Маска Димитриоса - Эрик Амблер

Мистер Питерс бросил взгляд на Латимера.

— Думаю, Димитриос впечатлен. Уверен, нам нужно продолжить.

Когда Латимер впоследствии думал о Димитриосе, он вспоминал именно эту сцену. Убогий номер с кошмарными обоями. Мистер Питерс, умостившись на краю кровати с пистолетом в руках, прикрыл влажные глаза и что-то говорит. А между ними сидит человек, уставившись прямо перед собой. Его белое лицо неподвижно и безжизненно, как у восковой фигуры.

Голос мистера Питерса то жужжал, то замолкал. Для взвинченных нервов Латимера эти короткие приступы тишины были мучительны в своей остроте. И мистер Питерс снова начинал жужжать: так, пытая, палач бормочет свои вопросы после каждого поворота тисков.

— Повторяю, месье Смит видел Виссера в морге Стамбула. Я говорил, что у него хорошие отношения с турецкой полицией? Так вот, они показали ему тело. В полиции решили, что оно принадлежит преступнику по имени Димитриос Макропулос. Глупо позволили обвести себя вокруг пальца. Даже месье Смит был ненадолго введен в заблуждение. К счастью, я смог его переубедить… Ничего не скажешь на это? Отлично. Не собираешься спросить, как я обнаружил, кто ты и где живешь?

Снова молчание.

— Нет? А может, хочешь понять, откуда я узнал, что в момент убийства бедняги Виссера ты находился в Стамбуле? Или как месье Смит опознал Виссера по фотографии?

Снова молчание.

— Нет? А может, рассказать, как турецкая полиция заинтересуется мертвым убийцей, который на самом деле жив, или греческая полиция — беженцем из Смирны, который так внезапно покинул Табурию.

Полагаешь, трудно будет доказать, что ты и есть тот самый Димитриос Макропулос, или Таладис, или Талат, или Ружмон? Ведь столько времени прошло. Ты об этом думаешь, Димитриос? А я скажу: доказать это не составит никакого труда. Я могу опознать тебя как Макропулоса, а еще Вернер, или Ленотр, или Галиндо, или Великая Княгиня. Кто-нибудь из них еще жив и находится в поле зрения полиции. Каждый с радостью отправит тебя на виселицу. Месье Смит готов поклясться, что в Стамбуле похоронили Виссера.

Остается экипаж яхты, которую ты взял напрокат. Они знают, что Виссер поехал с тобой в Стамбул. А еще консьерж на авеню де Ваграм, где ты жил под именем Ружмон. У тебя так много вымышленных имен, что паспорт уже не поможет. И даже если ты договоришься с французской или греческой полицией, турецкие друзья месье Смита не будут столь сговорчивы. Думаешь, миллион франков слишком большая цена за то, чтобы спасти голову?

Он замолчал. Долгие несколько секунд Димитриос продолжал рассматривать стену.

Потом наконец он зашевелился и перевел взгляд на свои маленькие руки в перчатках. Его слова падали одно за другим, как камни в застоявшийся водоем.

— Мне интересно, — проговорил он, — почему вы так мало хотите. Вы просите только миллион, и все?

Мистер Питерс хихикнул.

— Ты считаешь, что мы обратимся в полицию, когда получим деньги? О нет, Димитриос. Мы поступим с тобой честно. Этот миллион — лишь предварительный жест доброй воли. Однако ты убедишься, что мы не жадные.

— Не сомневаюсь. Вы ведь не хотите, чтобы я пошел на отчаянный шаг. Кто-нибудь еще сомневается в том, что я убил Виссера?

— Больше никто. Я хочу получить миллион завтра, в тысячных банкнотах.

— Так быстро?

— Утром по почте ты получишь инструкции, как нужно его передать. Если не будешь точно следовать инструкциям, второго шанса не представится. В дело немедленно вступит полиция. Ясно?

— Безусловно.

Тон разговора был довольно ровный. Сторонний наблюдатель мог решить, что заключается обычная сделка. Но ни один из голосов не звучал спокойно. Латимеру казалось, что если бы не «люгер», то Димитриос напал бы на мистера Питерса и убил его, а если бы не мысль о миллионе франков, то мистер Питерс застрелил бы Димитриоса. Две жизни висели на тоненьких стальных ниточках инстинкта самосохранения и жадности.

Димитриос встал, и тут, похоже, ему в голову пришла какая-то мысль. Он развернулся к Латимеру:

— Вы все время хранили молчание, месье. Мне интересно, вы понимаете, что ваша жизнь находится в руках вашего друга Питерсена? Если, например, он решит сообщить мне ваше настоящее имя и где вас можно найти, я, вероятно, вас убью.

Мистер Питерс продемонстрировал свои белые вставные зубы.

— А с чего мне лишаться помощи месье Смита? Он в состоянии доказать, что Виссер мертв. Если его не станет, ты сможешь вздохнуть свободно.

