Дочери Рима - Кейт Куинн

— Опять твои исторические хроники?! — вскричала Корнелия, когда сестра принялась надевать на нее плащ. — Моя жизнь кончена, а ты продолжаешь трещать о жалкой мерзкой истории?

— История — это все, что у меня есть, Корнелия. Это моя единственная отрада. Ты вот хотя бы безутешная вдова, у тебя есть твое горе. Я же всего лишь твоя никому не нужная сестра, которая вынуждена быть в семье девочкой на побегушках. В том числе и у тебя. Хотя мне это неприятно, но я не желаю уйти, а вернувшись, застать тебя мертвой. Пошли!

С этими словами Марцелла потянула Корнелию за собой, и они зашагали вниз по лестнице, где стали свидетелями разгорающейся ссоры.

Диана, вне себя от возмущения, стояла, гордо расправив плечи, перед распекавшей ее Туллией.

— Что за слова? Тебе стоит прополоскать после них рот!

Диана с вызовом вскинула подбородок.

— Отец выражается еще крепче, когда у него ломается деревянный молоток.

— Мне наплевать, как выражается твой отец, но ты обязана вести себя в моем доме так, как приличествует воспитанной и благонравной юной особе.

— Тогда я не останусь на ваш ужин! — пожала плечами Диана и направилась в атрий.

— Стыдись!

— Диана, постой! — вмешалась в разговор Марцелла. — Мы идем с тобой.

— Как ты смеешь уходить от меня, нахальная сучка?! — взвизгнула в спину Диане Туллия.

— Я не ухожу, Туллия, — бросила та через плечо. — Я убегаю. Причем как можно быстрее.

— Ты не против, если мы убежим вместе с тобой? — спросила у нее Марцелла, увлекая за собой Корнелию. В открытую крышу атрия падал дождь. — Корнелии нужен укромный уголок, где ей никто бы не мешал. Она собралась наложить на себя руки.

— Я сделаю то же самое, если останусь в этом доме еще хотя бы минуту.

— Куда ты? — бросила им вслед Туллия. — Мой ужин!

— Мне ничего не нужно, — возразила Корнелия и неожиданно расплакалась, чувствуя, как горячие слезы на ее лице смешиваются с холодными каплями дождя. — Ну, зачем ты вернулась домой так рано? Зачем?

— …наконец что-то сделала, — продолжала Марцелла, не обращая внимания на слова сестры. — Меньше десятка слов. Всего шесть.

— Что за суета? — поинтересовался проходивший мимо них Луций, лениво глядя на струи нескончаемого дождя. — Марцелла, может, ты напомнишь рабам о моих тогах? Мне не нравится, как они их накрахмалили.

Марцелла посмотрела мужу прямо в глаза.

— Луций, — ровным тоном произнесла она, не обращая внимания ни на кого: ни на слезы Корнелии, ни на нетерпеливо топавшую ногой Диану, ни на пылавшую гневом на другом конце атрия Туллию. — Ты недавно недвусмысленно дал мне понять, что никогда не сделаешь меня хозяйкой своего дома. Так что считай, что я здесь всего лишь гостья, так же, как и ты. Если тебе не нравится, как выглядит твоя одежда, будь добр, скажи об этом рабам сам.

Сказав это, она вытащила Корнелию под дождь.

— О, боги, только не эти одеяла! Они же все дырявые! — воскликнула Лоллия, сморщив нос. — У нас осталось еще что-нибудь в кладовой?

— Все раздали еще вчера, госпожа.

— Тогда берите попоны. Если они чистые и теплые, люди им будут рады, даже несмотря на запах лошадиного пота, — сказала Лоллия и повернулась к повару и рабам. Те послушно ходили за ней по пятам, как выводок утят за уткой, а возле ее ног крутилась беззаботная кудрявая Флавия. Взрослые, напротив, были мрачны.

— Госпожа, — обратился к Лоллии повар, когда хозяйка решила озаботиться вопросами кухни. Обычно он занимался сладкой выпечкой. — Это ниже моих способностей. Я пек печенье и булочки для императоров и царей, теперь же меня заставляют печь простые лепешки для плебеев.

— От печенья и пирожков мало пользы в дни наводнения, — ответила Лоллия и выглянула в щель между ставнями во двор. Как обычно, перед домом выстроилась длинная очередь; головы людей опущены под тугими струями дождя. — О, небо, неужели этому никогда не будет конца?!

— Но, госпожа!..

— Оппий, я знаю, ты в жизни не видел ничего более ужасного, чем ячменная мука, но это неотложная необходимость. Ты оказываешь огромную услугу нашим жильцам, и я не оставлю тебя за это без награды. — С этими словами Лоллия похлопала пекаря по испачканному мукой плечу. — Лепешки, прошу тебя, напеки их как можно больше.

Она на минуту отвернулась от Оппия и, подхватив Флавию на руки, посадила дочь на ближайший стол со стоящей на нем большой миской муки, а сама вернулась к прежнему разговору. С одной стороны от нее переминались с ногу на ногу повар и управляющий, с другой застыл верный Тракс.

— Будет лучше, если мы откроем ворота. Сегодня очередь, кажется, даже длиннее, чем вчера.

Похоже, что этому ужасу не будет конца! Дожди в этом году пошли гораздо позже обычного, и Тибр стремительно вышел из берегов. Мост Силика обрушился. Целые кварталы жилых домов в бедной части города обрушились в воду грудами камня. Затопило несколько городских зернохранилищ, и хранившееся в них зерно было безнадежно испорчено. Лавки закрылись, и их хозяева спешно перебрались в места повыше, куда еще не добралась вода. Роскошный дом, который Лоллия занимала вместе со своим новым мужем Сальвием, еще не затопило, но потоп уже подобрался к самому порогу. Это обстоятельство вынудило ее взять с собой дочь и перебраться в огромный дом деда, прилепившийся к высокому склону Палатинского холма. Кстати, его владельцу наводнение также принесло немало бед. Два принадлежащих деду доходных дома было разрушено, четыре лавки пришлось закрыть.

— Не толкайтесь! Проявляйте терпение, вам всем помогут, так что соблюдайте очередь!

Во двор дома хлынула толпа. Всего десять дней назад здесь цвели зимние лилии и ярко зеленел ранний весенний мох, сегодня же по нему текли бурные грязевые потоки. Рабы послушно выполняли распоряжения Лоллии, зорко следя за тем, чтобы очередь, получая одеяла, лепешки и миски с ячменной похлебкой, вела себя спокойно.

— Госпожа, — пожаловался управляющий, — некоторые из этих людей — плебеи из других кварталов города. Мы же не обязаны кормить жильцов чужих домов! Нам бы своих накормить!

— Накорми их всех, Элий. Мы можем себе это позволить.

Рабы, плебеи, жильцы доходных домов — все они тянули к ней замерзшие, дрожащие руки, и Лоллия раздавала им деньги, сопровождая раздачу ободряющими словами. Она знала, что делать, что бы ни говорили кузины, всегда считавшие ее белоручкой. Они способны лишь чесать языками. Да, я обожаю удовольствия, но только в хорошие времена. Когда же наступают времена плохие, я без всяких разговоров закатываю рукава и занимаюсь нужным делом. Дед всегда учил ее поступать так. Когда-то он сам был рабом, а рабы никогда не забывают своего горького прошлого.