Обратная сила. Том 2. 1965–1982 - Александра Маринина

Что же будет дальше? Как обустроится их новая жизнь? Борька собирается жениться на Танечке Потаповой, и до сегодняшнего утра предполагалось, что жить молодые первое время будут здесь, это даже не обсуждалось, потому что у Веры Потаповой однокомнатная квартира, а у Орловых – очень приличная «трешка». Сразу после свадьбы планировалось начать поиски размена, чтобы у детей была своя жилплощадь. Но теперь надо каким-то образом решать вопрос жилья для Люси. Разменивать квартиру, получить, в итоге, маленькую двухкомнатную (для себя и Бориса с Татьяной) и «однушку», в которой Люся будет жить со своим режиссером. Или попытаться разменять трехкомнатную квартиру на три однокомнатные, чтобы отделить молодоженов, но без доплаты это вряд ли получится, значит, придется продавать машину. А Аллочка с сыном? Так и останутся в общежитии? Или нужно дождаться, пока Хвыле все-таки дадут давно обещанную квартиру, и тогда устроить размен более сложный, но сулящий лучшие результаты, по крайней мере, для дочери и внука.

Большую часть времени между вечерним разговором с сыном и утренним объяснением с женой Александр Иванович провел в попытках найти способ удержать Люсеньку. В голове крутились только какие-то банальности, вроде слов, что «за любовь надо бороться», «тридцать лет вместе», воспоминаний о том, как все было хорошо и они жили без ссор и скандалов и вместе вырастили замечательного сына, и тому подобные вещи. Лишь ближе к рассвету Орлова озарила простая и ясная мысль: если вот уже три года его жене лучше с другим мужчиной, то зачем ее удерживать? Зачем пытаться вернуть в лоно семьи? Кто будет счастлив при таком повороте событий? Он, Орлов, знающий, что жена страдает и скучает по своему режиссеру, тоскует и рвется к нему? Или она, Люся, страдающая и тоскующая, живущая с мужем, которого разлюбила? Ради чего все это затевать? Обычно принято отвечать: ради детей. Но Борька вырос, он самостоятельный взрослый мужчина, собирающийся создавать свою собственную семью. Тогда ради чего? Зачем же мучить друг друга?

Но нельзя забывать и о том, почему вообще всплыла вся эта история: о Борькином приятеле из КГБ, который «по-дружески предупредил». Почему именно сейчас? Потому что к началу сентября знаменитая Хельсинкская группа оказалась полностью обескровленной, основной ее костяк был арестован, а двое оставшихся на свободе наиболее активных члена объявили о прекращении деятельности по контролю за соблюдением в СССР подписанных в Хельсинки соглашений о соблюдении прав человека. Диссидентскому движению в стране был нанесен серьезный удар, недвусмысленно означавший, что работа КГБ в этом направлении не только не сворачивается, а, напротив, активизируется в самое ближайшее время. Связь Людмилы Анатольевны Орловой с Андреем Хвылей – это не просто супружеская измена, на которую Борькиному однокурснику было бы наплевать. Это связь с инакомыслящими. Это высокий риск попасть под репрессии. Ему, Орлову, уже ничего не страшно, даже если он лишится работы: просто уйдет на пенсию, возраст как раз подошел. А вот на Борьке может сказаться, и еще как! Он пока в комсомольском возрасте, но для того, чтобы сделать нормальную карьеру в следствии, он обязательно должен вступить в партию, а какая может быть партия при матери-диссидентке? Верочке Потаповой, пока она работала в прокуратуре, было проще: такого гениального следователя двигали и без членства в КПСС. А Борис Орлов – самый обыкновенный, хороший, добросовестный, но ничем не выдающийся. На нем за Люсеньку отыграются в полный рост, он и ахнуть не успеет. И в интересах сына надо бы Люсю отпустить подальше от себя.