Димитриос не обратил внимания на эту заминку.

— Так что, месье Смит?

Латимер взглянул в беспокойные карие глаза и вспомнил фразу мадам Превезы. Безусловно, это были глаза человека, готового сделать вам больно, но они не могли принадлежать врачу. Это были глаза убийцы.

— Могу вас заверить, — сказал он, — что у Питерсена нет стимула меня убивать. Понимаете…

— Понимаешь, Димитриос, — быстро вставил мистер Питерс, — мы не дураки. Теперь можешь идти.

— Конечно. — Димитриос направился к двери, но на пороге задержался.

— Что еще? — спросил мистер Питерс.

— Я хочу задать месье Смиту пару вопросов.

— Ну?

— Как был одет тот человек, которого вы приняли за Виссера?

— В дешевый синий шерстяной костюм. Французское удостоверение личности, выданное в Лионе за год до этого, было вшито в подкладку. Костюм греческого производства, рубашка и нижнее белье — французские.

— И как же его убили?

— Его ударили ножом в бок, а потом сбросили в воду.

Мистер Питерс улыбнулся:

— Ну что, Димитриос, доволен?

Димитриос уставился на него.

— Виссер, — медленно произнес он, — был слишком жаден. Ты ведь не совершишь ту же ошибку, Питерсен?

Мистер Питерс ответил ему таким же взглядом.

— Я буду очень осторожен. Еще вопросы есть? Хорошо. Утром ты получишь инструкции.

Димитриос вышел, не добавив ни слова. Мистер Питерс закрыл дверь, подождал минуту-другую, потом потихоньку открыл ее снова. Знаком велев Латимеру оставаться на месте, он исчез на лестничной клетке. Донесся скрип ступенек. Минуту спустя Питерс вернулся.

— Ушел. Через пару минут мы тоже пойдем.

Он снова сел на кровать, закурил сигару и с таким наслаждением стал пускать кольца дыма, словно его только что освободили из рабства.

Приторная улыбка расцвела, словно роза после грозы.

— Вот, — сказал мистер Питерс, — это и был тот Димитриос, о котором вы наслышаны. И что вы о нем думаете?

— Возможно, если бы я не знал о нем так много, он бы мне понравился больше. Трудно здраво рассуждать о человеке, который только и мечтает тебя убить. — Он запнулся. — Не предполагал, что вы его настолько ненавидите.

Последняя реплика не вызвала у мистера Питерса улыбки.

— Уверяю вас, мистер Латимер, для меня это тоже оказалось сюрпризом. Мне он не нравился. Я ему не доверял. После того как он всех нас предал, это и понятно. И только когда я увидел его здесь, в комнате, я осознал, что ненавижу его так сильно, что готов убить. Если бы я был суеверным, то, наверное, решил бы, что в меня вселился дух бедного Виссера. — Он замолчал, потом, выдохнув, добавил: — Негодяй!

Какое-то время мистер Питерс ничего не говорил. Потом поднял глаза.

— Должен вам признаться, мистер Латимер. Даже если бы вы согласились принять мое предложение, вы не получили бы полмиллиона. Я бы не отдал.

Он плотно сжал губы, как будто готовился к удару.

— Я так и думал, — сухо проговорил Латимер. — И чуть не согласился — хотел посмотреть, как вы попытаетесь обвести меня вокруг пальца. Насколько я понимаю, вы назначили бы время передачи денег примерно на час раньше, и к тому моменту как я появился на сцене, уже исчезли бы вместе с деньгами. Верно?

Мистер Питерс поморщился.

— Какой вы мудрый. И хотя неприятно, что вы мне не доверяете, винить вас не могу. Всевышний посчитал нужным сделать из меня преступника, и мне следует с терпеливым смирением идти по этой дороге навстречу судьбе. Признаю, но не в качестве самоуничижения, что пытался вас обмануть. Позвольте задать один вопрос?

— Ну?

— Вы отказались от своей доли, потому что я мог вас выдать Димитриосу?

— Мне это и в голову не пришло.

— Рад слышать, — торжественно заявил мистер Питерс. — Не хотелось бы, чтобы у вас сложилось обо мне такое представление. Я вам не нравлюсь? Пусть. Но я не желаю, чтобы меня считали бесчувственным. Позвольте заверить, мне это тоже в голову не приходило. Вот вам Димитриос! Мы с вами уже обсуждаем эту возможность, уже не доверяем друг другу и ищем признаки предательства. А кто посеял эту мысль в наши головы? Димитриос! Мистер Латимер, я встречал много безнравственных и жестоких людей, но Димитриос — редкий экземпляр. Почему, как вы думаете, он предположил, что я вас могу выдать?

— Очевидно, согласно принципу: лучший способ победить союзников — заставить их сражаться друг против друга.