Гранит не плавится - Варткес Тевекелян

— Не понимаю, чего ради этот жулик станет помогать нам?

— Мы малость нажмём на него, ему и не захочется портить с нами отношения. Расскажет, если только сам не замешан в эту афёру с картинами! Граф ведь ничем не брезгует… Придётся рискнуть. Сейчас я пошлю за ним. Лучше всего поговорить с Графом здесь.

Яблочко позвал одного из наших сотрудников, живших тут же, на первом этаже, велел ему найти Яшку Графа и привести его к нам.

— Вежливенько попроси, скажи, товарищ Яблочко, мол, желает побеседовать с вами по одному неотложному делу.

— Где же его, чёрта, найдёшь в такой поздний час? — сотрудник недовольно пожал плечами.

— Где хочешь, но найди! Поищи в ресторане «Италия», в духанах. Сходи к нему домой. Ищи хоть до утра, а сюда доставь.

Сотрудник ушёл. Иван Мефодьевич, дымя папироской, ходил из угла в угол, о чём-то думал. Лицо у него было усталое, хмурое.

Я часто сравнивал его с Челноковым. Модест Иванович был прирождённый разведчик и, обладая гибким умом, работал тоньше. У Яблочко, при всей его честности и преданности делу, приёмы часто были грубыми и примитивными, да и работа у него была более сложной.

— Иди отдохни малость! А то мы набегались сегодня, — сказал мне Яблочко.

От усталости у меня гудели ноги, но спать не хотелось. Взял книгу о восстании Спартака и лёг на кровать. За последнее время я натаскал из библиотеки к себе в комнату много хороших книг, главным образом исторических. Времени у меня было мало, но всё же перед сном урывал часок-другой для чтения. Особенно понравилась мне «Саламбо» Флобера. С не меньшим удовольствием прочитал историю древнего Рима, четыре похода Юлия Цезаря, биографию Наполеона.

Была уже полночь, когда Яблочко постучал в стену.

— Садись, — сказал он, когда я вошёл. — Графа нашли, сейчас явится.

Не прошло и десяти минут, как постучали в дверь. Пришёл Граф. Он был немного навеселе, но держался уверенно.

— Наше вам, Иван Мефодьевич! — весело приветствовал он Яблочко. — А-а, ваш юный помощник тоже здесь? Здравствуйте, товарищ Силин.

— Вы уже успели узнать его фамилию, — усмехнулся Яблочко.

— Как говорят французы, положение обязывает! Граф должен всё знать.

— Садитесь. — Иван Мефодьевич показал на табуретку. — К сожалению, угощать нечем, мы здесь на холостом положении.

— Спасибо, я, кажется, наугощался сегодня! — Граф достал коробку «интеллигентных», закурил. — Интересно знать, чему я обязан таким вниманием с вашей стороны?

— Есть разговор!.. Граф, по делу с шёлковыми чулками мы вас не трогали, хотя могли. Закупая их у капитана моторной лодки Гасана-эфенди, вы отлично знали, что чулки контрабандные. А теперь, говорят, занялись картинами…

— Какими картинами? — всполошился наш гость.

— Самыми обыкновенными — живописью, предметами искусства.

— Клевета! Правда, в молодости я любил собирать картинки с голыми бабами, но потом это прошло. Живые лучше!

— Кто же у вас этим промышляет?

— Иван Мефодьевич! Зачем берёте меня на пушку? Не лучше ли говорить начистоту, мы ведь не дети…

— Пожалуйста, давайте начистоту.

— Тогда ответьте на один нескромный вопрос: для чего вам нужно знать, кто продаёт картины?

— Если я скажу, что мы с Силиным думаем собирать коллекцию картин выдающихся художников, вы же не поверите! — ответил Иван Мефодьевич в тон Графу, чем привёл того в восторг.

— Золотые слова! — расхохотался он. — Лучшего ответа не мог бы дать сам одесский раввин. А теперь насколько я понимаю в медицине, вам что-то от меня нужно.

— Угадали. Нам известно, что какие-то бессовестные люди помогают иностранцам растаскивать народное добро, продают им за бесценок картины выдающихся мастеров. Сами понимаете, этого допускать нельзя!..

— Вот подлецы! Никакого патриотизма у людей!.. — воскликнул Граф с наигранным возмущением. — Так я вам скажу, кто занимается этим, — Федотов и Шехман. Не знаете их? Владельцы комиссионного магазина на углу Михайловской и Лермонтова. Я вас спрашиваю: мало им иметь хороший профит на законной торговле? Нет, нужно ещё путаться с какими-то картинами, продавать их — и кому? — иностранцам! Тёмные люди, лозунгов не знают: «Искусство — народу». Так, кажется, Иван Мефодьевич?

— Так, — машинально ответил Яблочко. Он думал о чём-то своём.

