Стократ - Марина и Сергей Дяченко

Девочке было четырнадцать лет. Полгода назад, на ярмарке в Утоке, она подошла, замирая от ужаса, к клетке с почтовыми птицами, которую возили по крупным городам посланцы Белой Школы.

Клетка была круглая, в человеческий рост. Внутри на длинных жердочках сидели почтовые птицы, некрупные, с белыми щеками, синей грудкой и зеленой спиной – чтобы оставаться невидимыми для охотника с земли и для хищника с неба. Посланец, пожилой сухощавый мужчина, сидел на краю телеги и читал – девочка поразилась – читал прямо на базаре, среди множества снующих людей, толстую книгу с желтоватыми страницами, без картинок.

Он так увлекся, что не сразу ее увидел. Зато погонщик, черноглазый парень с круглыми щеками и наглыми губами, заметил девочку сразу.

– Здравствуй, красавица! Пришла на птичек поглядеть?

– Нет, я…

– Да подойди поближе. Чего стесняешься? Хочешь пряник?

– Нет, мне бы…

– Птички умные и красивые. Продал бы тебе, да они не продаются, на учет все, – парень покосился на человека с книгой. – Слушай, а ты откуда? Что-то я тебя в наших местах не ви…

– Помолчи, пожалуйста, – сказал посланец, закрывая книгу. – Что ты хочешь, девочка?

– Я хочу отправить послание в Школу, – пролепетала девочка, чувствуя на себе насмешливый взгляд погонщика.

Парень фыркнул так громко и непристойно, что обернулись идущие мимо прохожие. Девочка готова была сорваться с места и бежать – но посланец даже ухом не повел. Он смотрел на нее, и этот взгляд удержал ее, как нитка.

– У тебя есть письмо в Школу или ты хочешь его написать?

– У меня есть. Я приготовила.

– Хочешь ли ты, чтобы я прочитал, прежде чем отправлять?

– Как вам будет угодно.

Погонщик тем временем надувал щеки и закатывал глаза, всему миру показывая, что думает о сумасшедших, зарвавшихся, глупых девчонках. Посланец искоса глянул на него и ничего не сказал – но парень перестал паясничать и убрался подальше, за угол сарая. Девочка вытащила из сумки у пояса сложенный во много раз лист бумаги.

Это письмо она писала почти год. Сперва – будто в шутку, играя. Потом – переправляя каждое слово. Потом выбросила. Потом нашла и спрятала. Потом хотела сжечь, потом перечитала…

Потом решила: ну и что, если мне откажут? Скорее всего, они даже не ответят. Тысячи почтовых птиц развозят каждую весну по ярмаркам и площадям. Тысячи подростков обоего пола посылают в Высокую Школу свои письма. Почему бы не отправить свое?

Посланец взял из ее мокрой ладони смятый листок. Аккуратно разгладил. Девочка смотрела вниз, чтобы не видеть его лица, пока он читает. На лице могли бы отразиться недоумение и снисходительность, и тогда девочка точно убежала бы – в слезах; нет, лучше было разглядывать свои туфли, праздничные, хоть и очень пыльные.

– Убедительно, – сказал посланец, сворачивая листок, и в его голосе не было насмешки. – Тебе должно исполниться четырнадцать к началу осени, ты знаешь?

Она кивнула, не поднимая глаз.

– Я отправляю по твоей воле.

Звякнула дверца клетки. Девочка наконец-то осмелилась посмотреть; посланец просунул в клетку руку, черным широким рукавом задел дно, взял почтовую птицу в пригоршню. Остальные заволновались, но сразу успокоились, когда дверца закрылась.

Девочка смотрела, как посланец пристегивает сверток с письмом к почтовому кольцу на ноге птицы. Вокруг ходили, толпились, смеялись, торговались люди, где-то играли сразу два менестреля, и каждый свое; птица взмыла, унося письмо в неведомую Школу, и девочкино сердце упало вниз.

Все лето после этого дня она то смеялась над собой, то грустила, то пугалась. В первый день осени к ним в дом постучали; снаружи, под мелким холодным дождиком, стояли посланец Школы в темной хламиде, смуглый и усатый, и с ним погонщик, плечистый мужчина средних лет.

Отец и мать лишились речи, когда им сказали – вот, Белая Школа прислала за дочерью. Только сыновья властителей, они думали, учатся в Высокой Школе, да и то не всяких. Отец со страху хотел запретить – но посланец убедил его не делать глупостей.

И вот девочка шла по снежной дороге, которая вела вверх и вверх, справа были небо и пропасть, а слева – скала, обшитая льдом. Так шли уже много дней; раньше дорога пролегала по полям, по лесу, по самой окраине земель Вывор, потом вдоль берега в Великой Бухте, потом через горы, тоннели под горами, и вот – по снегу. Сегодня придем, сказал ее проводник. Сегодня к полудню.

Солнце поднялось так высоко, снег блестел так яростно, что слезились глаза. Проводник вынул и надел на нос очки с закопченными стеклами. Протянул девочке вторую пару – очки были велики и все время сползали на нос.

– Потом сама себе сделаешь – по мерке.

В Высокой Школе полным полно мастерских, она уже знала. И подзорных труб, чтобы смотреть на небо. В этих горах самые большие во всем мире звезды…

Впереди и справа внизу показался мостик. Издали он казался узким, как нитка, и девочка обомлела: как идти по такому мосту, да еще с санями, лошадью?!

Они еще раз обогнули гору, прежде чем мост возник перед ними опять. На нем не было перил, был только канат на двух столбах; девочка нервно поправила очки на носу.

– Добро пожаловать, – сказал ее проводник.

И она пошла.

– Обитаемый Мир, Вень-Тэ, на языке звезд означает «Мерцающий», а точнее – «сто раз изменяющий свет». Сегодня мы увидим сто цветов, в которые окрашивается Мир за сутки, от одной полуночи до другой. Посмотрите на небо – через несколько мгновений настанет полночь.

Ученики сидели полукругом под прозрачным куполом на вершине самой высокой башни. Купол был сделан не из стекла, а из прочнейшего кристалла – на нем не мог удержаться снег, и в самую густую метель его выпуклый глаз глядел ясно. Казалось, ничто не отделяет наблюдателей от морозного неба – но им было тепло. Под каменным полом бежала день и ночь разогретая в печах вода. Сверху нависали, как яблоки, звезды – белые, желтоватые, синие.

Девочка глядела на них вот так, из-под купола, в первый раз. Сидя на вытертой шкуре, скрестив ноги и опершись на руки, запрокинув голову, она смотрела в ночное небо, которое больше не было черным.

– Полуночный кобальт – первый из ста цветов… Но «сто раз меняющий цвет» имеет не только буквальное значение. Существует гипотеза, что наш Мир, зыбкий по своей природе, одновременно протекает в ста вероятностях. Вспомните каждый, как вы попали в Высокую Школу. И представьте, что существуют еще девяносто девять вариантов действительности – в пяти из них вы попали в Школу раньше или позже. В двенадцати – хотели, но не попали. В пятидесяти двух – ничего не знали о Школе, и, наконец, в тридцати случаях вас вовсе не было на свете.