Тайны Змеиной горы - Петр Бородкин

В эту минуту зашаталась стенка. Какой-то миг, и через большую брешь в ней с грохотом посыпался каменный дождь. Получилось так, что выработку мгновенно перехватил завал. По одну сторону его, в каменном тупике, оказались бергайеры, по другую, что выходила в штольню, — управляющий со свитой.

В завале осталось отверстие — не больше, как кулаку пролезть. Управляющего словно взрывом выбросило наружу. С перепугу только через день вспомнил про боль в ноге от ушиба камнем во время обвала. Бергайеры же прокопали в завале нору, чтобы туловище пролезло, и вышли невредимыми в штольню.

После того управляющий скрытно вызвал к себе Федора, пришедшего с рудных поисков, и завел ласковый разговор:

— Мыслю так, штейгер, что Змеева гора рудой не оскудела. Таятся где-то руды, и к ним дорожку надобно сыскать. Спробуй — фартовый ты. Людей на помощь себе возьми, сколь душа просит.

Федор с командой бергайеров незамедлительно спустился в каменное чрево.

Управляющий не стал понапрасну тратить время в ожидании результатов. На его рабочем столе появились большие развернутые листы бумаги. На них — тончайшие разрезы Змеевой горы с разноцветными линиями и искусными отмывками — последнее творение Пимена Старцева. Управляющий подолгу склонялся над столом, близоруко щурил глаза, шагал ножками циркуля по бумаге, что-то высчитывал и записывал.

Через неделю родился обоснованный и секретный доклад Беэру «О некоем пересечении рудных признаков Змеевой горы». Управляющий сообщил в докладе, что верхний горизонт

«…мало надежен рудами по выбрании оных прежде в немалых количествах. К тому же проходка новых выработок небезопасна в видах большого числа старых, заброшенных разработкой».

В подтверждение последнего управляющий ссылался на недавний подземный обвал и боль в собственной ноге, которую

«и поднесь забыть не можно».

Доклад предсказывал скорое угасание громкой славы Змеевой горы. Ко всему сказанному управляющий утверждал, что глубинные разработки в горе

«производить без пользы от скудности металла в руде, крепости породы, а наипаче от обильного проистекания подземных вод, кои главной помехой в горных работах объявиться могут, посему глубинные выработки по моему приказу пустой породой и засыпаны…»

Резкий скакун умчал нарочного на Барнаульский завод. Пять конных казаков-охранников еле поспевали за ним в пути. Управляющий вздохнул свободнее, будто нелегкую ношу скинул с плеч.

В тот же день команда Федора выдала наверх первую руду. Старый приемщик Буянов долго блуждал через выпуклое стекло слезящимся глазом по бесформенной поверхности рудных кусков. Лицо вытягивалось от удивления. Буянову раньше не доводилось встречать такого в Змеевой горе: вместо знакомых лепестков и веточек в изломах руды по кварцу и горной сини протянулись тонюсенькие, еле приметные жилки самородных металлов. «Вот то-то возрадуется управляющий…» Буянов подумал и другое: «Счастье — верный спутник штейгера. Вроде нюхом угадывает, шельмец, руды. Ничего не скажешь — у каждого свой талан. — И тяжело вздохнул: — А тут всю жизнь ни при чем…»

Управляющий, выслушав сообщение о результатах поисков, мысленно пожурил себя за опрометчивый доклад, но находкой остался доволен. Федору Лелеснову сказал:

— Спасибо, штейгер, за службу! Коль надежны количеством те руды, не останется без похвалы и награждения твое усердие. Где ж те руды залегают?

— От штольни Глубокой к полудню квершлаг уходит, от него в глубь горы опустили выработку. Там и сыскали руды.

— Пытался ли разведать в верхнем и среднем горизонтах?

— Не-ет! Там искать без пользы. Верх горы изрядно поизрыт, середина — одна пустая порода…

— В нижних горизонтах, штейгер, не резон ковыряться. Там рудные признаки — одна видимость. Они не имеют надежного простирания. — Построжевший управляющий прошелся по кабинету прыгающей возбужденной походкой, сухо и недовольно отрезал: — Не знал, что туда вознамерились опуститься, не разрешил бы…

Федор принялся горячо доказывать:

— В нижнем горизонте залегают крепкие породы и простираются на немалые глубины. Те породы надежно перекрывают подземные воды. И руды тамошние стоящие.

Управляющий не выдержал такого разговора, вспылил:

— Не тебе меня учить, штейгер! Подумать стоит да посчитать, есть ли выгода от той рудной добычи. А сейчас ступай.

