Папа на сезон (СИ) - Николаева Юлия Николаевна

Глава 23

Демьян

Прохожу в комнату, на кровати лежит лист бумаги, свернутый наподобие конверта, открываю и чертыхаюсь: деньги. Много. Несложно догадаться, за что: фиктивный брак развалился, Настя с Андреем уехала, вернула деньги. Полный... звездец. Сажусь на кровать, а потом падаю на спину, устало потирая лицо. Но почему она уехала? Почему? Ведь мы вроде бы все обговорили, более-менее. Я был уверен, что она тут. Даже предположить не мог подобный поворот. Увидела видео с Дариной и решила, что мои слова гроша ломанного не стоят? Настолько, что собрала вещи и уехала? Не стала бы она так делать, в конце концов, мы с ней о наших отношениях беседы не вели... Я даже не знаю, есть оно вообще ко мне, отношение какое-то. Мне-то кажется, есть, но после стольких косяков с моей стороны...

Только сейчас осознаю, насколько я все это время не ценил ее. Ее и то, что у нас было, хоть и фиктивно. Точнее, то, что у нас было помимо прилюдного "фиктивно". Я наивно полагал, что она никуда не денется, пока я разберусь со всеми делами. А она делась, и сейчас это кажется вполне очевидным. Не научился ты, Демьян, к тридцати с лишним годам расставлять приоритеты. Привык, что в жизни всегда на первом месте работа, а остальное как-то на время и само собой разруливается. Теперь вот придется напрячься.

Черт, я ведь не могу сейчас полететь за ней, надо закрыть Севастополь, потом уже только. Надеюсь, в неделю все документы будут подписаны. Неделя. Семь дней без нее и Андрея. Зачем-то снова звоню ей, абонент вне зоны действия, что неудивительно. Набираю Касторина, вчера он не объявлялся, да и его можно понять, на подобные косяки он не подписывался. Вот ведь обрадуется Настиному отъезду. Думаю, нашу рекламную кампанию можно считать закрытой.

Это я и сообщаю ему, когда Борисыч отвечает. Он молчит некоторое время, потом спрашивает:

— Разрешите вопрос, Демьян Александрович, а почему она уехала? Или это личное?

Усмехаюсь, правда, мысленно. Знал бы я сам ответ на этот вопрос.

— Думаю, ей просто все надоело. Такая слава не для нее. Деньги она, кстати, оставила.

— Честная, – усмехается Касторин. – Ну да это было сразу видно. Хорошая девчонка, жаль, что так вышло. – Он замолкает, чувствую, о чем-то думает, потому жду. Наконец, Борисыч, продолжает: – Извиняюсь еще раз, но вы не думали о том, чтобы съездить за ней?

Хлопаю глазами в полной растерянности. Это он сейчас к чему? Или то, что я влюбился, как пацан, заметно настолько?

— В каком плане? – спрашиваю по возможности отстраненно.

— В плане нашей рекламной кампании. Я понимаю, вчера наговорил много лишнего, но я не люблю сдаваться, Демьян Александрович. Тем более такой позор ляжет на мою репутацию. Предлагаю вам спасти нашу кампанию.

— Каким образом? – спрашиваю бестолково.

— Ну как же, – слышу, что Касторин уже воодушевлен. – На самом деле, все складывается идеально, даже более остро, чем мы могли бы придумать. Настя уезжает вместе с сыном, потому что видит видео с вами и той девушкой. Собирает вещи и молча улетает, чувствуете накал? А вы летите следом просить прощения, возвращать. Настя девушка мягкая, уверен, вы уговорите ее доиграть этот акт.

— А дальше-то что? – усмехаюсь. – Она сюда не поедет, а я там сидеть не буду, вы же понимаете? И в итоге будет еще один мыльный пузырь.

— Побудете там недельку, потом вернетесь один, почему один, мы придумаем. А там две недели, и выборы. Все это время будем нагнетать обстановку, уверен, электорат будет в восторге.

А все-таки не зря он свой хлеб ест, а, как ловко обыграл сложившуюся ситуацию. Только вот основная проблема в том, что я действительно полечу к Насте, но совсем по другим причинам. И мне совершенно не хочется, чтобы это была очередная рекламная кампания. Мне хочется, чтобы это были просто я, Настя и Андрей. Не знаю, как это будет, но попытаться я обязан.

