Непримкнувший - Дмитрий Шепилов

Громогласным разоблачителем НАТО на мировой арене был тогдашний заместитель министра иностранных дел СССР А.Я. Вышинский.

С Андреем Януарьевичем Вышинским я познакомился зимой 1923 года: он был моим руководителем семинара и лектором у нас на правовом факультете в МГУ на курсе уголовного процесса. В последующие годы я многократно слышал его публичные лекции, доклады, а затем как научный работник сталкивался с ним по разным поводам в системе Академии наук СССР, действительным членом которой он стал в 1939 году.

Всемирную шумную известность приобрел Вышинский в качестве государственного обвинителя на крупнейших судебных процессах по т.н. «Шахтинскому делу», «Промпартии», «Объединенного троцкистско-зиновьевского террористического центра» (1936 г.), «Параллельного троцкистского центра» (1937 г.), «Объединенного антисоветского правотроцкистского блока» (1938 г.) и многим другим.

Вышинский был безусловно человеком одаренным, натренированным оратором, умелым полемистом, с чрезвычайно быстрой, часто хлесткой реакцией на доводы оппонента. Но ораторское искусство Вышинского, которое на первых порах импонировало многим, покоилось на гнилой морально-этической основе.

Во-первых, Вышинский был непревзойденным Нарциссом. Черты нарциссизма были гипертрофированны у него до патологического предела. Выступая на партактиве или с лекцией, или на собрании, он кокетничал, манерничал, всё время любовался собой: смотрите, какой я талантливый, какой остроумный, какой находчивый… Он то и дело пересыпал свой рассказ фразами типа; «Ну, тут я, конечно, положил Идена на обе лопатки», «Я загнал секретаря США Бирнса в угол», «Я разъяснил этому прекраснодушному маниловцу Леону Блюму…»

Во-вторых, Вышинскому были органически присущи самые отталкивающие черты макиавеллизма. Ради карьеры и достижения своих целей он не гнушался никакими средствами. Это он в годы зловещих чисток, «развивая и обогащая» теорию Сталина об обострении классовой борьбы, изобрел «презумпцию политической виновности» в судебно-следственной практике, выглядевшую так: «ты обвиняешься в том, что ты американский шпион (или троцкист, или бухаринец): докажи, что ты им не являешься». Обвинение могло быть самым фантастическим и нелепым, а возможности для опровержения в условиях одиночного тюремного заключения равны нулю.

Генотипической чертой Вышинского была крайняя беспринципность. Он мог рьяно, с адвокатско-актерским блеском, защищать определенные положения, но достаточно было Сталину или Молотову, или другому руководителю дать реплику — или любым движением руки, головы, брови выразить свое недовольство или сомнение, — чтобы Вышинский тут же совершил поворот на 180 градусов и начал с таким же блеском и остроумием защищать прямо противоположное.

В силу своих морально-политических качеств Вышинский стал удобным универсальным орудием карательной политики Сталина в самые черные годы.

В своих лекциях по уголовному праву Вышинский, выспренне прикрываясь фразой «в условиях пролетарской диктатуры благо государства есть высший закон», пропагандировал изобретенную им формулировку: «Лучше осудить десять невиновных, чем оправдать одного виновного».

В качестве Генерального прокурора СССР Вышинский благословлял и освящал широкую практику необоснованных репрессий. С его определяющим участием инсценировались многочисленные судебные процессы, на которых все обвиняемые «признавались», а самые недоказанные вещи считались доказанными. На совести Вышинского как прокурора — легион загубленных жизней.

Но то было до войны. Теперь Вышинский сверкал на поприще Организации Объединенных Наций, обрушивая ежедневно на головы трепещущих империалистов Ниагару слов. В качестве дипломата Вышинский в своем красноречии не знал никаких границ и заслонов. В периоды различных международных ассамблей чуть ли не ежедневно в центральных газетах печатались по 2—3 полосы с речами Вышинского. Причем сам Вышинский частенько повторял браваду: «Я по каждому вопросу подготовляю один текст речи, произношу экспромтом другой, а печатаю третий».

Много позже, в 1956 году, на Лондонской конференции по Суэцкому вопросу, государственный секретарь США Джон Фостер Даллес, прибыв в наше посольство для встречи со мной, в ходе беседы обмолвился такой фразой:

«Я приехал к вам потому, что в вашем весьма лаконичном заявлении по прибытии в Лондон я нашел одно слово, одно, но которое дает надежду, что мы с вами можем попытаться найти общую почву для разумного подхода к решению суэцкой проблемы. Это было бы весьма затруднительно с господином Вышинским, который, само собой разумеется, заслуживал высокого уважения. Но мне трудно представить себе человека, который мог бы доплыть до конца, читая блистательные речи и заявления господина Вышинского».

И действительно, Вышинский упивался своим красноречием настолько, что ради красивой или хлесткой фразы готов был потопить существо дела.

Таков был один из самых, пожалуй, ярких представителей сталинской бюрократии. И чтобы закончить с ним, расскажу такой эпизод. Мне нужно было переделать мое выступление на сессии ООН — кажется, было это осенью 1956 года. Я прошел в кабинет нашего представителя при ООН и попросил вызвать стенографистку. Диктовал, расхаживая по кабинету, потом задумался… сел за стол… закрыл глаза рукой…

Вдруг стенографистка бросается ко мне с диким криком:

— Дмитрий Трофимович, что с вами?

С минуту мы смотрим друг на друга. Потом она приходит в себя и начинает извиняться:

— Вы знаете, ведь с Вышинским всё было именно так. Он диктовал мне именно здесь. Сначала ходил. Потом присел вот за этот же стол. Закрыл глаза рукой. Сидел минуту, две, три… Я сразу не сообразила, что произошло. Пока вызвали доктора, было уже поздно.

Да, Андрей Януарьевич умер очень легкой смертью.

…Эволюция в сторону усиления недемократических методов руководства и управления сказывалась во всех звеньях партийного и советского механизмов. Не составлял исключения и, казалось бы, демократический по самой своей природе орган — Верховный Совет СССР.

12 марта 1950 г. состоялись очередные выборы в Верховный Совет СССР. Перед этим я денно и нощно был в разъездах и выступал перед рабочими, колхозниками, интеллигенцией Каменск-Уральского избирательного округа: Уральского алюминиевого завода, Синарского трубного, авиационных заводов, Каменск-Уральской ТЭЦ, Березовского рудника по добыче золота, пригородных колхозов и совхозов.

Всюду, начиная с прославленного Свердловского Уралмаша, меня поражали могучая, первоклассная техника заводов-гигантов, напряженный труд и огромный производственный подъем среди массы строителей социализма. Всюду трогали теплота и сердечность, с которыми принимали избиратели меня — простого смертного.