Через несколько дней Федора неожиданно отправили на рудные поиски верст за пятьдесят от рудника.

Бергайеров же из его команды рассовали по другим работам. Управляющий приказал засыпать новую выработку. Бергайеры недоуменно разводили руками, глаза выкатывали на лоб от такой выходки. По руднику поползла молва:

— Никак умом тронулся управляющий.

— Затеял что-то не без умысла.

— Толку от нашей работы никакого.

Постепенно молва заглохла, и людское забвение похоронило новое открытие.

Хитрый управляющий про себя смекал утешительное, от чего заветный орден казался зримым и ощутимым: «Пришло время ломать руду в нижнем горизонте. Сам спущусь в подземелье. Поодаль от места, что штейгер облюбовал, прикажу выработки долбить. Канцелярию оповещу — самолично через труды и старания сыскал руды. Тогда-то наверняка…»

Не успел управляющий выполнить задуманного, как на рудник пришел объемистый пакет от Беэра. Весь в ярко-малиновых сургучных печатях. В нем форменное предписание Канцелярии Колывано-Воскресенского горного начальства. За прежние заслуги управляющего назначали членом канцелярии и приказывали выехать на Барнаульский завод. В иное время повышение по службе — большая радость. Сейчас же управляющий проявил сдержанность в чувствах. Конечно, внимание начальства льстило самолюбию. Но утраченная возможность достичь славы и неизмеримо выше взобраться по служебной лесенке через блестящее открытие руд навевало на управляющего тихую грусть. В душе он решил: «До удобного случая буду молчать».

Вслед за пакетом на рудник прикатил новый управляющий — лифляндский немец, лютеранский пастор Леубе. Он оказался человеком в двух лицах: читал не только проникновенные проповеди своим соотечественникам при Барнаульском заводе, но еще успешнее обучал горному производству и минералогии кадетских сержантов, будущих горнослужителей.

Новый управляющий днями не вылазил из подземелья, побывал в самых потаенных, заброшенных закоулках. К удивлению бергайеров, управляющий сам брал в руку кайлу или лом, час-другой махал ими — испытывал твердость горных пород. Наверх поднимался усталым, запыленным.

Прошла неделя, и Леубе повел команду бергайеров в нижний горизонт, приказав пройти несколько выработок.

— То надежное дело, господин управляющий. Здесь два месяца назад штейгер Лелеснов нашел богатые руды.

Леубе знал об этом раньше, но делал вид, что ему ничего не известно. И сейчас промолчал, будто не слышал слов бергайеров.

Вскоре на подъемнике сплошным потоком пошли руды. Казалось, им не было конца. Былая слава вернулась к Змеевой горе.

Леубе оказался докой в горном деле — подсчитал, что до встречи рудных пластов с подземными водами не одна сотня саженей.

Старик Буянов, а с ним и все бергайеры поражались одним: Леубе получил немалую награду от канцелярии. Штейгер Лелеснов же остался в тени, незамеченным. И Буянов по-своему заключил: «Видно, не один талан в жизни надобен…»

Осень пришла раньше обычного. Непрерывно моросили мелкие дожди, холодные и колючие, как снежная изморозь. Низко над землей плотным пологом повисли тяжелые тучи, от этого Змеева гора казалась ниже и приплюснутее. Не ровен час, за дождями на землю ляжет снег, крепкий морозец закует реки и озера в ледяные доспехи. На руднике же почти половинный запас дров на зиму для казенных светлиц, похверков, пробирен и прочих служб.

Рудничное начальство, чтобы наверстать упущенное, в дальние лесосеки и курени отправило бергайерских жен, малолетов, стариков, что еще ходили в силе.

Федор вернулся с рудных поисков, открыл избяные двери и уловил домашнее запустение. Престарелая бабка Акулина, мать Алексея Белогорцева, прошепелявила беззубым ртом:

— Домовничаю у тебя. Феклуша с другими бабами за дровами уехала. Сыночка в помощники себе взяла.

К досадному ощущению запустения и одиночества у Федора прибавилось чувство беспокойства и смятения. Лесосека, куда поехала Феклуша, затерялась в глуши пихтовой тайги, что начиналась за дальними отрогами Колыванского хребта. Пути до нее на порожней повозке не менее четырех дней, на груженой — того более. Трудна и небезопасна осенняя дорога по незнакомым местам, где часто шарились джунгары и дикого зверя водилось немало.