Записки нечаянного богача – 3 - Олег Дмитриев

и на сдачу свадьбу закатил. Традиционно, не спорю. Но мы, как говорил один, не к ночи будь помянут, деятель, пойдем другим путём. Или кто-нибудь станет со мной спорить, что белая шуба хуже белого платья? — поднял я левую бровь на притихших дам.

— Ай да хват! Будь я помоложе — не ушёл бы ты от меня, чёрт речистый! — старуха откинулась на кресле и рассмеялась весело, от души. Бадма втихаря показала мне большой палец. Мила только робко улыбалась, переводя взгляд с меня на Лорда.

— А как нам дела делать, если не отсюда? — начал было Серёга, но, судя по лицу, тут же понял, что и сам прекрасно знает, как именно.

— Так же, как и с Белой горой. Умно, современно и эффективно, как ты умеешь. Тебя учить — дураком быть, никакого желания не имею. Я и так много опрометчивых поступков совершаю регулярно, — добавил я под скорбное согласное кивание Головина. И продолжил, глядя на Милу:

— Скажи, ты на море была когда-нибудь?

— Да. На Минском. И на озёрах, — кивнула она и ответила своим неземным голосом.

— А за границей бывала? На самолёте летала хоть раз?

— Нет, никогда, — она потупилась смущённо.

— Вот и исправим оба момента. Как только все задачи выполним, все две — сразу и полетим. Тём, у тебя есть на кого дела твои скорбные перевесить на время отдыха? Ты, кстати, когда крайний раз в отпуске был?

— Перевесить — это я завсегда, это со всем нашим превеликим удовольствием. А про отпуск — веришь, нет, но ты первый и, кажется, единственный, кто мне этот вопрос задал в жизни. Я как-то на больничном больше, — посмурнел он.

— Вот и отлично. От лица… Да от своего, собственно, лица сообщаю: господа Ланевский и Головин сегодня стали обладателями симпатичных таких домишек на берегу Атлантического океана. Опускайте брови обратно — на нашем берегу, не на ихнем. И вот туда-то мы все и полетим. И до Нового года — никаких больше больниц, упырей и орденов, только солнце, море и еда. Или там было «воздух и вода»? Короче, каникулы объявляю!

Ответом была краткая тишина, которую прервал рёвом «Ура!» Артём. На втором повторе к нему уже присоединились все. И ангельский колокольчик Милы наконец-то звучал радостно и счастливо. Таким вещам цены нет, это уж как пить дать.

Посидели недолго и скоро разошлись по комнатам. Последними в зале оставались Василь с Головиным, которые, как несложно было догадаться, зная кипучую натуру и сверхсекретную личность Тёмы, нашли общих знакомых в самых разных странах, сферах и чинах, и теперь делились эмоциями и впечатлениями о некоторых событиях своих жизней. Полагаю, тот же товарищ Колоб, да и несколько ведущих мировых остросюжетных сценаристов, дорого дали бы за возможность послушать хоть немного. Под бутылочку «Зубровки» истории за столом набирали обороты с космической скоростью. По крайней мере, я уходил на фразе: «вот оказались мы на маленьком кусочке земли, а вокруг лезут крокодилы».

Сон навалился, будто только и ждал, когда в комнате с видом на «Площадь Звёзд» погаснет свет и моя голова коснётся подушки. Казалось, что не на постель лёг, а на воду, что разошлась под спиной и сомкнулась над лицом, оградив от звуков, света и всех прочих ощущений. Но не было ни холода, ни сырости, ни страха, и дышать я не прекращал, поэтому лишь замер и прислушался к полной тишине внутри и снаружи.

Неожиданно перед глазами стало светлеть и уже скоро стало возможно различать очертания предметов. Ими оказался холм с дубом на вершине, словно выходящий из стоявшего позади смешанного леса, и красновато-серый камень возле него. Послышалось журчание ручья.

— Ну здравствуй, родич! — прозвучало от камня. Когда ещё чуть просветлело, я увидел возле глыбы мужчину, одетого по старинной местной моде. На ум полезли всякие жупаны, кунтуши и прочие епанчи, о которых я читал в учебниках истории и после, в самых разных книгах, попадавшихся мне на пути. На поясе у него висела сабля в ножнах. Прислоненный к камню, стоял невысокий красный щит с волком и тремя полосками.

— Приветствую!, — поднял я руку. Странно — на «мои» Небеса поднимался только дух, а здесь я был, кажется, во плоти. Проверять, правда, очень не хотелось. И над тем, что сказать шляхтичу, тоже пришлось подумать: здравия ему явно желать было без толку, а мира по дороге — пока рановато.

— Ты прости, что дочку твою потревожил. Много грызни между Волками было в веках, решил с младшей начать знакомство. Были годы, когда с колыбели в детях ненависть воспитывали к чужим гербам и фамилиям. Твоя не такая. Чистая душа, — он мял в руках шапку с каким-то пером, и, кажется, испытывал неловкость. Никогда до сих пор не видел стеснявшегося привидения.

— Учим помаленьку, — сказал я только для того, чтобы заполнить повисшую паузу. Меня словно течением подносило всё ближе, и вот мы уже стояли у камня рядом. На расстоянии вытянутой руки. И сабли в ней. Только у меня сабли не было.

— Пока Волки промеж себя сварились — многие на том руки погрели. Землями приросли, народом, златом. Испокон веков так повелось: кто-то воюет, кто-то жирует.

— Ничего и не поменялось, — кивнул я.

— Не скажи. Многое поменялось, очень многое. Ты в своем роду последний. Видно, за то и решили тебя силой испытать. Кто ж знал, что совладаешь ты с ней? А в нашем — Сергей последний. Пока. Сплелись ваши судьбы на диво, нарочно такого не придумать. А теперь ещё и Ворона с вами. И тоже в роду последняя.

— Откуда ты?.. — спросил я у задумавшегося шляхтича. Ветер за спиной шумел листьями на дубе.

— Григорием зови. Вотчина наша под Городнёй была. Сюда, в эти края после уж перебрались.

— Душа у меня не на месте, Григорий, — сказал я сперва, и только потом понял, как по-идиотски это звучало. И в то же время было предельно честно и очевидно. — Змицер, твой родович, просил памятку о невесте его в озеро кинуть. А я не сделал, что обещал. Боюсь, беды бы на молодых не навести.

— Беды не будет, не тревожься. Всё ладно ты сделал. И душу молодой Вороны обратно вернул, и дрязги их с Мордухаями рассудил по чести. Вдруг и мою просьбу выполнишь? — он