Голубые дороги - Виктор Митрошенков

После многочасового напряжения, стрекота аппаратов, гудения моторов на улице казалось необычно тихо. Гагарин посмотрел на небо, привычно отыскал Полярную звезду, Большую Медведицу, задержал свой взгляд на созвездии Лебедя.

6 марта

Все отделы космодрома анализируют данные, поступающие со спутника. Идет подготовка к запуску очередных систем.

Наконец‑то у космонавта появилось «окно» — свободное время. Сегодня у него другая работа — с собой привез верстку книги «Психология и космос», написанную им совместно с Владимиром Ивановичем Лебедевым. Это, пожалуй, первая книга, соединившая в себе раздумья космонавта и ученого. Гагарин читает верстку, внимательно проверяет фактический материал, вносит необходимые дополнения.

Потом еще раз просмотрел только что вышедшую в Воениздате книгу А. Киселева и М. Реброва «Уходят в космос корабли». Предисловие к этой книге написал он. Ему нравится книга — своеобразный справочник первых десяти лет советской космонавтики. В предисловии есть такие слова: «Мы живем в необыкновенное время. Ветер странствий наполняет паруса «космических каравелл», готовых отплыть к далеким и неведомым берегам».

Вечером звонил в Звездный городок, разговаривал с Галей и Леной. Девочки ждут подарки — игрушки.

7 марта

Первая половина дня — совещание. Обсуждаются первые итоги данных, полученных со спутников. Они радуют: аппаратура работает нормально. Государственная комиссия принимает решение о продолжении работ, определяет даты новых спутников. Со станции слежения и контроля непрерывно идет информация: все в допуске.

Юрий Алексеевич посылает жене поздравительную телеграмму к 8 Марта.

Вечером он выступает на торжественном собрании, посвященном Международному женскому дню. Ему не случайно поручили этот доклад: все знали, как Гагарин уважительно относится к женщине. В докладе Юрий Алексеевич приводил многими забытые факты из истории авиации, связанные с именами женщин. 1904 год. Презрев опасность и предрассудки, поднялась на воздушном шаре русская женщина Турчанинова. Спустя несколько лет русская воздухоплавательница Ильинская поднимается на воздушном шаре, построенном на свои деньги. В 1911 году Лидия Зверева стала пилотом — первая из русских женщин. В феврале 1925 года Зинаида Кокорина получила звание военного летчика.

Говоря о наших днях, Гагарин рассказал о Валентине Терешковой.

 — Наша авиация развивается стремительно. Но как бы сложна ни была техника, она безусловно будет послушна нежным рукам наших женщин. И снова наши женщины будут первыми, как были первыми их предшественницы, — так закончил свой доклад Гагарин.

Один из близких друзей Юрия Алексеевича сказал:

 — Ты галантен, как француз.

 — Что ты! Я тактичен, как русский. В общем‑то у меня нет претензий к женщинам. Я прекрасно с ними сосуществую. Ведь у меня в семье их три.

8 марта

Юрий Алексеевич позвонил домой, поздравил дочерей и гостившую в его доме сестру Валентины Ивановны с праздником, отправил поздравительную телеграмму маме в Гжатск.

В середине дня он позвонил в Звездный городок Валентине Владимировне Николаевой–Терешковой и поздравил ее с днем 8 Марта.

9 марта

Гагарин получил разрешение побывать дома, в Звездном.

Вечером пригласил товарищей, чтобы отметить свой день рождения. Достали самовар. Юрий Алексеевич всех угощал ароматным чаем. Он любил гостей, шумные и долгие споры за столом.

Разговор невольно коснулся положения в Чехословакии. Гагарин вспомнил о своей первой поездке в эту страну.

 — Однажды мы проезжали село, не помню точно его название. К нам подошел невысокий юноша и повел на кладбище. Над одной могилой на полутораметровой металлической пирамиде была укреплена красная пятиконечная звезда. А под стеклом виднелась маленькая фотография советского сержанта. Ниже подпись:

«Гладков Константин Аполлинарьевич. Родился в 1925 году. Погиб 1.07.45 г.».

 — Обратите внимание, — сказал юноша, — он погиб уже после войны. Вот как это произошло.

И Юрий Алексеевич пересказал гостям услышанную историю.

