Карамболю:
— Твое счастье, что Перова не хочет проблем.
— И твое несчастье! — Карамболь дернул рукой, требуя освобождения.
Он прикован был к столу, высота которого не позволяла ему стоять в полный рост. Удобно он мог только сидеть, на полу, но подобному унижению он не мог себя подвергнуть.
— Твоя красавица тебе с Герасимовым изменила, — скривил губы Прокофьев.
Карамболь снова дернулся, как раненый зверь на цепи.
— На Перовой отыграться решил?… — продолжал Прокофьев. — Не думал я, что ты такая гнида!
— Ты даже не представляешь, как далеко зашел! — прошипел Карамболь.
— Это ведь твои отморозки Василькова убили! — Прокофьев ничуть не сомневался в том, что говорил.
— Какого такого Василькова?
— Для тебя никакого. А Герасимов у него прятался от тебя. И твои утырки его нашли. Лазарь твой уже дал показания. Жрун еще только на разогреве.
— Ты еще на горшок ходил, когда меня мусора на пушку брали! — ухмыльнулся Карамболь.
Прокофьев насмешливо улыбнулся. Он точно знал, что правда на его стороне, а кто и что там говорит, совершенно неважно. И к двери он повернулся с чувством исполненного долга.
А ведь Лазарь действительно мог расколоться, как ни крути, Карамболь реально требовал от него расправы над человеком. Что, если Лазарь на самом деле кого-то убил?
Уходил Прокофьев не прощаясь, Карамболь с замиранием смотрел ему вслед. Сейчас за ним закроется дверь, и появятся опера. Или просто наряд полиции. Доставят Карамболя, примут, закроют, а там уже как повезет.
— Я отбой Лазарю дал! — не выдержал напряжения Карамболь.
Прокофьев остановился, спокойно развернулся, подошел к нему и посмотрел в глаза. Он требовал покаяния, как священник, готовый сохранить тайну исповеди.
— А что делали Лазарев и Жевнов в Уручье вчера ночью?
— Они были там, но я позвонил им и дал отбой… Дело ведь не в Герасимове, дело в самой Аэлите… — Карамболь нахмурился, прикусив язык.
С чего это его вдруг на сентиментальность пробило? Старость не радость или это Прокофьев на него так действует, сознание и волю разжижает? Совсем не обязательно открывать менту свою душу, так только слизняки поступают.
— Лазарев не говорил про отбой, — качнул головой Прокофьев. — Про то, что наказать Герасимова надо, говорил, а насчет отбоя нет…
— И что с Герасимовым?
— Васильков убит, Герасимов под следствием. Лазарев сказал, что Василькова Жевнов убил. А Жевнов скажет, что убивал Лазарев… Мне интересно, что ты скажешь!
— Я скажу только, что команда «отбой» была. Точно была!..
Прокофьев долго смотрел в глаза собеседнику, мысленно взвешивая, правду он говорит или нет. Карамболь чувствовал себя не в своей тарелке. И в чужих калошах — на раскаленных углях.
— А на Сарычева?
— Что на Сарычева?
— Отбой был?
— Сарычев срок мотает!
Прокофьев взглянул так, словно хотел заглянуть в душу Карамболя: знает он о том, что Сарычева освободили, или прикидывается?
— Уже отмотал.
— Да ну!..
— Я знаю, ты его на деньги в тюрьме пробивал.
— Ну, был разговор… — поморщился Карамболь.
— Что ты о нем знаешь?
— А что я о нем знаю?… Ну, с Рубцом корешился… Лазарь ездил, пробивал насчет него. Непростой он фраер, этот Сарыч, непростой. И ограбление он мог организовать.
— Сарычев?
— Ну не Лазарь же…
Карамболь дернулся, будто из гипноза вышел. По ходу, Прокофьев его за сексота держит.
— Что-то я не понял, ты за кого меня принимаешь?
— Спина еще не болит? — усмехнулся Прокофьев.
Карамболь озлобленно глянул на него. В поясницу будто костных обломков с острыми краями натолкали — больно; разогнуться бы, но нельзя, наручники мешают.
Прокофьев подбросил лежащий на ладони ключ от наручников, расстегнул браслеты, и Карамболь наконец-то смог разогнуться в пояснице.
— Я слежу за тобой, Юрий Сергеевич. Все вижу. И как только появится возможность тебя прижать, сделаю это с огромным удовольствием! — Прокофьев говорил как человек, уверенный в том, что собеседник прочувствует каждое им сказанное слово.
И так захотелось Карамболю послать подполковника подальше. Но он сдержался. Не мог Прокофьев смотреть за ним и видеть всю подноготную, но как ни крути, а сегодня он подоспел вовремя. И взял на горяченьком.
* * *
Промзона старая, а завод новый, три цеха в современном бело-синем стиле. Работа в две смены, производство шумит, а в административном секторе — тишина. Только директор и его секретарь остались. Валентин чувствовал себя неловко, вдруг зайдет к Вельяминову, а там… Но и
