Непобежденные - Владислав Бахревский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Граната взорвалась, ударившись об оконную раму. Гриша кинулся к окну, и тут в зал влетела еще граната. Костя успел отпрянуть в коридор.
Выглянул: Гриша – на полу. Кровавая, чудовищно большая лужа.
Вой летел из груди, неведомо чей.
Забрал автомат, нашел рожок с патронами. Заскочил в каморку кассы. Окно узенькое, на окне – решетка. Обзора – никакого. Но – крепость.
– Люсь! Сдавайся! – крикнули с улицы.
– Я не Люсь! Я – Русь! Я – Святая Русь! – Костя увидел немцев и положил сразу двоих. – Вот так-то! Знайте русских мальчиков!
Гранаты рвались в зале ожидания.
– Люсь! Сдавайся!
– Близко не подходят. Сколько мы их побили? Не придется узнать, порадоваться.
С автоматом Гриши Костя выбрался из укрытия, что-то немцы притихли. В зале – Гриша. Один.
Костя придвинулся к окну. Ничего себе! Немец с огнеметом!
Очередь получилась экономная.
– Срезал!
Тотчас ударили десятки автоматов, снова полетели гранаты, разрываясь, ударяясь о стены, об окна.
Костя затворился в кассе.
– Люсь! Капут!
– Вот вы где! За нашими деревьями прятаться! Так они – наши!
Дал очередь, длинную и точную. Деревья и впрямь отступили, раздались, выдали немцев с головой. Пронзительно кричал умирающий.
– Сколько я вас положил? – спросил немцев Костя. Не ответили.
Почуял запах костра. Какой тут может быть костер? Ах вот что! Зажгли дом. Крыша горит. Поменял рожок в Гришином автомате:
– За тебя, Гришка, за тебя!
Стрелял, потом затаивался. Огонь уже слышно было. Горящие балки рушились. И над ним уже горело.
– Мы еще поживем! Немножко.
Отложил Гришин автомат, дал очередь из своего.
Сверху летели искры. Как бы не потерять сознания от дыма! Живым возьмут.
Снял с ремня гранату.
Подумать о чем-то хорошем.
Вот они! Замелькали в окошке фигурки. Дал длинную очередь из своего, в Гришином тоже еще остались патроны. О хорошем бы подумать. Перед глазами было зелено, как после зимы, в апреле.
А весне-то не быть уже.
Последняя очередь кончилась.
Потолок, кроваво-огненный, вспухал вовнутрь.
Отворил дверь, вышел в коридор, чтоб не сгореть. И вырвал кольцо из гранаты.
Четыре трупа, четырех мальчиков, досталось немцам. Пятого разнесло. Все – безусые. У всех детские лица. Простодушные и спокойные. Не оплошали. Потери боя в Куяве немцы засекретили. Десятки эсэсовцев, опытных фронтовиков, убиты подростками. Раненых много.
Немцы вызвали из Куявы подводы, отправили убитых и раненых в Людиново. Отряд вошел в Куяву, один взвод направился в Думлово.
Выставленные Зайцевым посты успели предупредить командира.
– Надо немцев заставить погоняться за нами! – решил Герасим Семенович.
Лизоньку по головке погладил. Ефимию Васильевну в височек поцеловал. Шепнул на прощание:
– Придется мужиков в отряд отвести. В случае чего говори: партизаны забрали Герасима! С собой увели.
Немцев думловские обстреляли с двух сторон. Стрельба вышла густая. Солдаты залегли. Заработали пулеметы, прикрывая отступление.
– И нам пора! – сказал Герасим Семенович, увел отряд за Болву.
А у немцев – недоразумение и озабоченность. В боях и стычках с партизанами погибли четыреста солдат и офицеров из подразделения СС.
Беспризорник Щербаков
Без разведки, без донесений подпольщиков – не война, игра в жмурки.
Золотухин глаз положил на мальчишек.
На связь с Клавдией Антоновной Азаровой Василий Иванович послал Семена Щербакова.
– Можно, мы с другом пойдем? – спросил Семен.
– Кто у тебя друг?
– Женька Кабанов. Он, как и я, из Сукремли. Есть где отсидеться.
– Хорошо, – согласился командир отряда. – Но к Щуке пойдешь один. Щука – это главная сестра больницы. Скажешь ей: Щука, она поймет, откуда ты и от кого.
В это время Золотухину доложили: вернулись Афанасий Посылкин, Петр Суровцев и вся их команда. Разведчики рассказали о трагическом сражении пятерых мальчишек из отряда Зайцева.
Не проследил Василий Иванович, как ушли из отряда Семен и Женька – жители Сукремли.
А ушли они не хуже других. Кабанов – с винтовкой, Щербаков – с гранатой за пазухой.
