Легионер. Дорога в Помпеи – 2 - Валерий Александрович Гуров

необходимо провести восставшим краткий инструктаж. От того насколько они меня услышат, будет зависеть дальнейший успех нашего предприятия.

— Меня слушай! — заревел я. — Если мы хотим уйти из города живыми, то зарубите себе на носу — без надобности мы никого не убиваем! Мы не имеем права превращать восстание в резню. Кто хочет убивать, насиловать и грабить — уходят от нас сейчас и дальше сами по себе. Тем, кто пойдёт с нами дальше и ослушается, я лично выпотрошу кишки! Все понятно⁈ Есть желающие уйти?

Я обвёл толпу невольников взглядом, полным решимости. Ответом стала гробовая тишина и впившиеся в меня яростные взгляды гладиаторов. Желающих отколоться от восстания уже сейчас не нашлось. Оно и понятно, настал тот момент, когда гладиаторы ещё не до конца поверили в обретенную свободу. Среди них наверняка присутствуют те, кто в дальнейшем проявится себя не с лучшей стороны. Те, от кого придется отказаться. Но в данную минуту уходить никто не собирался. Хотя по рожам некоторых я понял, что они жаждут насилия и крови. Впрочем, о судьбе тех, кто ослушается — я предупредил. Моя рука не дрогнет, когда настанет время наводить дисциплину. Посмотрим, насколько меня услышали. Полагаю, что восставшие это тоже понимали.

— Предлагаю держать оборону из каупоны! — подал голос один из гладиаторов из «конюшни» Назона.

— Как ты это себе представляешь? — спросил Тигран.

Он успел связать нашего ланисту и хозяина заведения. У тех хватило мозгов не сопротивляться, иначе быстро бы разделили судьбу Назона.

— Каупона имеет всего два выхода, нам хватит людей, чтобы контролировать оба, — пояснил идею гладиатор. — Еды и вина здесь полно, взять нас на измор у них тоже не получится. А пока эти идиоты будут думать, что с нами делать, мы выроем подкоп и свалим отсюда. Мы можем проголосовать, кто за?

Он поднял руку, оглядывая восставших. Ещё с десяток гладиаторов поддержали предложенную идею. на первый взгляд идея звучала заманчиво., но существовали нюансы которые я выявил сразу же.

— Нет, долго тут не продержаться, это дерьмовая идея, — я медленно покачал головой. — Нас тут подпалят, как куропаток, и выкурят. Произойдёт это задолго до того, как мы успеем сделать подкоп.

— Он прав, — послышался шепот. — У нас нет инструмента для подкопа…

На самом деле, обсуждать тут было действительно нечего. Как только городские силы поймут, что штурмом нас из здания не выбить, а осада непродуктивна, они начнут искать другие варианты развития событий. И самым очевидным среди них видеться вариант с выкуриванием восставших. Каупону подожгут, что логично, а чтобы не сгореть заживо восставшие начнут выбегать на улицу, разбегаясь, как тараканы от дихлофоса. Там невольники и встретят свою смерть.

Всё это я объяснил гладиаторы. Записываться в самоубийцы я не собирался. Как и большинство здесь присутствующих. Однако за то, чтобы остаться в каупоне, всё-таки проголосовала меньшая часть.

— Куда тогда? — последовал логичный вопрос. — Что делать дальше?

Правильно, главное правило любого грамотного руководителя: отвергая — предлагай. Я хорошо понимал, что для половины присутствующих восстания стало чем-то сродни грома среди ясного неба. Гладиаторы Назона вовсе ничего не знали о наших планах. Для них мы были по сути чужими людьми… как следствие, у этих людей не было ни малейшего представления о том, что следует делать дальше.

Я озвучил восставшим свой план. Нам во чтобы то не стало было необходимо пробраться к городскому арсеналу. Сделать это будет возможно только тогда, если мы воспользуемся эффектом неожиданности. В городе не ждали восстания, беспорядки свалились на них как гром среди ясного неба. А арсенал — это то, что надо защищать в первую очередь. И если мы ещё немного промедлим, то встретим там серьезное вооруженное сопротивление. Рассчитывать на то, что в городской магистратуре были идиоты, я бы не стал. весьма опасная самонадеянность и ни к чему хорошему она никогда не приводит.

Возражений не последовало, но для пущей убедительности, я добавил:

— Когда к восстанию захотят присоединиться другие невольники, мы должны обеспечить их оружием и снаряжением, — я обвёл взглядом присутствующих и сделал важное уточнение. — Если мы хотим победы, то уже сейчас должны посеять ростки.

— Смерть врагам! Смерть Римской республики! — отсалютовал Тигран.

Под покровом ночи, мы выбежали из каупоны. Темнота стояла такая, что выколи глаз. Я обратил внимание, как выбегая на улицу, некоторые гладиаторы закидывают головы и страстно втягивают свежий воздух. Готов поклясться, свобода пахла одурманивающе и запросто могла свести с ума. А еще, прохладный ночной воздух действовал отрезвляюще. Тем лучше. Многие восставшие перебрали с вином, а алкоголь нам сейчас плохой союзник. И чем быстрее протрезвеет народ, тем меньшей опасности будет подвергнуто наше дело.

— Каупону надо поджечь, — я начал показывать пример остальным, хватая стоги сена из стойла для лошадей. — Хорошо обкладываем, чтобы все здание сгорело к чертовой бабушке!

Про чертову бабушку — вырвалось впопыхах. Но никто не стал уточнять кто это такая, видимо мужики подумали что черт — это мой какой-нибудь знакомый. Гладиаторы бросились выполнять поручения и таскать стоги сена, которыми обкладывали каупону по периметру. Я же переключился на другие задачи, не менее важные.

На стенах домов на другой стороне улицы, которая не должна будет пострадать от пожара, я приметил места для частных объявлений-граффити. Так называемые альбумы, покрытые белой известью и разделенные на равные прямоугольники, в каждый из которых углем и краской вписывался текст объявления.

«Продается молодой раб. Прекрасно слышит и видит, в пище воздержан и неприхотлив, честен и поведения покорного», — прочитал я одно из них.

Впечатление было такое, что речь в объявлении о домашнем питомца. Замени слово «раб» на ' на пёс, хомяк или крыска' и логика объявления от этого не поменяется. К рабам здесь относились, как какой-то утвари. и я до сих пор не мог к этому привыкнуть.

Здесь же на стене были указаны расценки за нанесение таких информационных объявлений: угольные граффити стоили на порядок меньше, чем выполненные краской. Впрочем, я и не собирался платить. Подбежав к альбуму, я обнаружил там молодого раба, которого события застали за нанесением надписи углем. Он тряся, как кленовый лист, а под и его ногами стояла все, что мне было нужно — краска, угли и известковый раствор.

— Хочешь жить? — просипел я без всякого вступления.