Книга убийств - Джонатан Келлерман

Имея в виду, что мне в этой истории нет места.

Время выбрано идеально, логика безупречна: для чего еще нужны друзья?

ГЛАВА 21

Сидя в одиночестве в крошечном кабинете за своим маленьким рабочим столом ужасного цвета, слушая рокот стиральной машины, которую только что загрузил грязным бельем, Майло чувствовал себя значительно лучше.

Освободившись от Алекса, он чувствовал себя лучше.

Потому что его способности иногда пугали Майло — этакая мозговая липучка для мух. Если что-то попало ему в голову, потом ни за что оттуда не исчезнет. Вот он сидит молча, как будто слушает тебя — по-настоящему, так, как учат в школе для психотерапевтов, — а потом вдруг выдает серию ассоциаций, гипотез и внешне абсолютно несущественных предположений, которые слишком часто оказываются правильными.

Карточные домики, которые гораздо чаще, чем им следовало, выдерживают порывы ураганного ветра. Майло, становившийся объектом такого непрекращающегося обстрела, чувствовал себя, как жалкий партнер на ринге, вынужденный сражаться с очень сильным противником.

И не в том дело, что Алекс на него давил. Просто он выдвигал предположения. И предлагал. Один из методов, которым учат психотерапевтов. Попытайся не обращать на все это внимания.

Майло не встречал человека умнее и лучше Алекса, но не мог находиться рядом слишком долго — общение с ним иногда выматывало, отнимало все силы. Сколько бессонных ночей он провел, потому что одно из предположений его друга что-то зацепило у него в мозгу?

Но, несмотря на свою врожденную интуицию, Алекс человек свободный, и работа полиции все-таки не его стихия. Кроме того, ему так и не удалось набраться опыта в одном очень важном вопросе: у него совершенно отсутствует чувство опасности.

В самом начале Майло относил это на счет легкомыслия переполненного энтузиазмом новичка и любителя. Ему потребовалось совсем немного времени, чтобы сообразить, что Алекс получает от опасности удовольствие.

Робин все понимала, и это ее пугало. За годы, что они вместе, она поведала о своих страхах Майло — Робин не жаловалась, скорее просто рассказывала о том, что есть. Когда они собирались втроем, и Алекс с Майло начинали говорить о неправильных вещах, и у нее менялось лицо, Майло это всегда замечал и быстро менял тему. Как ни странно, Алекс, несмотря на всю свою проницательность, иногда такие моменты пропускал.

Алекс наверняка знал, что чувствует Робин, но не сделал ни одной попытки измениться. И Робин смирилась. Любовь слепа, глуха и нема… А может быть, она просто настолько умна, что понимает — никого переделать нельзя.

Но вот Робин уехала в турне. И забрала собаку. Почему-то это казалось Майло неправильным. Алекс заявил, что у него все в полном порядке, но в первый день, когда Майло к нему зашел, выглядел он паршиво, да и сейчас он какой-то другой… словно погружен в самого себя.

Что-то не так.

Или нет?

Майло попытался пробиться сквозь защитные барьеры Алекса. Поработать психоаналитиком для психоаналитика.

А почему, черт подери, нет? Настоящие друзья должны помогать друг другу. Но ничего у него не получилось. Алекс не отказывался с ним разговаривать — вел себя открыто и вполне доброжелательно, но довольно внятно, сочувственно, отвратительно вежливо и упрямо показывал, что сдвинуть его с места не удастся.

Сейчас, когда Майло размышлял об этом, он вдруг задал себе вопрос: был ли хоть раз случай, когда удавалось заставить Алекса сойти с пути, на который он ступил? Майло такого не помнил.

Алекс всегда делает то, что хочет.

А Робин… Майло попытался, как смог, успокоить Алекса. И неплохо потрудился, чтобы вывести его из тупого оцепенения, в которое тот погрузился. Но всему есть предел.

В конце концов, человек должен сам справляться со своими проблемами.

Он встал, налил водки и розового грейпфрутового сока, убеждая себя в том, что витамин С сумеет справиться с окислением, но одновременно задавая себе вопрос, до какой степени его печень похожа на ту, что изображена в медицинском журнале, который показал ему Рик в прошлом месяце.

Разрушение и последующее жировое перерождение ткани печени вследствие цирроза.

Рик тоже никогда на него не давил, но Майло знал, что его не слишком обрадовало появление бутылки «Столичной» в холодильнике.

