Не любовью единой (Новеллы о женских судьбах) - Ольга Воронцова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Никогда король так не желал смерти, как в эти дни. Но рана начала заживать, и Людовик потихоньку выздоравливал. Вместе с тем он ходил опечаленным и почти не разговаривал. Пользуясь этим, недруги де Помпадур не пускали ее к королю и даже открыто предлагали ей уехать.
- Я уеду, если только на то будет воля короля, - отвечала она.
Людовик уже вставал, принимал послов, ужинал с друзьями. О Помпадур же - ни слова, ни намека. Через две недели после ранения, после ужина вдруг король попросил у дочери плащ.
Он накинул на плечи женскую пелерину, запретил дочери идти за ним и направился по знакомому маршруту - по потайной лестнице. Герцогиня де Помпадур заплакала от неожиданности. А потом, успокоившись, одним разговором смогла переломить настроение короля. Она убедила его в том, что покушавшийся Дамьен всего лишь безумец, что французский народ ожидает его выздоровления, что люди его ждут.
В свои покои король вернулся другим человеком. Умиротворенным и спокойным. Ближайшие советники д'Аржан-сон и Машо были сосланы - король пожертвовал ими ради любимой женщины.
В своем красном будуаре она теперь принимала министров. Герцогиня затворилась в апартаментах с королем и министрами, редко посещала придворные церемонии, гораздо чаще она появлялась на официальных. Но в то же время она стала чаще болеть - скорбь по умершей дочери и вечный страх потерять расположение короля подточили ее силы.
Тем временем война продолжалась. Кроме покорения острова Минорка, герцогу Ришелье больше нечем было похвастать. Его войско начало мародерствовать. Более того, ходили слухи, что он стал брать мзду от Фридриха. В конце концов французская армия под командованием принца Субиза вместе с австрийской потерпела унизительное поражение в битве при Росбахе. Однако Ришелье и Субизу удалось выйти сухими из воды. В Версале их встретили с почестями.
После Росбаха французам пришлось всерьез подумать о перемирии. Фридрих этим умело воспользовался, сыграв на врожденном недоверии французов к австриякам. И наконец, он начал пугать Европу тенью "русского медведя".
Армию возглавил граф де Клермон. Увидев, в каком состоянии находятся войска, он обрушился на предшественников с критикой: "Армия находится на земле и состоит из воров и мародеров. Каждый второй французский солдат лежит под землей, а третий по госпиталям". Он расформировал несколько полков, уволил несколько десятков офицеров. Но это не помогло - армия была истощена. В своей первой же битве при Крефельте в июне 1758 года Клермон потерпел поражение.
Поворотную роль в исходе Семилетней войны сыграл герцог де Шуазель, которого Помпадур рекомендовала на должность министра. Вскоре он сосредоточил в своих руках множество должностей - руководил министерством иностранных дел, военным и морским управлениями. Ему досталось истощенное войной государство, но в короткий срок он провел реформы. В год его назначения бюджет на иностранные дела составлял пятьдесят семь миллионов ливров, де Шуазель сократил его до одиннадцати. А во внешней политике Франции удалось создать семейный пакт Бурбонов, правивших во Франции, Испании, Парме и Неаполе.
Теперь по указке герцогини де Помпадур король назначал министров и командующих армий. Сохранилась даже военная карта, на которой она собственноручно расписала диспозицию движения колонн войск во время похода.
* * *
Семилетняя война вконец подточила силы маркизы. В одиночестве она часто давала волю слезам.
- Если я умру, то умру от горя, - любила она повторять.
Чтобы подбодрить ее, король решил сделать ей подарок - маленький загородный дом в садах Трианона. Его хотели использовать вместо Эрмитажа и в 1762 году приступили к строительству, но маркиза успела увидеть только стены.
- Я живу, как ранние христиане, - в непрерывной борьбе, - часто говорила она.
В 1763 году Помпадур хотела совсем покинуть двор. К этому толкали ее новые увлечения короля. Любовницей Людовика стала мадемуазель Ромэн. О, эта девушка оказалась вовсе не простушкой! За ее расположением королю пришлось побегать, а когда он предложил ей поселиться в Парк-о-Сел, Ромэн оскорбилась. Вскоре она родила сына, а король купил для них маленький домик в Пасси. Однажды Помпадур поехала туда, переодевшись.
Идиллическая картина, которую она увидела - в великолепном саду молодая красивая мать с ребенком, - расстроила стареющую Помпадур. Напрасно пытались близкие убедить герцогиню, что это всего лишь очередное легкое увлечение короля и что сына Ромэн он никогда не признает. Де Помпадур сердцем чувствовала, что это не так. Король признал сына Ромэн своим бастардом и подарил ему аббатство де Бурбон...
Вскоре герцогиня слегла. Доктора обнаружили у нее застой в легких, сейчас это называют воспалением легких. Король предчувствовал ее смерть: "Я тревожусь, как всегда. Должен признаться, что не слишком надеюсь на настоящее выздоровление... Почти двадцатилетний долг признательности, непоколебимая дружба!"
