Запретная книга - Гвидо ди Соспиро

Опасна любая магическая практика, предупреждал Чезаре, особо выделив это предложение в манускрипте. Даже успешные магические действия могут вызвать «сыпь на коже и понос». Автор давал список лечебных трав: agrimonia, [47]lysimachia, [48]potentilla, [49]verbascum. [50]В целях общей защиты Чезаре побуждал героя перед занятиями магией произносить речь — чтобы отпугнуть «ненужных» духов — и призыв — чтобы привлечь «нужных». Подобные духи не «демоны и не ангелы, как учит думать о них церковь»; их не должно называть «Злом» или «Добром»; это духи, свободно обитающие в природе, которые могут либо помочь герою, либо ему помешать.

Поскольку разуму трудно вообразить безличные силы, Чезаре приводил проверенные временем формулы призыва и изгнания, дополняя их именами и традиционным знаком пылающей пентаграммы:

Пусть герой обратится к углам Земли и призовет их по именам четырех ветров, всем известных: «О Бореас (и прочие имена), повелеваю тебе сдержать вред и предательство во чреве своем!» Говоря так, герой должен начертить в воздухе пентакль указующим перстом правой руки: сначала провести черту вниз к левой стопе, затем от правого плеча к левому, далее — к правой стопе, потом — подняв руку над головой, провести черту вновь к левой стопе и указать себе на сердце, воображая символ пылающей пятиконечной звезды. Точно так должно поступать и с остальными ветрами.

Затем, полный решимости, герой очищается серой и солью и входит в Пещеру Меркурия.

Лео знал, что последние наставления относятся к состоянию внутренней сосредоточенности, необходимой для работы с образами. Он перешел к дыхательному упражнению, предписанному в комментарии: «Вдыхай на протяжении четырех ударов сердца или шагов. Задержи дыхание на время двух ударов и выдыхай на протяжении шести шагов». Эту последовательность необходимо было выполнить двенадцать раз, чтобы вызвать легкий эффект гипервентиляции.

Следуя указаниям Чезаре, Лео представил себе стену пещеры, закрытую усыпанной звездами черной занавеской. Рядом следовало вообразить Меркурия и, войдя в состояние идеальной сосредоточенности, попросить бога открыть вход в пещеру.

В первый раз воображение сыграло с Лео шутку: за занавеской оказался номер отеля, где Лео лежал на кровати, а обстановка комнаты была видна расплывчато, как в камере-обскуре.

Во второй раз за занавеской оказалось лицо Лео, словно отраженное в зеркале, как будто посланная энергия, отразившись, ударила в самого Лео.

Он проделал эксперимент еще несколько раз, предваряя ритуал десятью минутами дыхательных упражнений и концентрации, но безрезультатно. Лео встал с кровати и разочарованно прошелся по комнате. Учащенное дыхание и энергичная ходьба не помогли согреться. Лео выпил стакан воды. Сейчас бы горячего чаю…

Он перечитал наставления в комментариях: в них часто упоминалась фраза типа «поместить больший мир внутри меньшего», которую Лео счел типичным примером герменевтического жаргона. При более внимательном прочтении выражение напомнило указания из первой части: уроки измененного восприятия мира.

«Трудновато, — в Лео проснулся лингвист, — освоить сослагательное наклонение, не пройдя настоящего времени». Какая самонадеянность — пытаться в совершенстве освоить магический язык героев в обход подготовительных упражнений! С другой стороны, разве не обладал он «тайным огнем» желания? «И намерения мои чисты», — подстегнули остатки католического супер-эго.

Лео отвернулся от книги. Уронил голову на руки и стал вспоминать измененное представление о мирах и диаграмму, схематически изображающую голову героя, с концентрическими кругами элементов, планет и звезд.

В воображении Лео унесся в межзвездное пространство: вокруг по пересекающимся орбитам плыли, вращаясь, планеты. Полыхали красным, лиловым и зеленым бесчисленные звезды, формируя галактики, закручиваясь в спирали, собираясь в туманности и взрываясь белой пеной. Немая часть разума подсказала Лео, что это Млечный Путь. Затем, при помощи растворения и свертывания, Лео вернулся в физическую реальность, ощутил шершавость языка во рту, глаза, легкий зуд на кончике носа, тихий шелест в ушах. Когда он вернулся в пещеры разума, там ждало звездное небо. Планеты дремали, звезды светили ровно, складываясь в созвездия: Медведица, Орион, Скорпион и прочие.

