Плавучая опера - Джон Барт

Я попробовал собраться с мыслями, поправил свой вымокший галстук-бабочку. Полковник криво улыбнулся и отбил тростью очередную трель в каких-то сантиметрах от мокрой головы супруги, словно бы разговаривал с ее отлетевшей душой посредством азбуки Морзе.

- Миссис Мортон прекрасно танцует, - сказал я, чуть склоняясь к полковнику, потому что надо же было как-то обойти Эвелин, чтобы выбраться из ванной. И добавил на прощанье, изящно соединив, как мне казалось, легкую насмешку с комплиментом: - Вот вам мортоновский самый чудесный томат, правда, сэр? Спокойной ночи.

Не скрою, ужасно хотелось добавить, как жаль, дескать, что этот свеженький томат уже замаринован, да нет, пожалуй, уж и в жестянку консервную упрятан, но ведь инстинктом всегда чувствуешь, когда просто шутка, а когда оскорбление получается, так что я прикусил язык и двинулся восвояси.

Начался новый год, фирму "Эндрюс, Бишоп и Эндрюс" больше не заваливали предложениями от полковника, да и сам я освободился от необходимости отклонять его содействие с целью провести меня в разные клубы и ложи, равно как что ни день отказываться от приглашений на обеды и суаре в мортоновском особняке. Я вообще не знаю, устраивали ли Мортоны какие-нибудь приемы после той встречи Нового года. Джекоб Мэтсон из фирмы "Мэтсон и Паркс" стал вице-президентом "Чудесных томатов", отвечающим за кадры, - это произошло после внезапного ухода Уингейта Коллинса.

Изредка я встречал полковника Мортона на Рейс-стрит, приветствовал его, приподняв шляпу, но он всякий раз вспыхивал, сверкал золотой челюстью и не кланялся, только зловеще улыбался, как подобает человеку, никому ничем не обязанному.

Опротестовать это постановление возможности не было. Чарли поставил мне стаканчик, а откладывать процесс более не приходилось. Получалось так, что полковник Мортон предъявляет иск к собственному злополучному сыночку. Батлер продолжал безмятежно посмеиваться, тем более что Рузвельт укрепил свои позиции в Белом доме, а популярность его в 1937 году сильно возросла, и по этой причине мортоновское крыло наших местных демократов едва ли могло позволить себе, чтобы о нем шли кривотолки да пересуды.

Как бы хотелось мне, читатель, сообщить сейчас, что напоследок я припас козырную карту и, оставляя адвокатское поприще, сделал все от меня зависящее, чтобы склонить в этом деле чашу весов в пользу моего клиента, подобно тому как в споре о мэковском завещании сделано было все, чтобы выиграл Гарри-сон. Но интерес мой к тяжбе "Мортон против Батлера", по правде говоря, угас после постановления Верховного суда, покончившего с процессуальными проволочками. Перспектива моего неучастия в самом процессе меня мало печалила, поскольку разбирательство будет скучное, кто бы из тяжущихся ни добился своего. И папку с этим делом я вытащил в последний свой день лишь потому, что Билл Батлер, как сообщила мне миссис Лейк, заходил меня повидать в 2.15.

В 2.30 он опять пришел, лысый толстячок с добрым взглядом и скверными зубами, все посмеивающийся да посмеивающийся; в руках у него была коробка из-под обуви.

- Тодд, сутяга ты старый, сколько я тебе сейчас должен? - зачирикал он. - По счету моему сколько сейчас приходится, дорогой?

- В жизни не расплатишься, - улыбнулся я. - Чарли бы тебя на фонаре повесил. А счетом лучше после процесса займемся, если ты не против.

- Не будет никакого процесса. - И от смеха просто трясет его.

- Полковнику об этом тоже известно?

- Да уж не сомневайся, - хохочет Батлер. - Он-то от процесса и отказался, по собственной инициативе, дорогой. Зашел ко мне вчера да про всякие семейные делишки толкует, а потом, что мы, дескать, в одной с ним партии, объединиться надо, сплотиться и прочее. Слышал бы ты, как он разливался! А потом говорит: если я кой-кому из его ребят на выборах пройти помогу, он свой иск отзывает.

- Напрасно ты на его условия соглашался. Батлеру уж до того смешно, судорога сейчас его хватит.

- А я ему, значит, говорю, уступаю, мол, одну шерифскую должность за место правительственного уполномоченного в округе, если он сделает так, чтобы проклятый этот шеф полиции от меня отвязался. Ты же шефа знаешь, ну Ярбери этого, ему полковник местечко это выхлопотал. Понимаешь, каждый раз, как по мосту новому проезжаю, Ярбери непременно ко мне привяжется, полковник так настропалил. Ха, дорогой, я бы тебе порассказал кое-что про Ярбери с полковником-то! Ну старичку полковнику уполномоченный ни к чему, а шериф очень нужен, вот он и обещал мне, что с шефом поговорит, а иск отзовет обязательно. Я уже Эвелин букет по этому случаю послал.