Сокрушенный, Вольтер писал: "Какой абсурд, что дряхлый бумагомаратель, который едва держится на ногах, все еще жив, а красивая женщина в разгаре сказочной карьеры должна умереть... Рожденная искренней, она любила короля ради него самого, она обладала ясным умом и справедливым сердцем".
Последние несколько дней король не спал и не покидал ее комнаты. Маркиза не могла дышать лежа и поэтому сидела к кресле. Она улыбалась и пыталась шутить, ни разу она не пожаловалась. В последние минуты своей жизни она спросила короля:
- Должна ли я исповедаться?
Это означало, что она больше никогда его не увидит. Но в этих словах был и другой смысл - свою любовь к королю она не считала грехом. Людовик, едва сдерживая слезы, поцеловал ее в последний раз и простился с ней...
Вечером двое мужчин вышли из Версаля с носилками, на которых покоилось женское тело. Вокруг дворца завывал ледяной ветер. Из окна картину наблюдал его величество - тот мужчина, кому посвятила свою жизнь великая маркиза, и по щекам этого мужчины текли слезы.
* * *
Злой рок не позволил маркизе де Помпадур, несмотря на все ее таланты, добиться и великих побед, великой славы. Умирая, маркиза не знала, что она как бы передает эстафету великих дел другой женщине. В далекой и заснеженной России уже появилась маленькая хрупкая немецкая принцесса женщина, которой было суждено определять судьбы мира на протяжении полувека и стать Екатериной Великой.
Таким уж был этот век - восемнадцатый от Рождества Христова, последнее столетие перед веком XIX - эпохой пара, электричества, общественного транспорта, универсальных магазинов, общепита и всего остального, что назвали прогрессом и что предопределило нашу жизнь вплоть до сегодняшнего дня.
А тот старый мир закончился в веке восемнадцатом, и это был без преувеличения самый женский век в истории человечества.
Четыре запоздалые любви
Екатерины Великой, императрицы
и самодержицы всея Руси
О любви Екатерины II известно все и всем. За два века перетряхивания нижнего белья самой великой российской царицы на эту важную тему написаны тысячи специальных научных исследований и сотни популярных книг. В итоге екатериноведение поднялось до таких научных высот, что родились даже хронологические и статистические таблицы. Например, такие: Григорий Орлов с 1762 до 1772 года, Васильчиков - с 1772 до 1774 года, Потемкин - с 1774 до 1776 года, Завадовский - с 1776 до 1777 года, Зорич - с 1777 до 1778 года, Корсаков - с 1778 до 1780 года, Ланской - с 1780 до 1784 года, Ермолов - с 1784 до 1785 года, Мамонов - с 1785 до 1789 года, Зубов - с 1789 до 1796 года.
Получили за любовь от Екатерины: пять братьев Орловых - 17 000 000 рублей, Высоцкий - 300 000 руб., Ва-ильчиков - 1 100 000 руб., Потемкин 50 000 000 руб... И так далее.
Словом, глянул в одну таблицу, сравнил с другой, и все ясно: каждого из пяти братьев Орловых и всех их вместе Екатерина Великая любила дольше, чем Васильчикова или Зорича. Потемкину заплатила за любовь больше, чем Орловым, а Высоцкому меньше, чем Васильчикову, значит, и любила меньше.
* * *
Примерно в том духе описывают и процедуру любви Екатерины - от зарождения в душе императрицы этого трепетного чувства до самого его заката. "На ближайшем вечернем приеме все замечали, что императрица пристально смотрит на какого-нибудь неизвестного поручика, представленного ей лишь накануне или терявшегося прежде в блестящей толпе придворных; на следующий день становилось известно, что он назначен флигель-адъютантом ее величества. Все понимали, что это значит. Днем молодого человека коротким приказом вызывали во дворец: здесь он знакомился с лейб-медиком государыни, англичанином Роджерсоном. Затем его поручали заботам графини Брюс, а впоследствии фрейлины Протасовой; щекотливые обязанности этих дам не поддаются более точному определению. После этих испытаний его отводили в особое помещение фаворитов, в котором временщики сменялись чаще, чем французские министры в министерских отелях. Апартаменты стояли уже пустыми и были готовы для вновь прибывшего. Его ожидали здесь всевозможная роскошь и комфорт, полное хозяйство, громадный штат слуг, и, открыв письменный стол, он находил в нем сто тысяч золотом, первый дар императрицы, за которым должны были последовать другие дары. Вечером перед собравшимся двором Екатерина появлялась, фамильярно опираясь на его руку; и когда било десять часов и она кончала игру и удалялась к себе во внутренние покои, новый фаворит проходил вслед за ней один... Теперь он уже не мог выйти из дворца иначе, как в сопровождении своей августейшей подруги".