Земля, которой нет - Сергеевич Клеванский

— Скажите мне, Старший Малас, — обратился к тренеру, немного опешившему от такого заявления. — Можно ли в этот кристалл заключить кого-либо, помимо человека?

Старик прищурился и зачем-то убрал свою трость за спину.

— Да, — сказал он.

— Даже демона?

— Даже демона.

И это был ответ на большинство моих вопросов. «Даже демона» — вот он ключ к решению. Такой незатейливый, такой простой, казалось бы — и ранее лежавший на поверхности. Но мне нужно было пересечь весь мир, добраться до края горизонта и найти мифическую долину, чтобы найти его. Да уж, пожалуй ни один мир в бескрайней вселенной еще не знал человека глупее, чем ваш покорный слуга.

— Что ж, — вздохнул я, бросая последний взгляд на вереницу кристаллов, теряющуюся где-то в бесконечности. — Думаю на этом наша экскурсия подходит к концу.

С этими словами я четким, спокойным шагом пошел к Вратам, дабы покинуть этот провал, в который безудержно утекает магия. Старик смотрел на меня непонимающим взглядом, я а лишь жестом попросил его закрыть створки.

Малас, посверлив меня взглядом, взмахнул тростью, коснувшись её дверей, и те вновь загрохотали, погружая коридор во мрак. Тот с великой жадностью обрушился на нас, восстанавливая справедливость и возвращаясь из углов и трещин. Все же — это была его вотчина.

— Что ты задумал, Тим Ройс? — спросил тренер, когда мы поднимались под лестнице.

— Ничего существенного, — отмахнулся я, словно меня спрашивали о какой-то безделице. — Просто мне срочно нужно покинуть этот остров.

Старик сбился с шага и обернулся. Его невидящие глаза уставились на меня и на миг в них промелькнул хоть какой-то проблеск эмоций.

— Это невозможно, — сказал он.

— По вашим же словам, один мой земляк все же справился с этой задачей.

— Он спрыгнул с края! — воскликнул малас. — Он сбежал в мешке Седого Жнеца!

— Ну, — протянул я, щелкая себя пальцем по подбородку. — Никто не знает этого достоверно. Так что я все же рискну.

— Рискнешь? — сощурился собеседник. — И при этом рассказываешь свой план мне? Главному по Арене?!

— Я не мог вам его не рассказать, — развел я руками. — В конце концов, именно вы мне и поможете.

— С какой это стати? — сказать что малас был шокирован — не сказать ничего. Возможно он даже решил, что я сошел сума.

— А с такой, что вы тоже хотите отсюда сбежать. И не надо так на меня смотреть. Здесь кругом один обман. Остров свободных людей — ха! Огромная клетка, в которой все слепо следуют дурацким законом, выдуманным лишь для того, чтобы сохранить свой маленький уклад и отделиться от всего мира. Териал — иллюзия. Причем весьма убогая, со сверкающий оберткой и дерьмом под ней.

— Я должен был бы убить тебя, за такие слова, — опасно прорычал старик.

— Но не убили же. А значит — согласны со мной.

Повисло тягостное молчание, а я буквально ощущал, как ступаю по льду, столь тонкому, что женский волос по сравнению с ним — недавно поваленное бревно. А вместо воды под ним, сотни наточенных копий, готовых растерзать меня на части.

— Ради чего ты хочешь сбежать? — вдруг спросил меня старик. — Разве не желаешь ты прожить жизнь воина. Сон промелькнет и ты погрузишься в самые эпичные битвы, с самыми невероятными противниками. Разве это не заманчиво?

— Знаете, — почесал я макушку, как-то глупо улыбаясь. — Однажды я услышал фразу, что лучший бой, это тот, которого не было. Довольно простое изречение, но я никак не мог его понять. И не то чтобы я сейчас его понимаю, но во всяком случае я точно знаю, что в жизни есть вещи поважнее, чем любая схватка.

— Возможно я не правильно выразился — ради кого ты хочешь сбежать? Ради той, которая всех прекрасней и милее?

Я оступился и шокировано взглянул на спутника.

— У стен есть уши, — чуть приподнял уголки губ Малас.

— Отчасти — да, — кивнул я, спокойно выдыхая. — Но, что-то мне подсказывает, что один мой друг хочет сделать огромную глупость. И мой дружеский долг — надавать ему по морде, дабы он образумился.

В большом, даже огромном зале, залитым светом, играющим в разноцветных, живописных витражах, бликами танцующим по белому мрамору и древним полотнам, на вычурном, золотом троне сидел человек. Он был высок, а на лицо красив, даже слишком красив, чем привлек не один десяток горящих дамских взглядов. В плечах человек был широк, впрочем, как и любой другой его профессии.

И пусть вас не смущает что это был Константин, а его профессией было — править, о нет, сейчас император думал о другом. Он думал о том, что любой иной воин, к коим себя причислял правитель, был таких же широких плечей. Впрочем, это было не совсем то, о чем думал молодой повелитель.

Он вспоминал своего оцта. Некогда, когда Константин был еще настолько юн, что по традициям проводил все свое время у матери и служанок в женском крыле, то отец все же частенько брал его в тронный зал. Тогда ребенку казалось, что Император — это великан, восседающий на золотом троне.

В те далекие времена, для, тогда еще — ребенка, трон был предметом самых дерзкий фантазий, а так же одной из самых желанных игрушек. И, что закономерно, плечи оцта тогда были самыми широкими и могучими, внушающими какой-то особый страх. Совсем не тот, который порождает хищный оскал голодного зверя, или близость смертельной схватки. Нет, это был какой-то восхищенный страх, желание подрожать и стремление добиться одобрения.

И сейчас Константин думал, так ли велики его плечи, так ли мужествен его вид, источающий собой само сосредоточие силы, как было у покойного отца. Он думал об этом, но не мог найти ответа, ведь не было рядом маленького существа, который забирался бы на колени и нагло отбирал скипетр, символизирующий императорскую власть. В женском крыле было тихо, как и во всем дворце. Ни смеха, ни женских шутливых вскриков, только тишина, возгласы камердинеров и проклятый скрип перьев о пергамент.

— Малый и большой совет прибыли! — выкрикнул камердинер.

— Впусти их, — скучающе произнес Константин.

Слуга чинно кивнул и выскочил за двери. Вскоре в помещение стали заходить самые разномастные личности. Здесь были высокие и низкие, мужественные и жеманные, старики и молодняк, но всех их, так или иначе, объединяло одно — они были дворянами. Аристократия считала ниже своего достоинства прислуживать, пусть и императору. Хотя, когда-то для них было честь — служить. Сейчас же границу между пошлым и оскорбительным — прислуживать и гордым — служить, не мог найти даже Архивариус. Народ обмельчал.

Но, так или иначе, каждый из вошедших пребывал в нетерпении. Все они знали о гибели Старшего Советника и полагали что правитель созвал их, чтобы выбрать нового «второго, после правителя». Все они, стоя в зале, смотрели на мощную фигуру. На человека, сидевшего на троне. Своим видом он внушал им неподдельный страх и желание поскорее убраться с глаз долой, но все же жадность была сильнее. Они стояли, ежась под пристальным, оценивающим взглядом, но все же стояли. Все шестьдесят пять человек из двух советов.