Сознание продолжало то возвращаться, то улетать в глубины космоса в размеренном ритме. Лео спросил себя: «Кто этим управляет?» Может, вне макрокосма и микрокосма присутствует некто, определяющий ритм переходов, будто какой-нибудь кукловод? Безмолвный ответ нашелся моментально: «Твоя Воля». Как писал в комментарии Чезаре: «В магическом мире Воля героя предшествует знанию, и в своей свободе герой презирает Богиню обстоятельств».

Постепенно Лео вошел в состояние полутранса. События внутри сознания казались реальнее физического окружения, конкретнее мыслей. Идея воли, преодолевающей любые границы, расширила поле внутреннего зрения — оно уподобилось внезапно надутому воздушному шару. И вместе с этим пришел холод, превосходящий прохладу, которую Лео чувствовал в начале упражнения. То был холод межзвездного пространства, от которого не защитят ни огонь, ни одежда.

В этом космическом пространстве Лео встречался с Анжелой, но тогда он был рабом или жертвой события. Теперь он ощущал себя богом, взирающим на творение рук своих. На языке, которому не нужны слова, он призвал Меркурия и велел открыть вход в пещеру.

Увиденное должно было поразить Лео, но сейчас он был холоден, как лед, бесстрастен, как природная сила, поднявшись выше личных эмоций и переживаний. Он увидел со спины барона Эммануила, узнав его по прилизанным седым волосам. Одетый в шелковый парчовый халат, барон открыл дверь, в которую вошла Анжела — она не говорила, не улыбалась, не приветствовала дядю. Просто вошла в большую, квадратную гостиную. На стенах висели оленьи рога и прочие трофеи. Закрытые окна отгораживали комнату от ночного неба. На диваны и восточные ковры лился золотистый свет современных светильников.

Пройдя в смежную комнату, Анжела сбросила сандалии и легла на кровать. Эммануил вошел за ней.

Лео не просто видел происходящее — ему открылись мысли Анжелы и барона. Разум Анжелы находился между сном и бодрствованием, движения были автоматические, как у человека, который во сне переворачивается с боку на бок. Эммануил же, напротив, горел желанием, его воля пламенела раскаленным железом — не простым вожделением к хорошенькой семнадцатилетней девушке, а всепоглощающей жаждой власти. Лео интуитивно понял, что барон нацелился на состояние, сходное тому, в котором пребывал он сам: сгусток воли, преодолевший границы времени и пространства и ожидающий только приказа! Все, чего он пожелает, осуществится. Барон пользовался иной техникой — не просто медитацией или визуализацией; это относилось к порядку вещей, которого Лео в обычной жизни не постиг бы, но сейчас он наблюдал за всем без удивления, без эмоций. Эммануил пытался объединить свой разум и разум Анжелы, чтобы использовать последний как канал для передачи своей воли. Цель была скрыта.

Эммануил лег на кровать подле Анжелы, обхватив ее шею ладонью, второй ладонью накрыл себе ухо. Тибетская техника введения жертвы в транс путем перекрытия доступа крови к головному мозгу была весьма опасной — можно нанести непоправимый вред мозгу или хуже… Интуиция подсказывала Лео, что Эммануил и прежде практиковал эту технику с Анжелой.

Когда Эммануил плавно надавил на шею племяннице, девушка вспомнила, что хотела сообщить Орсине нечто важное, и попыталась перебороть забытье.

Эммануил надавил сильнее. Отведя ладонь от уха, он приподнялся, нагнувшись над Анжелой, которая недоуменно распахнула глаза. Барон прижался губами к ее рту, будто намереваясь высосать душу. Анжела позабыла, что у нее есть сестра. Когда к мозгу перестала поступать кровь, нервная система забила тревогу, сердце затрепетало… Бездна раскрыла жадную пасть.

Большим пальцем барон пережал себе сонную артерию, ощутив знакомое давление в черепе, закрыл глаза и мысленно проник в опустевший разум племянницы.

Он словно попал в иной мир и впервые в жизни ощутил полный, наивысший магический экстаз, узрел бога, которого пытался визуализировать ранее. Перед ним появился Митра [51]в золотом сиянии — жизнерадостный, окруженный ореолом света, в персидском шлеме и усеянном звездами плаще. В руке бог держал короткий меч римских легионеров. Во сне Эммануил осознавал, что он бык, и восхищенно склонил голову. Митра приподнял морду животного и глубоко вонзил меч ему в глотку.

В физическом мире мышцы Эммануила свело судорогой, пальцы вдавились в шею обмякшей Анжелы. Ее сонная артерия начала посылать панические сигналы сердцу, замедляя его ритм. Минут через десять сердце девушки остановилось, но Эммануил не ослабил хватку — его мускулы не отпускала судорога.