И еще одна мысль не давала покоя Александру Ивановичу Орлову, терзая его и в ту долгую мучительную ночь, и весь следующий день: как же так получилось, что совершенно незнакомая женщина, пусть даже и родная дочь, вдруг заняла весь первый план его жизни и вытеснила из нее не только жену, но и горячо любимого сына Борьку? Да, конечно, Алла поразительно похожа на Руфину Азиковну Штейнберг, свою бабушку, просто точная копия, и не только чертами лица, но и мимикой, и пластикой, и даже голосом. Но ведь Борька – сын, обожаемый, выросший на глазах у Орлова. Именно Борьке, а не Аллочке, Орлов расказывал на ночь сказки и стихи, именно его учил читать и считать в трехлетнем возрасте, именно его отвел в первый класс с огромным букетом гладиолусов. А теперь что же? «Борька во мне не нуждается, – уговаривал себя Александр Иванович. – Он взрослый, он уже следователь, офицер, жених, у него все в порядке, папа и мама рядом, жилье есть, работа, зарплата, причем немаленькая. Полно друзей и знакомых: и одноклассники, и однокурсники, и коллеги. У него все в полном порядке. А Алла сидит практически без работы, получает свою минимальную зарплату, муж не уделяет ей никакого внимания, они ютятся в крошечной комнатушке в общаге, и если Андрей весь в искусстве и в творческих планах, то Аллочка тянет на себе и быт, и довольно сложного сына-подростка. Она куда больше нуждается в поддержке и помощи – пусть хотя бы моральной и организационной, потому что финансово я ей помочь никак не могу, да она и не примет: с какой стати адвокат Орлов будет давать деньги безработной актрисе Горлицыной? Это и само по себе неприлично, и пересуды пойдут, и ее муж не поймет. У Аллы никогда не было отца, она выросла с отчимом, мама умерла. Подруг в Москве не завела пока, то есть они есть, конечно, но у Аллы хватает здравого смысла трезво оценивать истинные причины их расположения: они – актрисы, а Алла Горлицына – жена режиссера Хвыли. Цена такой дружбе ох как невысока. Разве не очевидно, что дочь нуждается во мне куда больше, чем сын?»

Во время этих тягостных раздумий где-то на задворках сознания то и дело мелькало выплывавшее из детских воспоминаний слово «шрейтеле». Шрейтеле – домовой, о котором сложено множество еврейских народных сказок. Орлов много лет не вспоминал это слово… Не вспоминал до тех пор, пока Алла однажды не сказала:

– Из всего того, что мама рассказывала об отце, я запомнила только, что он в детстве очень любил сказки про шрейтеле. Это он сам маме говорил. И еще он ей говорил, что сказки про Гершеле ему не нравились. Вот бы прочитать все эти сказки!

– Зачем? – спросил тогда Александр Иванович, пытаясь сохранить вид равнодушной заинтересованности, чтобы не показать, как сильно забилось в тот момент его сердце.

Он ведь действительно говорил когда-то об этом медсестричке Зоеньке Левит, матери Аллы. Неужели она обратила внимание и запомнила? И не просто запомнила, а еще и дочери рассказала…

– Может быть, мне стал бы понятен характер отца, – задумчиво ответила Алла. – Знаешь, когда актер прорабатывает роль, он очень внимательно читает все, что говорит и делает его персонаж, как реагирует на слова других действующих лиц, на происходящие события. По крохам, по крупицам актер собирает информацию и как бы восстанавливает полный облик героя, конструирует его личность, разбирает его характер. Если невозможно ничего узнать о поступках отца, то, может, хотя бы по сказкам, которые он любил и которые не любил, можно что-то понять о нем.

В тот раз Орлов заявил дочери, что с еврейскими народными сказками не знаком, но постарается или найти книгу, если она вообще существует, или расспросить знающих людей. Книгу он, разумеется, найти и не пытался. Просто сказал Алле через несколько дней:

– Если тебе все еще интересно, могу поделиться несколькими сказками про шрейтеле и про Гершеле. Вытряс из одного старого адвоката. Не гарантирую, конечно, что он все помнит правильно, все-таки годы весьма солидные, под девяносто. Но вырос он в Херсоне, и можно полагать, что фольклор там был примерно таким же, что и у полтавских евреев.

Сказки рассказывала бабушка Хана, мама отца, Иосифа Ефимовича.

Истории про Гершеле маленькому Мише действительно никогда не нравились: мальчик не понимал, какая радость от того, что хитрый бедняк обманул простодушного богатея. А вот сказки про шрейтеле-домового мальчик очень любил. Шрейтеле помогал тем, кто честно трудится, но была у этого существа одна особенность: отблагодарить его за помощь можно было, судя по бабушкиным сказкам, только одним способом – подарить ему «правильную одежду», простую, не нарядную и непременно белую. Если оставить ему в качестве благодарности, например, красный кафтанчик, то шрейтеле обидится, уйдет и больше помогать не будет. Почему-то эта смешная черта характера необыкновенно нравилась Мише и делала в его глазах сказочного домовенка очень человечным и реальным.

В тот день Александр Иванович и Алла долго разбирали каждую сказку, строя предположения о возможном характере мальчика, которому вот это нравилось, а вот это – не очень. Собственно, говорила в основном Алла, а Орлов только соглашался или коротко возражал в ответ на ее рассуждения, боясь сказать слишком много и выдать себя. Он слушал свою дочь и испытывал такое невероятное счастье, о существовании которого даже не подозревал. И еще несколько следующих недель он словно купался в этом счастье, согревавшем его и разливавшем вокруг себя волшебный свет.