На отшибе стоял небольшой домик. В нем жила молодая женщина. У нее скоро должен был родиться ребенок. В те первые послевоенные дни в лесах и горах Словакии бродили недобитые гитлеровцы. И вот однажды они ворвались в этот дом. Угрожая, фашисты потребовали у хозяйки еды, а когда она отказала, стали ее избивать. Один из фашистов ударил женщину ногой в живот. В это время в селе появился советский сержант. Услышав крик женщины, бросился к дому. Завязалась схватка. Он получил одиннадцать ран, а женщину спас. Фашисты скрылись. Она перевязала своего спасителя–сержанта, а тот, превозмогая боль, шутил: «Смерть не брала на войне, а теперь и подавно не возьмет… Родится у вас сын — назовите Юркой. Хорошее имя. Ах, забыл я, у вас нет таких имен. По–вашему это будет Жорж, наверное?» Женщина, понимая, как ему плохо, кинулась за помощью, а когда минут через сорок вернулась с врачом, он был мертв. В тот вечер у нее родился сын, и его назвали Юрием. Это был тот самый провожатый, молодой чех.

10 марта

Вылет в Москву! В самолете Юрий Алексеевич садится у борта и почти неотрывно смотрит в иллюминатор. Его мысли устремлены в будущее. Новые пуски дали хорошие результаты. Итоги командировки будут обсуждаться с генералом Н. П. Каманиным, и он, Гагарин, внесет свои предложения.

Дома Юрия сегодня не ждали. Пока готовили ужин, Юрий Алексеевич позвонил Валентине. Он хотел немедленно приехать к ней в больницу, но она убедила его побыть сегодня с детьми. После ужина он читал девочкам книжку. Потом разбирал почту.

Почта космонавтов начала свое существование с гагаринских писем.

Она необычна, эта Почта космонавтов, как называют теперь ее официально, и адреса на конвертах тоже необычные: «Министерство космоса», «Союз космонавтов», «Космическая школа», «Дом космонавтики», а то и просто — «Москва, космонавту…»

Письма разные. Но в чем‑то все‑таки схожие. Наверное, в том, что авторы их с открытым сердцем делятся своими радостями и неудачами, просят совета и дружеской помощи. Вот коротенькое письмо Анатолия Бобранова из Тулы, адресованное Ю. А. Гагарину: «…прошу, в следующий полет возьми меня. Я шофер, может быть буду полезен». Их тысячи, таких писем. А вот письмо совсем другое:

«Много вы получаете писем с поздравлениями за свой полет вокруг «шарика», но я уверен, у вас нет ни одного письма, написанного человеком, лишенным рук. К тому же у меня нет и обеих ног, но зато я имею четырнадцать ран на теле и сильно желаю жить, трудиться. Инвалидность я получил, защищая Родину от фашизма. В 1942 году, под Сталинградом, 17 декабря я в последний раз пошел в бой на своих ногах, держа винтовку в руках. И вот сейчас я инвалид, но это письмо пишу сам, без чьей‑либо помощи, пишу вам, открывшим новую эру, эпоху полетов в космос. Спасибо вам, «небесные братья», прославившие нашу Отчизну навечно. Такое не забывается — это история и наша слава!

Спасибо вашим родителям, воспитавшим таких героев. Спасибо вашим женам, поддержавшим вас в столь трудном деле…

Антон Пустозеров».

Рассказывают случай с одним молодым станочником. Работал он спустя рукава, с ленцой. Если уговаривали — обещал исправиться, если ругали — он клялся, что больше так не будет. А сам работал все хуже. Терпение рабочих истощилось. Вызвали станочника на товарищеский суд. Что делать с ним? Кто‑то предложил уволить и поставить на этом точку. Тогда поднялся токарь и сказал: «Предлагаю отобрать у него фамилию. Позорит он ее!» Парень побледнел. Он никак не мог ожидать, что услышит такое. И тут, пожалуй, впервые в жизни по–настоящему понял, до чего докатился. Фамилия его была Гагарин.

А письма из‑за рубежа? Всех их не приведешь здесь. Вот одно из них:

«Дорогой друг! Сегодня я сел за стол, чтобы написать о своем намерении. Я стар, моя жизнь прошла в скитаниях далеко от Родины. Я ездил из страны в страну, из города в город. Ох и тяжелая эта задача — искать работу. Ныне я гражданин Канады, у меня есть дом, жена, двое детей. Но моя родина — Россия. Мне не избежать этого откровения, честно — ради него я и решил написать тебе письмо. Жаловаться на жизнь не могу. Я ведь сам ее сделал такой.

Мы из Одессы уехали в 1919 году. Почему мой отец бежал за границу — не ясно. Он мелкий торговец, крупного капитала не имел. Если что и было, так связи с черным рынком. За это большевики не стреляли. И все‑таки бежал. Мать просила не уезжать, дом ведь здесь, Родина! Отец избил ее, обругал грязным словом, от которого у меня и сейчас горько во рту. Мать умоляла меня остаться, повлиять на отца. Но я был глух к ее мольбам, я хотел во Францию, куда держал путь мой отец. Мать осталась бы, люби меня меньше, а так… утром и она пришла на пароход.