— Нет, Евгений Борисович, – произношу в итоге, – не обессудь, но я предпочитаю закончить эту кампанию. Всю неустойку оплачу.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Он некоторое время молчит.

— Ну что ж, – говорит в итоге, – выбор ваш, Демьян Александрович.

— Спасибо.

Мы прощаемся, минут десять я лежу на кровати, разглядывая потолок. А потом понимаю, что нужно ехать на работу, чем быстрее разберусь с важными делами, тем быстрее уеду.

В машине меня застает звонок от Светланы.

— Скоро буду, – отвечаю сразу.

— Тут Соломонов, – шепчет девушка, – и он в ярости.

— Понял. Спасибо.

Так, что еще успело случиться? Определенно москвичи засветились, только не знаю, каким образом.

Вхожу в приемную, Соломонов встает с дивана, киваю в сторону кабинета, делая Свете знак, чтобы не мешала. Она кивает в ответ, понимая с полуслова. Как только за нами закрывается дверь, мужчина резко хватает меня за грудки.

— Ты что же, подставить меня решил, Третьяков? Ты знаешь, что я с тобой за это сделаю?

Аккуратно снимаю его руки, пройдя за стол, сажусь и говорю:

— Давайте остынем, Иван Алексеевич. Сядьте и спокойно объясните, в чем вы меня обвиняете?

Он смотрит внимательно, тяжело дыша, качает головой.

— Знаешь, как тебя называют, Третьяков? – говорит вдруг. – Честный делец. И я сам так считал до этого момента.

— Подробнее, – хмурюсь, сцепив руки в замок.

— Подробнее заключается в том, что мне начали перекрывать кислород. Объекты уплывают сквозь пальцы, партнеры начинают валить. Скажешь, не твоих рук дело?

Вздыхаю.

— А зачем мне это, Иван Алексеевич?

— Ты же обещал неприятности.

— Я не обещал. Только сказал, что мне есть чем ответить, если вы решите действовать. В нынешней ситуации я ни при чем. Более того, действовать первым против вас мне бы и в голову не пришло. Я предпочитаю решать дела мирно. И честно, – добавляю, словно подтверждая его слова. О прозвище мне известно, и оно вполне оправдано, я всегда стараюсь держаться стороны закона и не пренебрегаю человеческим фактором. Некоторым это претит, некоторым симпатизирует, но главное, что позволяет мне находиться в миру с самим собой.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Соломонов снова смотрит внимательно, словно пытается понять, говорю ли я правду или уверенно вру. Наклонившись вперед, продолжаю:

— Вы бы лучше не на меня грешили, а подумали, кому вы могли перейти дорогу настолько, что человек начал войнушку. Влиятельный человек, замечу вам. С севастопольским проектом не связывали?

— Откуда ты... – начинает мужчина, но замолкает, усмехнувшись. – Что, решил сам туда влезть?

— Вовсе нет, – отвечаю равнодушно, – хотя скажу честно, предлагали. Некто Олег Баринов очень хочет скинуть вас, Иван Алексеевич, с этого проекта, и человек он явно непростой. Подумайте, стоит ли переходить ему дорогу.

Соломонов качает головой.

— Если мы будем стоять в стороне, эти москвичи у нас весь бизнес отожмут, Демьян.

— Весь не весь, наш кусок останется при нас. А сейчас вы рискуете все потерять.

— Умный какой, – снова усмехается мужчина. – Мальчишка ведь еще, а умный, зараза. Что знаешь о проекте?

Рассказываю, не называя имен, он кивает.

— Значит, не вписался, – говорит в итоге задумчиво. – Смотри, а то Баринов вполне способен и тебе карьеру перекрыть. Политику я имею в виду.

Усмехаюсь. Я и сам вроде неплохо справляюсь с тем, чтобы ее запороть. Да и вообще что-то не уверен в последнее время.

— Зато если пролезешь, – продолжает он, – сможешь потеснить их с нашей территории.

— Посмотрим, – пожимаю плечами, – у меня пока нет четких планов на будущее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Кивнув, Соломонов поднимается.

— Ладно, Демьян, ты меня извини, вспылил. И насчет Лизы тоже. Уж больно она просила надавить, замуж за тебя хочет. Не передумал насчет нее?

Молча качаю головой. Он кивает, протягивая руку. Пожимаю в ответ, поднявшись.

— Политику не бросай, – говорит мне, я только усмехаюсь в ответ. Соломонов тоже не дурак, свои люди, как говорится, нигде не помешают.