- Ну и дурак, Билл, не надо было никаких уступок ему делать, - говорю я. - Он же против сына ни за что бы дело не повернул.

- Да ладно, - смеется Билл. - Сказать тебе по правде, Тодд, у меня самого на должности эти хоть бы сукин сын нашелся, уж такие проходимцы со мной работают, стыдно рядом по улице пройти, так что, понимаешь, полковник все равно бы на выборах эти должности для своих ребят забрал. Тут дело в принципе, милый мой, в принципе! Только бы Рузвельт в сороковом опять всех обставил, и уж тогда, не сомневайся, я тебя губернатором штата сделаю! Недурно получится, а?

- Значит, не будет процесса?

- Не будет! - Новый взрыв хохота. - Звони давай Чарли, он же тут рядом работает, старый хрыч, и пошли бутылочку разопьем за полковничье здоровье.

И вытаскивает из обувной коробки бутылку "Парк и Тилфорд".

- Джулия, - просит он миссис Лейк, - позвоните этому хрычу Парксу. Ну шевелись, Гарри Бишопа пригласи, Джимми тоже. Полковник неплохой выбор сделал!

Свистульки по реке выводили "Испытаниям конец". Хмыкнув, я убрал толстенную папку "Мортон против Батлера", пометив "Архив", а потом пригубил "Парк и Тилфорд".

XXII. ГУЛЯЕМ ПО "ОПЕРЕ"

В три, только-только Билли Батлер с Чарли Парк-сом ушли от меня, явилась Джейн Мэк со своей дочерью. Я слышал из-за двери, как Джейн здоровается с миссис Лейк, а Джинни - ей сейчас три с половиной, загореленькая, прелестная девочка совсем как ее мать, - вбежала в кабинет и нерешительно на меня посматривала.

- Привет, Тоди, - говорит.

- Здравствуй, малышка.

- Дай карандашик очинить, ладно?

- Конечно возьми. - У Джинни привычка возиться с карандашами. Я выбрал подлиннее, она, сияя от счастья, побежала к точилке и занялась делом.

- Изумительно, - прокомментировала, входя, Джейн, - ей другого и не надо ничего. Как ты, Тоди? Получше?

- Привет, Джейн. Да все в порядке, еще с утра.

- Тогда почему ночью был глупенький? - осведомилась она, понизив голос, чтобы миссис Лейк не слышала. Присела на краешек стола. На ней были шорты цвета хаки - странный наряд, по тогдашним понятиям, - и голубая рубашечка: очень аппетитно выглядит, свеженькая такая женщина.

Я улыбнулся:

- Наверно, просто не хотелось, только и всего. Она тоже улыбнулась, взъерошивая мне волосы.

- Вот я и говорю: глупенький, - сказала она. - Мне-то очень даже хотелось.

- И мне хотелось, - вмешивается Джинни, не отрываясь от точилки.

- Старею, видимо, - предположил я. - Ты же знаешь, я и никогда-то особенно не распалялся.

- Ты мне не рассказывай, когда распаляешься да почему, - говорит. - Записку мою получил?

- Угу.

- Пишешь мне всякую ерунду, думаю, давай-ка и я ему ерунду напишу.

Смешно.

- Не знаю, что там Марвин накопал, - говорю. - Обещал к вечеру заключение свое прислать, почитаем, как в следующий раз зайдешь.

Я был уверен, что сообщение о визите к Марвину ее изумит, но в отличие от Гаррисона Джейн и бровью не повела.

- Ну и молодец, давно пора было к доктору сходить, - говорит. - Значит, как? - Со стола моего спрыгнула. - Увидимся попозже у нас дома, правильно? По "Манхэттену" со льдом как раз впору будет. Пожалуйста, не позволяй Джинни по солнцу бегать, послеживай. У нее, правда, зонтик, но все равно, печет ужасно.

- Договорились.

- Хочешь, забегу за ней после парикмахерской, я через часок освобожусь, не больше. А если вы раньше закончите и она тебе надоест, запихни ее в машину, и пусть едет домой. Ей нравится без родителей разъезжать. Да и Бога ради, про мороженое не забудь.

- Ни в коем случае.

- Пока, миленькая. - Джейн поцеловала девочку. - Привет, Тоди, увидимся.

- Пока, мамочка.

- Привет, - говорю, и дверь за ней закрылась. Сильное впечатление, не скрою: всего два года прошло с тех пор, как я ее обидел, и до возобновления нашего романа в 1935-м, а Джейн за это время кое в чем куда более цельной личностью стала, в частности непредсказуемость у нее появилась. Любопытно, очень даже любопытно, что она теперь предпримет, ведь я-то условие, которое она в своей записке поставила, выполнил, - впрочем, я же об этом не узнаю, меня уже на свете не будет, а жалко, что так в неведении и умру, - за целый день в первый раз чего-то жалко стало.