Так, пора переключать каналы: вернемся к Алексу.

Проблемы других людей гораздо увлекательнее собственных.

Майло прошел полмили до Ла-Сьенега, где находился салон проката автомобилей, и выбрал довольно свежий голубой «таурус». И поехал на восток по Санта-Монике, потом в Беверли-Хиллз и дальше в Западный Голливуд. Движение здесь было не таким напряженным, но на границе Западного Голливуда бульвар сужался и превращался в однополосное шоссе в обе стороны. Машины по нему ползли, точно черепахи.

Западный Голливуд, Город, Который Никогда не Перестанет Себя Украшать, на протяжении многих лет прокладывал улицы, потом строительные компании проваливались в пучину банкротства, не успев сделать ничего полезного, и Майло видел лишь канавы да кучи мусора. В прошлом году торжественно открыли новую, с иголочки, пожарную станцию — необыкновенное чудо архитектурного гения: башенки и прочие вычурные красоты, диковинной формы окна. Получилось очень даже симпатично, если не считать того, что пожарные машины не пролезали в слишком узкие двери, а столбы мешали пожарным. В этом году Западный Голливуд начал кампанию по установлению дружественных контактов с Кубой, решив стать городом-побратимом Гаваны. Майло сомневался, что ночная жизнь «Бойзтауна» понравится Фиделю.

Среди жертв дорожных работ были магазины, которые работали круглосуточно, и бары для геев. Людям нужно есть и развлекаться. Майло и Рик почти все вечера проводили дома — сколько же времени прошло с тех пор, как Майло в последний раз ездил по этому району ночью, один?

И вот он здесь.

Неожиданно Майло обнаружил, что улыбается, но весело ему не было.

Потому что чему, черт подери, радоваться? Пирс Швинн и/или его сообщник вынудили его снова заняться делом Джейни Инголлс, он ничего не добился, но зато все просто мастерски испортил.

Привлек к себе внимание.

«Плайа дель Соль». Улыбающийся говнюк Пэрис Бартлет. Первым делом, расставшись с Алексом, Майло проверил, зарегистрирована ли официально такая компания. Ничего. Затем попытался отыскать Бартлета во всех мыслимых и немыслимых базах данных. Как если бы его имя было настоящим.

Он очень сильно рисковал, потому что сказал Алексу правду: в отпуске Майло не имел права пользоваться источниками и возможностями, которые предоставляет управление своим служащим. Иными словами, ступил на опасную территорию. Впрочем, Майло попытался немного себя обезопасить, отправляя запросы под идентификационными номерами других полицейских. Тех, до кого ему не было никакого дела и которые работали в разных отделах. Кража личности — как он ее понимал. Майло на протяжении многих лет собирал самые разные сведения, прятал разрозненные листки бумаги в свой домашний сейф, потому что человек не может знать, когда его прижмут к стенке. Однако если кто-нибудь захочет проверить все как следует, он сразу поймет, кто отправлял запросы.

Он, конечно, очень умный, но поиски оказались напрасными: человека по имени Пэрис Бартлет не существовало.

Впрочем, по правде говоря, Майло предполагал, что так и будет. Если не считать того, что имя звучало как-то уж чересчур ненатурально, Бартлет со своими роскошными волосами, зубами и энтузиазмом выглядел не слишком естественно и был похож на актера. В Лос-Анджелесе это вовсе не означает, что он является членом Гильдии актеров и носит с собой целую папку собственных фотографий. Полицейское управление обожало принимать на работу парней, умеющих притворяться. Они работали тайными агентами. И, как правило, занимались наркотиками или проституцией, в особенности когда в течение нескольких недель устраивались облавы на улицах, а потом вокруг них поднимали шумиху в прессе.

В прежние времена подобные облавы назначали на пятницу и субботу и проводили с военным размахом и сладострастным удовольствием. Сначала агент выслеживал врага, а потом его атаковали объединенными силами управления.

Уничтожить всех извращенцев.

Впрочем, военные действия велись в завуалированной форме, в отличие от тех времен, когда самым жестоким набегам подвергались бары для геев, где полиция устраивала настоящие погромы. По большей части в начале семидесятых ситуация изменилась, но Майло успел застать последние всплески активности: полицейское управление Лос-Анджелеса маскировало свои рейды, навешивая на них ярлык борьбы с наркотиками. Как будто в обычных клубах и барах никто не имел ни малейшего понятия о том, что такое наркотики.