— Вот видите, Граф не только умеет делать деньги, но и в политике разбирается! — самодовольно сказал аферист и встал. — Вообще-то, если разобраться, деньги тоже ерунда. Величайшее зло нашей жизни! Недаром поётся: «Люди гибнут за металл». Ещё как гибнут! А вот как обойтись без них, тоже никто не знает. Однако хватит болтать! Не смею вас больше задерживать, джентльмены. Желаю приятных сновидений, — добавил он и, тихонько напевая: «Люди гибнут за металл», ушёл.

— Фигура!.. Герой в своём роде, — бросил ему вслед Яблочко.

Граф действительно был фигурой, но фигурой особого рода. Иногда он казался мне типичным уголовником своими развязными манерами, своим разговором, приправленным жаргонными, блатными словечками. А то вдруг превращался в мыслящего человека. Порою в нём появлялись какие-то намёки на искренность, но они исчезали так же быстро, как появлялись.

Иван Мефодьевич встал, сладко зевнул.

— Поспать бы часика два, — сказал он.

— Ложитесь! — Я собрался уходить.

— Нет, брат, сегодня нам спать не придётся. — Он надел куртку. — Сходим в Чека. Нужно взять ордер на обыск комиссионного магазина и нагрянуть туда к открытию. И договориться нужно, чтобы не упускали из виду Федотова и Шехмана. Чего доброго, они успеют припрятать картины и оставят нас с носом.

— Думаете, этот тип может предупредить их?

— Всякое бывает!.. В нашем деле предусмотрительность не мешает. — Яблочко застегнул куртку.

На улице было тепло, хотя небо хмурилось по-прежнему и капли редкого дождя падали на мокрые камни мостовой.

Ответственный дежурный по Чека выслушал сообщение Яблочко и без лишних разговоров дал указание наблюдать за комиссионным магазином и оформить ордер на обыск. Яблочко почему-то не уходил.

— Ну, чего тебе ещё, гроза морей? — спросил дежурный.

— Видишь ли ты, есть одна загвоздка…

— Какая ещё загвоздка?

— В той лавке может быть много картин. Откуда, к чёрту, мы с Силиным поймём, какие из них ценные, какие нет? Ещё икона! По мне, все иконы одинаковы…

— Да-а… — Дежурный задумался. — Специалиста бы найти и взять с собой… Есть тут старичок, учитель рисования. Бывший эсер, на каторге был. Может, его?

— Пойдёт с нами?

— Пойти-то пойдёт, но разберётся ли, вот в чём вопрос.

— Если учитель рисования, непременно разберётся! — вставил я.

— Ладно, добуду сейчас его адрес, а вы сходите к нему.

Иван Мефодьевич посмотрел на свои огромные часы с крышкой.

— Магазины открываются в восемь, старик нам нужен в семь, ну, скажем, в полвосьмого. Удобно к нему в такую рань?

— Удобно или нет, а надо! — Дежурный вышел и скоро вернулся с адресом учителя. — Возьмите извозчика и поезжайте.

Открыл нам старичок с длинными, как у дьячка, седыми волосами. Увидев нас, он испуганно спросил:

— Вы именно ко мне, не ошибаетесь?

— Извините, пожалуйста, за беспокойство, — начал я до приторности вежливо, — нам нужна ваша помощь. Необходимо опознать картины, принадлежащие кисти известных русских мастеров — Саврасова, Перова и Рублёва. Надеюсь, вы разбираетесь в картинах?

— Разбираюсь ли я в картинах? — Старик гордо вскинул седую голову и с негодованием посмотрел на меня. — Милый мой, в Петербургской академии художеств, где я имел честь учиться, во мне видели будущего крупного мастера! К несчастью, я был оттуда изгнан за свои политические убеждения… Впрочем, это к делу не относится. Где эти картины?

— В комиссионном магазине. Если их теперь же не изъять, они могут стать добычей иностранцев и навсегда будут потеряны для нашей страны, — объяснил я.

— Нельзя, ни в коем случае нельзя этого допускать! — Старичок заторопился. — Пойдёмте.

— Вы бы хоть голову накрыли, на улице дождик, — сказал Яблочко.

Учитель надел широкополую шляпу и поехал с нами.

Успели как раз к открытию магазина. Яблочко предъявил ордер. Я запер двери чёрного хода на замок и ключи положил в карман.

— Нас интересуют картины русских художников и икона одного богомаза, по фамилии Рублёв. Покажите-ка, да поживей! — сказал Иван Мефодьевич пузатому, благообразного вида пожилому человеку, одному из владельцев магазина.

Я заметил, что при слове «богомаз» учитель страдальчески поморщился.

— Вот они, картины! — пузатый широким жестом показал на картины, висящие на стенах.

Старик мельком взглянул на них и отрицательно покачал головой.

— Ерунда! Это копии картин классиков, сделанные к тому же руками бездарных ремесленников! — возмущённо произнёс он.