В Сукремль ребята пробрались легко, им нужно было встретиться с Фоминым, узнать, что делается в Людинове. Одну улицу пересекли. Тут Семен и ахнул, глядя на друга: Женька с винтовкой через плечо! Спрятали между слегами у забора. И только вышли на следующую улицу…
– Хальт![15]
Кинулись в проулок, забежали во двор деревенского домишки. Женька – в сарай, Семен – в избу. Смотрит: старушка Конюхова. Ее сын в отряде.
От печи теплом веет.
– Давно топила?
– Вчера вечером.
Семен открыл заслонку, полез в печь.
– Если вякнешь, у меня граната, всю печь разворочу. Закрывай!
Старушка заслонку поставила на место, сама – к столу, рубаху штопать.
И немцы – вот они!
– Партизан! Партизан!
Старушка заохала, руками замахала. Немцы глянули за печь, под кровать, на чердак поднялись. Смотреть больше негде.
На улице, под дулом автомата, – Женька Кабанов. Немцы погнали пленника к начальству. Старушка подождала, заслонку открыла:
– Живой?
Семен выбрался из печи:
– Косточки погрел.
– Твоего дружка поймали.
– Бабка, скорей на улицу! Погляди, куда повели.
Конюхова – к калитке. Скоро вернулась:
– В город! Я Женьку Кабанова знаю. И мать его знаю.
– Та-ак! – сказал Семен. – Готовь, бабка, угощенье сыну. Отнесу. А за храбрость – спасибо. Я у тебя отсижусь… Вечера надо ждать.
Забрался на печь – и ведь уснул! Будто ничего не стряслось.
В отряд вернулся ночью, с винтовкой Кабанова. Не удалась разведка.
А под утро он уже был в пути. Теперь шел один, со строгими наказами, как по городу ходить, не привлекая внимания, где искать в больнице Щуку.
Но в город Семен Щербаков вступил очень даже шумно. Банку из-под тушенки перед собой гнал. Из дыр в зипуне – клочьями вата, ушанка с одним ухом, а сапоги яловые, крепкие. Снял с убитого, должно быть.
Щуку нашел быстро. Показал ей зубы.
– Полечи!
– Полечу, – согласилась Азарова и передала бродяжке тряпицу.
В тряпице – лекарства и донесение.
В обратную сторону Щербаков проследовал, обгрызая капустную кочерыжку.
Донесение Азаровой было тревожное:
«Оккупанты подозревают неправдоподобность наших справок, выдаваемых лицам, предназначенным для отправки в Германию, уж какой раз у них срывается отправка. На выдаваемые справки и их владельцев ведется картотека задним числом. Каждый владелец справки предупрежден. Это в их интересах, и они будут молчать. У оккупантов имеются подозрения на ряд лиц, но кто они, пока неизвестно. Но мы сами делаем выводы. По ходу событий, в ближайшее время нам придется держать ответ, если не арест. Все мы русские, и других улик для врагов не надо. Все предупреждены. На случай потери связи должен сообщить Ясный».
– Как она? – спросил Золотухин Семена.
– Лицом – не подступись. Но хорошая.
– Как, спрашиваю, выглядит? Больная, встревоженная?
Семен руки размахнул:
– Она – большой человек! Глаза, конечно, задумчивые. Но крепкая и смотрит крепко.
– Спасибо, Щербаков. Отдыхай. Нам, как медведям, сил нужно накопить. Тяжелое будет лето.
Прогулка с желтыми подснежниками
Весной небо над Людиновом будто раскрывшийся парашют. На этом парашюте Земля летит. Во Вселенной не падают, во Вселенной взмывают.
В марте и сердце крылато. Алеша Шумавцов носил на крыльях тайны своей улыбку Шуры Хотеевой.
Не та теперь жизнь, чтоб вызвать девушку под первой звездой по улице пройтись, крушить весенний лед на лужицах. В центре Людинова патрули, на окраинах, где за каждым забором сад, стоят танки, возле танков – часовые.
На набережной – полицаи.
Алеша лирического дурачка из себя не строил. Шел всегда сосредоточенно, будто по делу. И дело про запас у него было наготове. Остановят – есть что сказать, не выдумывая наспех.
И ложилась четвертушка тетрадочной страницы в тайник. За этим листочком приходил из леса партизан. Жизнью рискуя. И не зазря. Строки короткого послания превращались на столе командира и начальника штаба в оперативное донесение.
Алеша даже нафантазировать себе не мог, кто читает его отчеты о весне в Людинове.
«17 марта 1942 года. Секретно. Государственный комитет обороны. Тов. Сталину.
Генеральный штаб Красной армии. Тов. Шапошникову.
16 марта 1942 года по радио командир партизанского отряда, действующего в Людиновском районе Орловской области, тов. Золотухин сообщает: "Карта 1–1 000 000, координаты 7094, Людиново, на улице из центра на Киров – танки, бронемашины. Южнее территории завода – отдельный большой красный дом с вышкой – склады боеприпасов, северо-восточнее завода – склады снаряжения и боеприпасов. Юго-западнее от центра города, на Сукремль, в корпусе ФЗУ с трубой – конюшни. Бомбите".